Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Когда паракимомен оставался один, он иногда задумывался о том, что происходит, – и бои за Константинополь представлялись ему каким-то затянувшимся окончанием давней, многовековой, войны: гибель Города была ужасной, но, вместе с тем, какой-то обыденной. Не было в ней того геройства, о котором пели древние аэды, - Микитка успел наслушаться хвастливых греческих сказаний о былых временах, и не очень-то им верил.
А теперь и подавно. Эти сказки были нужны, чтобы приукрашивать правду, теперь понимал он. Чтобы делать жизнь достойной жизни… и возносить людей над самими
Двадцать восьмого мая султанские войска пошли на штурм. Ярослав Игоревич простился с женой и детьми и вместе с императором ушел отражать натиск турок: славяне бок о бок с греками встали на стенах и у брешей.
Жестокий бой шел всю ночь – и наконец, через стены Влахернского квартала, османы прорвались на улицы. Кто из жителей нашел в себе мужество – защищался до смерти, и даже некоторые женщины и дети сражались бок о бок с мужчинами, потому что все знали, как турки обращаются с пленниками. Но дух ромеев был сломлен, и многие не сопротивлялись. Турецкие солдаты хватали и вязали мужчин и женщин прямо на улицах, и даже в храмах, где люди ожидали сошествия ангелов, предсказанного в день конца света, - каким всем представлялся день падения Константинополя.
Император Константин, сражавшийся на улицах вместе со своим родичем Феофилом Палеологом, увидел, что творится вокруг, - и сорвал с себя знаки императорского достоинства.
– Город пал, а я еще жив!* – воскликнул он; и, бросившись в бой, как простой воин, был убит.
Тело Константина, среди тел его братьев-греков, долго не могли опознать: и опознали только по царским сапогам с орлами. Султан Мехмед повелел тело последнего императора похоронить с почестями – а голову выставить на ипподроме.
К этому времени никто в Городе уже не сопротивлялся. Многие греческие и итальянские моряки прорвались к своим судам – и, отомкнув цепь Золотого Рога, ушли в море. В числе их был и комес Леонард Флатанелос. Он ушел только после того, как посмотрел в мертвые глаза своего императора, – посмотрел на его золотоволосую голову, красовавшуюся на колу.
Микитка с великим трудом и опасностями, - турки бесчинствовали повсюду, Город был отдан им на разграбление, - сумел вместе с несколькими помощниками, храбрыми греческими монахами, отыскать среди раненых своего названого отца. Ярослав Игоревич потерял много крови, но остался жив. Он сказал Микитке, увидев его, что сражался, пока не потерял сознание.
– Я знаю, что ты не сдался бы, - сказал Микитка: несмотря на то, что знал – мать просила Ярослава Игоревича сберечь себя.
Старшего над русскими этериотами вместе с несколькими живыми его товарищами перенесли обратно во дворец: и султан им не воспрепятствовал. Мехмед Завоеватель дозволял на своей земле христианские обычаи и не трогал христиан – пока они не пытались бунтовать и проповедовать среди правоверных. В двадцать лет с небольшим он стал тем, кем ему мечталось стать с ранней юности, кем мечтали стать столь многие его предки и современники, - Кайзер-и-Рум, победителем Константинополя: и, упившись кровью побежденных, султан успокоился, как довольный
Его еще не скоро засвербит новый голод – и уцелевшие враги успеют зализать раны, чтобы султану было, с кем подраться снова.
Евдокия Хрисанфовна со старшим сыном увидели, как с купола Святой Софии упал крест, - а конец света не наступил.
– Пришел конец света, - сказала ключница Микитке, когда они – и все уцелевшие греки оправились от такого зрелища. – Такого конца глазами не увидишь… и самого страшного глазами не увидишь.
– Я знаю, мать, - ответил Микитка.
Они долго молчали, все еще не веря, что живы, - что после гибели Царьграда солнце не упало с небес, а земля не разверзлась, чтобы поглотить людей! Потом евнух сказал, вспомнив полубезумные слова Константина:
– А ведь Феофано жива… это не совсем еще конец.
Евдокия Хрисанфовна посмеялась.
– Ну, надейся, - сказала она. – Найдешь ли свою царицу и свою обетованную землю!
Потом посуровела и прибавила, встрепав рукою русые кудри сына:
– Ищи, Микитушка. Пока есть такая земля – мы еще живы.
И Микитка понял, что мать говорит не о Руси – а о том рае, которого давно ищет и Русь, и Византия. Это не турецкий рай, потому что турецкий рай – погибель для души, для многих тысяч поглощенных султаном душ!
– Буду искать, мать, - серьезно сказал Микитка.
* Среди защитников Константинополя историками действительно упоминается некий мореход Флатанелос, командовавший императорским кораблем: я додумала для этого героя имя и биографию.
* Последние сохранившиеся в истории слова Константина XI.
========== Глава 93 ==========
Валент Аммоний тоже не погиб во время осады.
Его не было в Константинополе в решительные дни – и прежде того, казалось, судьба его хранила: черный хилиарх видел в Городе брата Дионисия, но не столкнулся с ним.
Валент знал, что Дионисий, увидев его, мог бы убить его без всяких объяснений – они давно все сказали друг другу; но они разминулись, и Дионисий даже не подозревал, насколько близко. Валент видел, что старший брат кого-то высматривает, - уж не его ли?
“Нет, брат, - думал младший Аммоний. – Я бываю безрассуден, но расчета во мне не меньше! Так же, как и в тебе!”
Ему вообще необыкновенно везло посреди всеобщего отчаяния – среди стенаний и проклятий тех, кто до последнего не хотел склониться перед султаном, но понимал, что это неизбежно. Валент же под гнетом рока принял трудное, но окончательное решение: и, приняв его, как сильный человек, перестал разоряться на самобичевание.
И он знал, что те, кто вовремя примет новый порядок, будут вознаграждены. Это достойно, знал Валент, - уметь смириться перед врагом, когда другого выхода нет; чтобы, быть может, позже подмять и подстроить врага под себя! Самую сладкую, и законную, свою награду он получил… но ведь будут и другие.