Степкина правда
Шрифт:
Я с гордостью смотрел на своего старшего брата и с нетерпением поглядывал на бумажный сверток — наверняка, подарок.
— Я тебя понимаю, брат, — продолжал Юра, — там, в городе, тебе было легче: знакомых больше, меньше сорванцов, как говорит баба Октя. Только надо быть посмелей, Коля. И советую не забывать, что сам-то ты — брат рабочего. И отец наш — из рабочей семьи. Не чурайся детей рабочих и держи себя смелей с Яшками да маменькиными сынками. Ну, и побьют когда — не велико горе, а честь свою рабочую не роняй! И брось ты эти свои ботиночки, брючки, ходи,
С Юрой я был, конечно, согласен и с удовольствием бегал бы босиком и в заткнутой за штаны рубахе, но вот как договориться с мамой? Но Юра понял мое молчание правильно и сказал:
— С мамой мы уже говорили об этом, и она больше не будет наряжать тебя, как на праздник.
— Нет, правда? — обрадовался я. — И босиком можно?
— И босиком. А вот тебе мой подарок.
И Юра развернул бумагу и торжественно вручил мне игрушечный паровоз и три пассажирских вагона, все сделанные из железа и выкрашенные блестящей масляной краской. Такого дорогого подарка я даже не ожидал!
— Вот смастерил сам, как мог, — чуть-чуть конфузясь, пояснил Юра. — Ты уж, брат, извини, если что не совсем…
Но я бросился обнимать и целовать Юру, не дав ему договорить. Вот уж не подумал бы, что Юра так хорошо может делать игрушки! Да еще из железа! И, как только Юра вышел, сразу же принялся играть в поезд. Я катал его из угла в угол, начертил на полу рельсы, стрелки, железнодорожные станции, а оловянных солдатиков заставил выполнять роль железнодорожников, стрелочников и пассажиров.
Но разве радость может быть полной, если не с кем ею делиться? Как жаль, что уже поздний вечер, почти ночь, и некому показать поезд!
На другой день я проснулся и соскочил с кровати раньше всех, даже бабы Окти. Солнце уже заглянуло в окно, не закрытое ставней, и его первые, еще холодные лучи весело заиграли на голубых с красными колесами вагонах и паровозе. Чтобы не разбудить Лену, я осторожно взял со столика поезд, оловянных солдатиков и на цыпочках вышел из детской, направляясь во двор. Вчера к Вовкиному дому привезли целую кучу песка, и можно построить железную дорогу, как на Байкале: с тоннелями, мостами, крутыми подъемами…
— Ты куда это, Коленька?
— Тсс!.. Я поиграть, баба Октя… Я совсем немножечко поиграю…
— Не терпится? Вона в какую рань поднялся, внучек. Оделся бы, мать-то что скажет.
— Я босиком, баба Октя. Юра сказал, что мне обязательно надо босиком, как все. Он даже с мамой договорился.
— Ну, договорился, тогда ступай. Игрушка-то уж больно хороша, вчерась видела. Я тебя позову.
И баба Октя помогла мне открыть запоры.
С Ангары дул легкий, но такой холодный ветерок, что в одних трусиках и соколке было зябко. А кожа сразу покрылась мурашками. Но мне было не до мурашек. Пока проснутся и набегут со всего двора посмотреть на мой поезд мальчишки, я успею построить и тоннели, и мосты и удивить их еще больше.
Но не успел я построить и половины «пути», как с крыльца позвала меня Ленка:
—
Пришлось опять собирать игрушки, плестись домой.
— Ты куда так рано? И почему босиком? Этого еще не хватало! — встретила меня в коридоре мама.
— Но ведь ты сама обещала Юре разрешить мне ходить, как все мальчики. А сегодня у меня день рожденья…
— Вот потому, что у тебя сегодня день рожденья, ты и не должен появляться на улице в таком виде, — уже спокойнее сказала мама. — А там поглядим. Ну, поздравляю тебя, Колечка! И пойдем к столу. Баба Октя приготовила тебе свой подарок… Да, да, умойся, конечно, и надень все чистое. Я положила тебе на кровать.
«Ну вот и опять павлином среди воробьев, — невесело думал я, скобля уши и шею. — Как же мне играть во всем чистом? Да еще на песке? Только и смотри, чтобы не испачкаться…»
В столовой меня ждал торжественный торт, испеченный бабой Октей из настоящей белой муки. В середине его было написано чем-то розовым: «С днем рожденья», а вокруг воткнуто одиннадцать восковых свечек. Это было так приятно, что я на минуту даже забыл о поезде. Лена зажгла свечи, поцеловала меня в щеку и тут же больно вцепилась в ухо:
— Расти большой, расти большой, расти большой!.. — трепала она меня и смеялась, пока мама не сказала ей: «Хватит!»
Противная Ленка! Пользуется случаем, что я не могу ей ответить тем же, и мстит мне за все обиды, которые я сделал ей за год. Потом баба Октя первому отрезала мне самый большой кусок торта. И, как будто только этого и ждали, принесли телеграмму от папы. Мама прочитала ее вслух:
Поздравляю Колю днем рожденья крепко целую наши дела тоже идут хорошо целую всех сын муж папа
И ни слова об обещанном подарке! Но все равно мы очень обрадовались телеграмме и тут же принялись писать ответ, только не телеграммой, а письмом. Но о моих злоключениях мама на этот раз умолчала.
И вот я нарядился во все новое, дал маме слово не отлучаться никуда со двора и уже без прежнего удовольствия отправился со своим поездом достраивать железную дорогу, а главное, конечно, похвалиться игрушкой.
Как я и ожидал, поезд мой привел в восторг не только Сашу Седых. Пацаны сбежались к куче с песком, и все вагоны и паровоз немедленно пошли по рукам, причем каждый, прежде чем взять игрушку, тщательно вытирал о штаны пальцы и, насмотревшись, бережно передавал другому. Откуда ни возьмись, прискакал Яшка, увидал мой поезд и запищал:
— Подумаешь! У меня лучше был! А этот самделочный, не фабричный!
Самолюбие мое было задето. Откуда у Стрижа мог быть лучше, если игрушки продают только на барахолке, и те больше тряпичные и плохие. Но вызывать на ссору Яшку не стал.
— Это ему старший брат сделал. Он в депо слесарем работает, — угодливо пояснил Стрижу Федя.
— Хе! Я ж и говорю, что самделочный! А ну, дай!
Яшка бесцеремонно осмотрел паровоз, пошмыгал своим клювом-носиком и поставил на землю.
— А ну, мальцы, тащи проловку, рельсу будем делать для поезда. Эх, семафоров бы!..