Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Валент улыбался. Малышка Феодора, царевна тавроскифов, конечно, сейчас артачится, не желая смириться с тем, что будет у своего господина не одна; но потом уступит. Пояс Ипполиты по-прежнему ей не к лицу – и чем дальше, тем больше она будет покорна мужской воле: как тому и следует быть.
Ну а если эти безумцы, ее греки, все-таки подвигнут – а вернее сказать, принудят – свою госпожу к борьбе, ей придется лишиться своих воинов: Валент нисколько не боялся, что его пленники удерут. Для этого нужно чудо! А чудес он в своей долгой жизни он не видел ни разу – ни от Христа, ни от Аллаха, ни от каких-нибудь других
И он возвращался в Каппадокию в необыкновенно радостном расположении духа: предчувствовал новую игру со своей прекрасной московиткой, и ему делалось еще лучше. Он мудро поступает, что уезжает - дает ей погулять на поводке, прежде чем опять вернуть в клетку! Если он совсем уничтожит в ней волю, будет скучно… все равно ее воля ничего не сможет поделать против воли хозяина!
“Я тебя люблю, моя царевна, - улыбаясь белозубо, подумал Валент, завидев свой дом в горах. – И ты поймешь, что у настоящего мужчины любви хватит на много женщин!”
Необыкновенным удовольствием будет заставить Феодору Константинопольскую смириться с этим. Почему-то осуществить такое желание бы для Валента почти так же сладостно, как победить Феофано, - хотя, конечно, его малышка не могла тягаться с этой безумной лакедемонянкой!
Он уже подъезжал к дому, когда завидел бегущую навстречу женскую фигуру: македонец улыбнулся изумленно - Валент почти не ожидал, что Феодора выбежит встречать его… но тут острый взгляд военачальника распознал, что это не жена.
Он осадил коня, так что его задние ноги врылись в рассыпчатую сухую землю, а из-под копыт брызнули камешки. Какие здесь ненадежные дороги!
– София? – спросил Валент, гневно и растерянно глядя сверху вниз на старшую дочь. – Что случилось?
Он и от дочерей не ждал такого теплого приема; и подавил свою досаду при мысли о домашних, хотя нелюбовь дочерей мало его волновала – а с желаниями дочерей военачальник никогда особенно не считался и не носился.
София схватила его коня под уздцы. Она была в огромном волнении; уже то, что она была так непочтительна, дало македонцу понять, что случилось какое-то необыкновенное происшествие.
– Говори, в чем дело! – рявкнул Валент. Он начал подозревать… нет, великий Аллах, такого просто не могло быть…
– Отец, - отдышавшись и набравшись храбрости, ответила девушка. – Твоя жена… и твой сын… они сбежали!
Она взвизгнула и шарахнулась прочь, припадая к земле: Валент ударил коня плетью, черные глаза осатанели. София могла бы погибнуть под копытами разъяренного животного; а отец едва бы заметил.
– Как сбежали? – рявкнул Валент, соскакивая с лошади. Он поднял девушку с земли за шкирку, как собачонку, и встряхнул. – Говори, или я сверну тебе шею!..
– Мы с сестрой ни при чем, отец! – всхлипнула София; она отвернула голову и зажмурилась, ожидая удара. Валент отпустил ее, и девушка повалилась обратно, плача и роя землю ногтями.
Схватив горсть земли, дочь посыпала ею склоненную черноволосую голову, причесанную по-гречески. – Случился обвал, - всхлипывая, пробормотала девушка. – Твои воины бросились за ними в погоню, но их очень много погибло, вместе с собаками и лошадьми! Горы разгневались!
– Я тебе покажу горы!.. – Валент шагнул было к Софии, замахиваясь плеткой, как на лошадь, но потом вдруг успокоился.
Нет, не годится это –
Тот самый, на котором Феодора писала свои записки.
Валент почему-то стал почти спокоен – как будто опять ощутил теплое покровительство Бога, как бы его теперь ни называли. Сбежали – случилось чудо? Ну что ж! Валент знает, куда они могут бежать, - ему ведомы все пути, открытые в империи русской рабыне! Она могла бежать только к своей любовнице; и, конечно, ее ничтожество-муж не посмеет даже подступиться к этим двум женщинам. Тем более теперь – когда Валент утвердил свою власть над московиткой, когда с ней неотлучно его сын… Феодора будет жить с любовницей до тех пор, пока за ней не приедет хозяин. А тогда сопротивление будет бесполезно, и все они это понимают…
Валент поднял тяжелый взгляд – и увидел вдруг, что дочь уже сбежала. Пожалуй, ее и вправду не помешает выпороть… хотя бы для острастки, пусть она и не виновата….
Валент встал и, крупно шагая к дому, на ходу принялся обдумывать план действий. План созрел быстро и вышел немудрящим: с этими несчастными храбрецами и нечего было мудрить. Валент уже снисходительно усмехался, размышляя о своей бедной жене, - сейчас она, конечно, думает, что в безопасности; но не успеет опомниться, как дом обложат лучники, и ее героических защитников перестреляют раньше, чем они хотя бы пикнут. Лук – великолепное изобретение человека и могучее оружие турок: и сравнения быть не может с неуклюжими и громкими огнестрелами, которыми начали пользоваться в Европе!
Валент войдет в комнату, где Феодора будет прятаться с его сыном на руках, - и спросит с улыбкой: “Стоило ли оно того, маленькая царевна? Зачем ты убила стольких храбрых мужчин?”
Потом он сунет ее в мешок и увезет, куда пожелает; и будет делать с ней все, что пожелает.
Войдя в дом, Валент приказал приготовить себе ванну – об этом взялись хлопотать дочери; пока они прислуживали отцу, его план окончательно созрел. Удача благоволит смелым – так, кажется, говорил римлянин Вергилий, чьи стихи ему читала прекрасная московитка?
Что ж, скоро она на своем опыте убедится в справедливости этих слов: и поймет, кто более всего удачлив.
Валент отдыхал с дороги два дня – теперь лишний день ничего не решал: конец пути у его московитки один.
Потом он начал собираться в погоню. Ему уже доложили, что и вправду обвал, который произошел два месяца назад, погубил много людей: Валент очень сожалел… но он знал, что такие вещи случаются. И его азиатские воины тоже знали: никто не роптал на него. Это были испытанные люди – рабски верные своим смешным племенным обычаям, они и ему оставались рабски верны! Как хорошо благородному ромею повелевать дикарями – главное иметь первоначальную храбрость, чтобы приступить к делам с ними, и найти, чем подкупить их сердце. Кто-то был падок на золото, кто-то - на земли; иным и вовсе было достаточно храбрых мужских дел под началом у такого господина, как Валент Аммоний. А еще часть, и очень большая, подчинялась ему из суеверных чувств: Валент знал, как легко дикие люди верят самым нелепым байкам и придумывают себе земных кумиров, не находя их на небесах.