Степкина правда

Чаусов Николай Константинович

И вдруг вскочил, помчался от нас к воротам.

Я посмотрел ему вслед и обмер: в наш двор, как в свой собственный, входил грозный атаман Иван Коровин.

Мы встали. Атаман двигался в нашу сторону. Красные, оголенные до локтей руки его висели почти до колен, из-под узкого лба смотрели на нас медвежьи глазки. За ним шло несколько пацанов его свиты.

Яшка подбежал к Коровину, залебезил. Атаман задержался, пожал Яшкину руку и опять задвигал своими ногами-«обрубышами», не спуская с нас недоброго, тяжелого взгляда.

— А мы в новую игрушку играем! —

пищал подле него Стриж. — Ему брат сам в депе сделал!..

Атаман подошел, запустил в расстегнутый ворот рубахи толстую руку, молча вперился в поезд.

— Видал, Вань, это людские. А энтот с товарами. Багажником называется… — не унимался Стриж.

Но Коровин не выразил ни удовольствия, ни любопытства и, медленно подняв глаза, уставился на меня не мигая:

— Кто это?

— Колька. Анжинерихи сын. Его отец на Ленском севере анжинером работает, золото на горах ищет…

— Новенький?

— Ага! Вторую неделю живет. С ангарского моста переехал, — трещал Яшка. — Антилигент он, чистенькай…

— Все одно, — сурово перебил атаман. — Антилигент, значит? Окрестить надо.

— Вот здорово! — взвизгнул Стриж. — Антилигент! Антилигент!

Не в силах двинуться с места, я во все глаза смотрел на страшного, гориллообразного атамана, ожидая, что он еще скажет. Но тот вдруг резко выбросил руку, схватил меня за рукав, притянул к себе.

— Пусти! Как ты смеешь! — закричал я, пытаясь вырваться.

— Пиши: Колька Антилигент. Новенький. Записал?..

Я не видал, кому басил атаман и кто ответил ему: «записано», — жуткая режущая боль обожгла всю мою голову, ото лба до затылка. Вероятно, я заорал бы на все предместье, если бы мой рот не был прижат к коровинскому животу.

Пацаны и приятели Коровина хохотали, а Яшка так визжал от восторга, что звенело в ушах. Плача, я нагнулся поднять с земли свою игрушку, но получил сзади пинок, перелетел через поезд и упал в песок…

…Сидя на земле и плача от обиды, бессильной злобы и боли, я видел удалявшихся атамана и его свиту. Под толстым красным локтем Коровина навсегда уплывал от меня Юрин подарок, а рядом со мной сидел на корточках и смотрел на меня своими печальными серыми глазами Саша Седенький. Ни Яшки Стрижа, ни других пацанов уже не было.

— Он всех эдак крестит, — сочувственно сказал Саша, и от этого мне почему-то стало легче.

— Вот расскажу Юре, он ему покажет, горилле!..

— Зря. Он тогда в школе тебя кажный день мордовать будет. Верь мне. А за игрушку он тебя больше не тронет, это точно. Пошли на Ангару, прохладишься маленько, — вздохнул Саша и поднялся.

Мне ничего не оставалось, как последовать его совету и «прохладиться». Проходя мимо дома Стрижовых, я заметил выглянувшую из-за угла Яшкину веселую рожицу. Стриж показал мне язык и скрылся.

Степка ищет смелых

Мы долго бродили с Сашей по берегу, сидели на плотах, рассказывали друг другу о своей жизни. Вот когда я узнал, почему Саша боится Стрижа больше других мальчишек: Сашина мать моет Стрижовым полы, стирает, а те за это отдают

ей свои объедки и обноски. Ведь у Саши четыре сестры и брат, и все мал мала меньше, а одеть такую ораву и прокормить нечем. Этой зимой они все так голодали, что соседи сами приносили им, что могли: куски хлеба, мослы, порченую картошку. Отец у Саши раньше работал грузчиком в пароходстве, а потом надорвался и очень долго болел. И с тех пор работает ночным сторожем, а днями шьет тапочки на продажу. А тут еще «увели» лодку. Вот почему Сашина мама рада даже стрижовским объедкам. А Стриж пользуется этим, командует Сашей, как хочет, а при случае ябедничает на него своей матери. И тогда дома Сашу бьют да еще называют гадиной и кровопийцей. Потому и глаза у Саши такие печальные, будто в них навсегда застыло хмурое, безрадостное небо.

На берегу к нам подошел крепкий, выше нас на полголовы, мальчик, в залатанных, как у Саши, штанах и рубахе и, встав против меня, долго смотрел пристально, но беззлобно. Я не встречал его среди наших мальчишек, но широкое скуластое лицо пацана мне казалось знакомым. Где я его мог видеть?..

— Ну, здравствуй, — сказал он мне наконец и протянул руку.

— Здравствуй, — ответил я, невольно оглядываясь на Сашу.

— Не узнаешь? Да мы с тобой в соседских дворах жили. У понтонки. Синица я. Колька Синица, помнишь?

Вот когда я вспомнил этого крепыша, сына хромого сапожника, с которым дружил рыжий Степка.

— Узнал, — сказал я пугаясь. Неужели послал его ко мне Степка? Уж не собирается ли тот и сам опять явиться ко мне с этим Синицей? А Стриж узнает, что я дружу с «обозниками», передаст атаману — и прощай моя свобода и улица!

— А ну, валяй от нас, малый. После позовем, — приказал Синица Саше Седенькому. И, когда тот послушно отошел, зашептал мне:

— Степка кланяться велел. И матери твоей тоже.

— Он у тебя был?

— А он завсегда у меня бывает.

— А ты у него?

— Я-то? Я— нет, я еще не был… — конфузливо протянул Синица. И, помолчав, сообщил мне так тихо, чтобы не слышал Саша: — Коровин опять поход хочет делать, «мушку» грабить.

— «Мушку?»

— Ну, пацанов, которые на косе рыбу ловят. Они на «мушку» ее ловят, самделочную, так их за это самих «мушкой» зовут.

— А зачем грабить?

— Чудо ты, — как и Степка, насмешливо бросил Синица. — А китайские огороды кто велит грабить? А с «обозниками» драться — кто? Это все атаманы заставляют нас, вот кто! Думаешь, у «обозников» таких нет, как наш мясник Ванька Коровин? Тебе вот с пацанами драться охота?

— Нет, — согласился я. Драться мне ни с кем не хотелось.

— И мне неохота. А зачем деремся? Коровина боимся, вот зачем, верно? А Степка и другие, которые с ним дружат, не боятся! Думаешь, Коровин зачем на «мушку» войной идет? Думаешь, это так просто? Они ему рыбу перестали носить, вот он и озлился. Один с имя не сладит, так он нас… Не пойдем?

— Это тебя Степка научил?

— А тебе что? Грабить охота?

Грабить мне не хотелось, но и получать от Коровина еще взбучку было страшно.