Совы в Афинах
Шрифт:
“Я иду, я иду”. Менедем повернулся к Протомахосу. “Обычно мне приходится подгонять его, ты же знаешь. Но он хочет увидеть это, и поэтому...” Он сделал вид, что собирается налить себе еще вина. Когда Соклей закатил глаза и раздраженно вздохнул, его двоюродный брат рассмеялся и поднялся на ноги.
Люди уже были на улицах, когда выходили из дома родосского проксена. Многие женщины выглядели как респектабельные жены и матроны: ни в коем случае не все они были рабынями и бедняками. Теперь Соклей был тем, кто рассмеялся.
“Что
“Ты”, - сказал ему Соклей. “Ты так занят тем, что оборачиваешься и смотришь на них всех, что едва можешь ходить, и ты понятия не имеешь, кому из них улыбнуться в первую очередь”.
“Я нечасто вижу такую толпу, как эта”, - ответил Менедем. “Большинство честных женщин, которые могут себе это позволить, проводят большую часть времени в помещении, поэтому я наслаждаюсь ... разнообразием”.
“Если ты будешь пялиться еще пристальнее, афиняне решат, что ты деревенщина из Ахарнаи, которая никогда раньше не бывала в большом городе”, - сказал Соклей. Менедем скорчил ему рожу - Аристофан написал комедию об ахарнайцах, - но продолжал оглядываться на всех хорошеньких и даже не очень женщин, которые пришли отпраздновать праздник.
Люди уже передавали кубки с вином взад и вперед. Соклей пил, когда кто-то сунул один ему. Вино было чистым и не очень хорошим. Он сделал маленький глоток, затем передал его Менедему. Выпив, Менедем передал чашу женщине. Ее улыбка обнажила два черных передних зуба. После этого Менедем с ней не разговаривал. Вместе со Соклеем он поспешил к агоре. Фаллосы украшали улицы, некоторые из глины, некоторые из плетеных изделий, некоторые с помощью обтянутых тканью плетеных рамок, украшенных лентами.
Большая рыночная площадь Афин располагалась на плоской местности к северо-западу от акрополя. Улица Панафиная, изрытая колеями грунтовая дорога, проходила через нее с северо-запада на юго-восток. Общественные здания Афин граничили с южной и западной сторон: монетный двор и пара фонтанов на юге, а также крытая колоннада, которая была не только полна людей, но и заставляла их карабкаться на крышу, как обезьян. На западе находился штаб генералов, круглый Толос, в котором размещался сменяющийся исполнительный комитет Совета старейшин; Бультерион, где заседал весь Совет, и Королевский Дворец, по колоннам которого также взбирались люди на крышу.
Сама агора быстро заполнялась. Скифские констебли, крича на плохом греческом, боролись с толпой, не давая ей запрудить улицу Панафинейя и заблокировать процессию. Каждый старался подобраться как можно ближе. Соклей был необычайно крупным мужчиной. Менедем таким не был, но он был необычайно хорошим борцом. Они подобрались ближе, чем большинство.
Соклей указал на северо-запад, в сторону Дипилонских ворот и Академии за стеной. “Лодка бога придет с той стороны”, - сказал он.
Менедем поковырял пальцем в ухе. “Бог-это что? Ужасный шум, не так ли? Мне показалось, ты сказал ‘лодка’.“
“Я сделал. Ты увидишь”, - сказал Соклей. Кто-то наступил ему на ногу. “Оймои!” воскликнул он. Как и любой моряк, он всегда ходил босиком. В толпе это имело свои недостатки.
“Извини,
“Тебе повезло, что он не похож на некоторых из этих шлюх”, - сказал Менедем. “Вы знаете, о ком я говорю: о тех, у кого на подошве сандалий металлом написано "СЛЕДУЙ за МНОЙ" или что-то в этом роде задом наперед, так что они оставляют слова в уличной пыли, когда идут по улице. Совсем не весело, если это упадет тебе на ногу ”.
“Нет, этого не было бы”, - согласился Соклей. Он задумчиво продолжил: “Я полагаю, что торговля, которую они принесут, будет варьироваться от полиса к полису, в зависимости от того, сколько людей в каждом месте умеют читать. Им было бы лучше здесь или на Родосе, чем в Македонии - я уверен в этом ”.
“Только ты...” - начал Менедем, а затем вынужден был остановиться, потому что слишком сильно смеялся, чтобы продолжать. Ему потребовалось некоторое время, прежде чем он смог продолжить. “Только ты, моя дорогая, могла думать о шлюхе и о том, сколько денег она могла бы заработать и почему, а не о том, как она зарабатывает свои деньги”.
“Я знаю, как они зарабатывают свои деньги”, - сказал Соклей. “Другое - это то, о чем я раньше не думал”. Он начал говорить, что это делает его более интересным, но остановил себя. Для него это произошло, но Менедем уже показалrn, что заставит его пожалеть, если он скажет что-нибудь подобное.
Зазвучали флейты, барабаны и другие инструменты за северным краем агоры. Головы повернулись в том направлении. Афинянин вышел на улицу Панафинейи, чтобы получше рассмотреть. Один из скифских рабов-констеблей толкнул его обратно в толпу, крича: “Что ты, по-твоему, делаешь? Насколько ты эгоистичен?” Как и многие варвары, он не мог произнести некоторые звуки греческого. Попытавшись научиться произносить гортанные звуки на арамейском, Соклей проникся к нему большей симпатией, чем раньше.
В отличие от афинянина, Соклей был не только близко к улице Панафинейя, но и достаточно высок, чтобы видеть поверх толпы. Рядом с ним Менедем поворачивался, чтобы посмотреть мимо нескольких человек перед ним, и время от времени подпрыгивал в воздух, чтобы ненадолго оказаться над ними. Однажды он тоже наступил Соклею на пятки. “Papai!” Соклей сказал с болью и раздражением. “Есть ли у тебя СЛЕДОВАНИЕ за МНОЙ на подошвах твоих оскверненных ног?”
“Извини”. В голосе его кузена совсем не было сожаления. Он снова подпрыгнул. На этот раз он промахнулся мимо Соклея, когда приземлился.
“Вот они идут!” Слова пронеслись по толпе.
Некоторые танцоры во главе процессии были одеты как сатиры, в облегающие костюмы из козлиных шкур, с хвощами, торчащими фаллосами длиной с мужское предплечье и курносыми масками, которые напомнили Соклею о том, как, по слухам, выглядел Сократ. Они выкрикивали непристойные предложения в адрес хорошеньких женщин, которых видели, иногда целясь в них своими фаллосами, как копьями. Некоторые женщины выкрикивали собственные непристойные предложения; Дионисия, даже в ее смягченной версии, отмечавшейся в Афинах, была временем, когда сдержанность вылетела в трубу.