Спираль
Шрифт:
«Он наверняка знает о нашем сегодняшнем совещании. Интересно, что он подумает? Поймет ведь, что я плюю и на его ясновидение и на его провокационные или соблазнительные предложения? Неужели не поверит, что я не собираюсь присваивать исследование академика и тороплюсь открыть сейф, чтобы вовремя обнародовать труд бывшего директора?»
Отар Кахишвили поднялся и заходил вдоль длинного стола, торцом приставленного к письменному.
«Как можно скорее привезти мастера, чтобы он открыл сейф! Уладив дело, договорюсь с ним, что через два месяца повторим то же самое в официальной обстановке.
В душе Отара Кахишвили как будто то и дело прыгала стрелка напряжения.
«Переговорить с глазу на глаз. Он не должен знать, кто я и сейф какой организации прошу открыть. Сначала подберу надежного человека, познакомлюсь с ним и только затем доверюсь. Если не согласится, придется искать другого. С официальным приглашением могу тянуть до двух месяцев, но если за это время никого не уговорю, все погибло», — стрелка напряжения сникла до нуля.
«Что же тогда будет?
Рамаз Коринтели?
Может, ко всему, он знает и шифр?
Если он настоящий ясновидец, ему известен мой замысел, и узнать о моих переговорах ему раз плюнуть!
Рамаз Коринтели!
Господи, защити меня!
Завтра же нужно принять его на работу, завтра же! Если он и впрямь ясновидец, завтра же может узнать шифр. Если же нет и я пойму, что он аферист и ни сном ни духом не подозревает ни о моих намерениях, ни о содержании секретных переговоров, мне просто не о чем беспокоиться!
А ну как он натуральный ясновидец, что тогда?!
Тогда…
Тогда, с одной стороны, дело облегчается, мы безболезненно потрошим сейф, но с другой — мне не избежать его соавторства!
Хотя…
Хотя не будем забегать вперед!
Главное сейчас — решить две проблемы. Первая — как можно дольше оттянуть официальный приезд мастера, а за это время постараться открыть сейф. Вторая — срочно разобраться: ясновидящий Рамаз Коринтели или нет. Если только я имею дело с шантажистом, вытолкаю его взашей. После нынешнего совещания никто не поверит, что я намеревался присвоить труд покойного академика. Как удачно я собрал его! Кто подтолкнул, кто надоумил меня провести его? Бог? Провидение? Я угодил точно в десятку, это факт! — Кахишвили удовлетворенно потер руки. — Вторую проблему необходимо решить завтра или в ближайшие дни. Я изыщу штатную единицу, сделаю вид, что мы договорились, а тем временем основательно покопаюсь в его сверхъестественном даре».
Отар Кахишвили энергично подошел к своему столу, сел в кресло, нажал клавишу селектора.
— Слушаю! — раздался голос Арчила Тевдорадзе.
— Арчил, у нас, кажется, должно быть свободное место лаборанта?
— На это место мы же ту девицу берем…
— Какую еще девицу? — вспылил директор.
— Да ту, насчет которой звонили из академии.
— A-а! — вспомнил Кахишвили и задумался.
— У нас есть свободное место препаратора! — напомнил Тевдорадзе.
— Очень хорошо! — оживился Кахишвили. — Сейчас же переговори с бухгалтерией, пусть переделают его в штатную единицу
— Рамаз Михайлович Коринтели! — повторил заместитель. По его интонации было нетрудно догадаться, что он записывает имя и фамилию.
— Хорошо бы к завтрашнему дню утрясти дело с перекройкой штатов.
— Сделаем!
Под клавишей селектора погасла лампочка.
— Рамаз Михайлович Коринтели! — проговорил директор. — Поглядим, вдруг и впрямь окажется ясновидцем. Тогда?..
Кахишвили задумчиво поднялся, приблизился к окну, посмотрел вниз.
И тут его передернуло и обдало холодным потом.
Точно на том же месте, что вчера и четыре дня назад, стояли красные «Жигули», а белокурая и длинноногая девица, опершись об открытую переднюю дверцу, беззаботно разглядывала прохожих.
«Интересно, когда он приехал?» — едва успел подумать Отар Кахишвили, как видение куда-то исчезло.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Рамаз Коринтели стремительно распахнул дверь кабинета. Секретарша вздрогнула и невольно поднялась.
Глаза молодого человека странно сверкали.
— Зайди в кабинет, ему дурно! — на ходу бросил он и быстро вышел из приемной.
Его «зайди» не понравилось Марине. Но заглянув в открытую дверь, она увидела, что сейчас не до препирательств, и кинулась в кабинет директора.
Завалившись набок и запрокинув голову, Отар Кахишвили застывшим взглядом уставился в потолок. Лицо его пошло пятнами. Он прерывисто дышал. Между вдохом и выдохом простиралась такая пауза, что Марину Двали охватил страх, как бы директор не отдал богу душу у нее на глазах.
— Что с вами? — В испуге и тревоге секретарша приложила ладонь ко лбу Кахишвили и вздрогнула — его лоб так пылал, что женщине показалось, будто она дотронулась до раскаленного утюга. — Чем вам помочь? — чуть не плача спросила она.
— Заприте кабинет, никого не впускайте! — через силу проговорил директор.
Марине, растерявшейся от беспомощности, просьба Кахишвили показалась истинным спасением. Она тут же подбежала к дверям, заперла их обе — ту, что выходила в приемную, и ту, что открывалась непосредственно в кабинет, и снова остановилась перед директором:
— Не вызвать ли врача?
Кахишвили отрицательно замотал головой.
Марина бессмысленно топталась на месте, не зная, что еще предпринять. В ожидании нового распоряжения она напряженно смотрела на директора.
— Может быть, кофе приготовить?
— Не надо! — Кахишвили уперся локтями в стол и уткнулся лицом в ладони.
«Сон это был или явь?
Все, разумеется, случилось наяву.
Кто такой Рамаз Коринтели? Человек? Сатана?»
В том, что Коринтели был ясновидцем, Кахишвили уже ни на йоту не сомневался. Но почему лучи, бьющие из пылающих глаз молодого человека, обжигали лицо?