Современная жрица Изиды
Шрифт:
— Ну вотъ мы теперь и проведемъ пріятно вечерокъ. Елена боялась, что вы пожалуй не прідете, даже на картахъ загадывала.
При этихъ словахъ г-жа X. ушла въ свою комнату и вернулась оттуда съ коробками разныхъ русскихъ, привезенныхъ ею, гостинцевъ.
Скоро Бабула подалъ чай. Вокругъ насъ была тишина, на пустынной улиц почти никакой зды, и мн снова стало казаться, что я нахожусь въ какомъ-нибудь русскомъ деревенскомъ дом, среди старыхъ помщицъ. Да и разговоры у насъ были совсмъ русскіе, очень, очень далекіе отъ Парижа, теософіи, Индіи и тому
— Скажи пожалуйста, Елена, — вдругъ обратилась къ ней г-жа X.- привезла ли ты съ собою тотъ твой миніатюрный портретъ, который былъ сдланъ индусомъ-«челою», и о которомъ ты мн писала?
— Нтъ, — отвчала Блаватская, — онъ остался въ Адіар, насколько я помню, да впрочемъ, вотъ сейчасъ мы это наврно, узнаемъ. Бабула! — крикнула она.
У двери показалась чумазая физіономія индуса.
— Скажи пожалуйста, — обратилась къ нему Елена Петровна, — гд тотъ мой маленькій портретъ, который былъ въ медальон?
— Онъ остался въ Адіар, въ шкатулк, произнесъ индусъ, какъ-то слишкомъ прямо, нахально глядя въ глаза своей госпож.
— Очень жаль! — воскликнула г-жа X.,- но отчего же ты не взяла его съ собою? — любопытно было бы посмотрть на художество этого твоего «челы».
— Художество его ты и сейчасъ увидишь, на мн такой же точно портретъ «хозяина», нарисованный этимъ же «челою». Смотри!
При этихъ словахъ Блаватская сняла со своей шеи большой золотой медальонъ, открыла его и передала г-ж X.
Скоро медальонъ этотъ оказался въ моихъ рукахъ, я увидлъ въ немъ сдланное на кости, и весьма посредственно, изображеніе какого-то необыкновенно красиваго человка въ бломъ тюрбан. Посмотрли мы вс, посмотрли — и Елена Петровна опять надла медальонъ на шею.
— Да, но я бы хотла видть именно твой портретъ, — стояла на своемъ г-жа X. — Ты вдь говоришь, что не только для твоего «хозяина», но и для «челы» его нтъ ничего невозможнаго, ну, такъ сдлай же, чтобы этотъ портретъ изъ Адіара, изъ шкатулки, очутился здсь, передъ нами.
— Ишь, чего захотла! — замтила г-жа Y.
Елена Петровна усмхнулась.
— А вотъ посмотримъ, можетъ быть это и возможно, — многозначительно проговорила она и подняла руку.
Въ то же мгновеніе надъ нашими головами раздался уже знакомый мн звукъ серебрянаго колокольчика. Блаватская прислушалась и затмъ обратилась къ г-ж X.:
— Ну-ка, сними съ меня медальонъ да открой его, можетъ быть тамъ что-нибудь и найдешь.
Г-жа X. сняла медальонъ, открыла, и моимъ изумленнымъ глазамъ явилось на обихъ внутреннихъ сторонахъ медальона два портрета: одинъ, уже знакомый, красиваго человка въ бломъ
Я взялъ медальонъ въ руки, тщательно осмотрлъ его: оба портрета были вдланы крпко, очень крпко, однимъ словомъ, имли такой видъ, будто они всегда тутъ и находились, одинъ противъ другого. Все это было устроено такъ чисто, что я ршительно не могъ ни къ чему придраться.
Г-жа X. многозначительно взглядывала поперемнно на каждаго изъ насъ и вдругъ сказала:
— Ну, а открой-ка теперь медальонъ, можетъ быть твой портретъ ужь и исчезъ.
— Можетъ быть, — произнесла Елена Петровна, открыла медальонъ… портрета въ немъ не было.
Опять она сняла медальонъ съ шеи, опять онъ въ моихъ рукахъ, я разглядываю его очень внимательно и убждаюсь, что единственный портретъ человка въ тюрбан крпко вдланъ, а отъ другого не осталось ни малйшаго слда. За портретомъ «хозяина», судя по толщин медальона, не можетъ быть мста для другого портрета, сдланнаго на костяной пластинк, съ наклееннымъ на нее все же довольно плотнымъ стекломъ.
«Феноменъ, да, феноменъ», — думалъ я, но въ то же время внутреннее чутье настойчиво твердило: «а что, если это только одинъ изъ самыхъ обыкновенныхъ фокусовъ, если все это подготовлено, какъ и весь разговоръ о портрет, какъ и каждое слово?
А что, если меня и чай пить звали, и всю обстановку такую спокойную и симпатичную устроили для того, чтобы совсмъ сразить и на вки-вчные заполучить этимъ феноменомъ?»
Одной этой мысли было совершенно достаточно для уничтоженія во мн того сладостно-жуткаго чувства, которое не можетъ не охватить человка въ виду полуоткрытой передъ нимъ двери въ область тайнъ природы.
— Ну, что вы на это скажете, господинъ скептикъ? — обратилась ко мн Елена Петровна.
— Это необыкновенно и во всхъ отношеніяхъ интересно.
— Убждены ли вы наконецъ?
— Не совсмъ, но теперь ужь вамъ очень легко убдить меня. Я прошу вашего хозяина, для котораго пространство — ничто, и который, какъ вы говорите, невидимо присутствуетъ здсь, въ этой комнат, его или его челу, однимъ словомъ, я прошу существо, или силу, которыя производятъ эти феномены, положить сейчасъ исчезнувшій вашъ портретъ въ мой портъ-сигаръ.
Я вынулъ изъ кармана портъ-сигаръ, открылъ его, убдился, что кром папиросъ въ немъ ничего нтъ, закрылъ и крпко держалъ въ рук своей.
— Вотъ, сказалъ я, — пусть вашъ портретъ очутится въ этомъ портъ-сигар, который я держу въ рук, и тогда я убжденъ совершенно и готовъ буду идти на какія угодно пытки за мое убжденіе.
Елена Петровна наклонила голову, будто къ чему-то прислушиваясь, и сказала:
— Вы забываете, что имете дло съ человкомъ, хоть и умющимъ производить вещи, кажущіяся вамъ необыкновенными, но все же остающимся индусомъ-фанатикомъ. По его взглядамъ, онъ никакъ не можетъ войти въ соприкосновеніе съ европейцемъ.