Справедливость-это женщина
Шрифт:
А он в ответ прошептал:
– Есть признаки.
– Ее не нужно будет отправлять в больницу?
– Нет, нет; не думаю, что это необходимо на этой стадии. Если бы она помогла себе еще немного, все было бы в порядке.
– Она очень страдает.
Он на мгновение лукаво взглянул на нее, затем приблизил к ней лицо.
– Вот что такое роды, моя дорогая, – тихо сказал он.
– Бетти! О Бетти! Бетти!
Она отвела взгляд от лица доктора, заспешила к кровати и, нагнувшись над Элен, ухватила ее за ищущие руки и нежно сказала:
–
– Да? Ты… ты действительно так считаешь?
– Да, конечно. Теперь расслабься; опустись пониже в кровать… и, когда наступит боль, обопрись на меня и мы сработаем вместе.
– Сработаем… вместе. Да, да… вместе сработаем. Ты не представляешь, что это такое, не представляешь, не представляешь.
– Кое-какое представление имею.
– О-о-ох!
– Начинается. Давай, давай!
Она едва закончила говорить, как почувствовала, что акушерка отталкивает ее от кровати, и она удивила не только акушерку и доктора, но и саму себя, повернув голову и закричав:
– Уходите, вы! Оставьте нас одних. Занимайтесь своим делом.
Воцарилась длительная пауза, прежде чем акушерка ответила ей так же громко:
– Это и есть мое дело. Я вижу, что у вас ничего не получается. Хорошо, дорогая, давай. Поднатужься сильнее. Так, хорошо.
Когда Элен издала глубокий вздох, прежде чем опуститься в постель, Бетти чуть было не завалилась на нее, так как Элен продолжала держать ее за руку и длинные ногти вонзились ей в запястье…
Это продолжалось почти до полуночи, когда врач, теперь уже с засученными рукавами, акушерка, вся взлохмаченная, и Бетти, почти так же изможденная, как и Элен, вместе облегченно вздохнули, когда сын Джо без особой охоты вступил в этот мир и немедленно возгласил о своем возмущении, в то время как его держали в подвешенном состоянии за ноги. И на этот крик открылась дверь и тотчас появился Джо, его уставшее лицо сияло, рот был открыт, глаза горели, пока доктор, завернув ребенка в теплое полотенце, которое Бетти держала наготове, не мотнул в его сторону головой и не прокричал: «Все, все!» А Бетти, нежно прижимая ребенка к груди, взглянула на узелок и сказала:
– Мальчик, мальчик, красивый мальчик! Иди… иди и скажи самому. – И она закинула вверх свою голову.
Джо несколько секунд не двигался, а стоял, глядя в сторону кровати, где акушерка и врач склонились над Элен, а Бетти вновь говорила, быстро повторяя на этот раз:
– Иди, иди, с ней все нормально!
Когда дверь закрылась, ее взгляд упал на сморщенное личико, выглядывающее из-под складок полотенца. На макушке малыша были волосы, темные волосы. Его глазенки мигали, а челюсти работали: он был живой, в нем была жизнь. Он был красивый, о, такой красивый!
Боль, которая пронзила ей сердце, на этот раз была вызвана тем, что открылась старая рана, эта была боль, о которой она не забыла и в которой слились разочарование, тоска, потребность… и зависть.
5
После
Вначале Джо убеждал ее, что беспокоиться не о чем, что его устраивает это, что больше ничего подобного не произойдет, но, когда угроза стала повторяться ежедневно, это начало его немало раздражать, тем более что сын беспрестанно плакал, когда просыпался. Джо объяснял это искусственным кормлением, так как Элен наотрез отказалась кормить ребенка грудью.
Через неделю после родов акушерка покинула дом, ко всеобщему облегчению, и с этого времени забота о ребенке и ухаживание за Элен легли на плечи Бетти.
Была нанята новая сестра. Ее звали Нелли Макинтайр. Ей было семнадцать лет, и ее основная работа заключалась в оказании помощи Бетти в спальне и детской.
Гостевую комнату, расположенную на лестничной площадке напротив спальни Элен, переоборудовали в очаровательную детскую, но с одним недостатком: она была расположена недостаточно далеко, чтобы не слышались вопли мистера Мартина Ремингтона.
Но этим утром ребенок ради разнообразия вел себя тихо, и, когда мать взяла его на руки, он стал гукать ей.
– Разве он не красив? – Элен взглянула на Бетти, и Бетти, улыбнувшись им обоим, сказала:
– Замечательный.
– Лишь бы только он остался таким.
– Тогда он не будет мальчиком.
– Хорошо бы и не был; я предпочла бы девочку.
– Правда? – На лице Бетти отразилось удивление. – Я думала, ты хотела мальчика.
– Нет, нет, это Джо хотел; хотя, откровенно говоря, мне было все равно, кто родится, когда я носила его; я хотела лишь одного – окончания всего этого. О Боже! Если бы я только знала…
– Хватит, хватит, о чем мы вчера договорились? Никаких воспоминаний.
– Тебе хорошо. Тебе не пришлось проходить через все это.
– Мы проходили через все это вместе… Теперь тебе лучше, и через день-два ты начнешь спускаться вниз, и я готова биться об заклад, ты вытащишь Джо на танцы еще до окончания месяца, так что давай перестанем говорить, через что ты прошла.
– Ты жестокая.
– Да, жестокая, и даже очень.
– О нет! Только не начинай. – Элен сморщилась, когда сын стал извиваться в ее руках, широко открыл рот и громко взвизгнул.
– О Бетти, забери его. Забери поскорей! Прямо голова раскалывается.
Бетти взяла ребенка на руки и стала качать его, приговаривая:
– Успокойся, успокойся, в чем дело? – И когда она стала ходить по комнате, нежно качая его, плач стих, и она взглянула на него и нежно побранила: – Это крокодиловы слезы; просто мальчик хочет, чтобы им занимались. Да, давай смейся, смейся; ты же знаешь, что это так.
– Иди и положи его в детской, Бетти.
– Ты же знаешь, что произойдет.