Степкина правда

Чаусов Николай Константинович

— Да нет. Мы тех, кто у бедных ворует, сами будем бить.

— У богатых воровать будете? Так у нас таких нет.

— А мы работать приехали, дяденька. У его отца лодку воры украли, — показал Степка на Сашу. — А у Саши сестренок маленьких четыре, а еще брат, тоже маленький. Голодные они, а отец у него грузчиком работал да надорвался. Сторожем теперь. А получает, сами знаете…

— Знаю. Ну, ну, говори…

Степка осмелел, разошелся. И, по мере того как все больше рассказывал Степка о Сашином житье и житье других бедняков в Иркутске, у которых тоже нет лодок, чтобы ловить рыбу в Ангаре, на лице

старшего расплывалась хитроватая, но дружеская улыбка. И, когда Степка объяснил, наконец, что приехали мы не просто к его тете Даше, а пожить у нее, чтобы заработать на лодку Сашиному отцу, милиционер с минуту молча смотрел на нас, а потом сказал:

— Вот это по-нашему! Это дружба! Ладно, малые, завтра все, как надо, обсудим. А бумагу я вам напишу. Не сейчас, так потом поедете, пригодится. — И, почесав лоб, заскреб пером по бумаге. Потом достал из стола настоящую печать и приложил к листу так, что прогнулась столешница.

— Вот, слушай, Колумбия:

«Родителям…

Ввиду сознания побега из дому, а также в целях заработать лодку товарищу, чем самым оказания помощи в пропитании рыбой его семье, податели сего от родительского рукоприкладства полностью освобождаются. Старший уполномоченный Ольхонского волотдела^[20] милиции…»

— Устраивает? — спросил старший.

— Устраивает! — заорали мы в шесть глоток.

— Значит, порядок. Получай бумагу, орел. А теперь — уху!

Степка схватил бумагу, перечитал, отдал Саше:

— На, спрячь. Это важно… Ура! Варить уху! Уху!

— Ура! — подхватили мы и принялись за тайменя.

— Эх, золотой бы перстень найти! — сказал я, глядя, как Степка вспарывает толстенный живот рыбине.

Но вместо перстня он извлек из ее брюха целую большую подкову.

Вот так обжора! Железо ест! А старший осмотрел подкову и весело сказал:

— Подкова — это к счастью. Значит, с удачей вас! Нате, спрячьте, потеряете — удачи не будет.

Уха вышла вкусная даже без лука.

— Как уха? То-то! Вот кончайте школу скорей да приезжайте к нам рыбзаводы строить. А то частников развелось много, а рыбку, поди, в Иркутске купить — штанов не хватит.

— А как вы узнали, дяденька, что мы сюда едем? Нас предали, да? — спросил я весело старшего милиционера.

— Ишь ты, слово-то какое страшное, — улыбнулся тот. — Кто из вас карту чертил, тот и предал…

Кусок тайменя застрял у меня во рту. Перестали стучать ложками и мои спутники. Уши мои стали, наверное, как малина, а по всему телу прошел такой холод, будто меня окунули с головой в прорубь. Только с большим трудом я смог наконец выдавить из себя:

— Как?! — и весь сжался.

— Это уж вам дома расскажут… Да ты что?.. Ты что, парень?.. Эк же вы все на слезу горазды! Сущая беда с вами! А еще «лодку хотим зарабатывать…»

— Я не предавал! Я не предатель!! — кричал я, ревя и глотая слезы.

— А кто же тебя предателем называет? Ну, оплошал, значит, проболтался — так ведь по глупости. Да я и сам толком не знаю, о какой карте речь… Ну, не плачь, парень. Завтра поговорим, а мне идти надо. Дела у меня. Да ты успокойся, ну! — И, потрепав меня за вихры, вышел.

Но успокоиться мне уже было трудно. Как же я теперь должен смотреть в глаза Саше, Степке, тем же «обозникам»?

С кем останусь я, если во дворе, кроме врагов моих — Вальки да Яшки, никого нет? И причем тут карта? Ведь я сделал все так, как говорил Степка…

Силантий между тем натащил тулупов, овчин и собачьих борчаток^[21], расстелил их все на полу и предложил нам ложиться. И, хотя был еще день и солнце высоко висело над Малым морем, после нескольких ночей тряски, бессонницы и прочих мытарств все с удовольствием растянулись на мягких постелях, а через минуту уже спали, как мертвые. Лег и я. Долго ворочался, думал о своем горе и не заметил, как уснул тоже.

«Дружба»

Разбудил нас трубный голос того же Силантия:

— Подымайсь! Ишь ты, заспались как, хлопчики!

Я протер глаза, и первой, кого увидал, была стоявшая над нами высокая здоровенная женщина в брезентовой куртке. Оголенными до локтей толстенными, как у хорошего борца, руками она уперлась в бока и улыбчиво смотрела на нас — сильная, загорелая, удивительно большая.

— А ну, который тут мой племяш? — громко спросила она, оглядывая меня и моих товарищей. — Который из вас Степка-то?

— Я…

Степка поднялся и скорее пугливо, чем радостно, снизу вверх смотрел на тетю Дашу. Глаза женщины-рыбачки спрятались под выцветшими бровями, и все обветренное, огрубевшее лицо ее засияло в улыбке.

— Вот ты какой стал, Степушка! А ведь я-то тебя вот этакусеньким запомнила, — показала она руками. — А ну, дай я тебя на солнышке разгляжу, рыжий. В отца, в отца весь красненький!

Она легонько взяла Степку под мышки, словно перышко, подняла его на руки и поднесла к окну, разглядывая и поворачивая во все стороны, как куклу. И расхохоталась громко, весело, так что засмеялись и мы, и усатый милиционер дядя Силантий, и сам Степка. И поставила на пол.

— Хорош племяш. Заморенный только шибко. Эк тебя подвело, милай. Ну ничего, погоди, хариусом да омульком откормим сперва, а потом уж к мамке отпустим. После ей расскажешь. А сейчас едем. Вон уже солнце как поднялось, а вы все дрыхнете. Рыбаков с моря встречать надо. Намаялись, чать, путешественники?

Пацаны повеселели, повскакивали с тулупов, заплескались под звонким умывальником холодной водой. Одному мне снова стало не по себе: вспомнился вчерашний разговор о предательстве, злополучной карте, о навеки загубленной дружбе со Степкой, Сашей, Колей, «обозниками». Но Степка дружески шлепнул меня по плечу:

— Иди мойся скорей! Поедем к рыбакам! Вот здорово!

Пара крупных лошадей, запряженных в бурятскую плоскодонную телегу с бортами, уже стояла у крыльца, нетерпеливо стуча копытами и бряцая уздечками. А солнце поднялось еще выше, знойными лучами заливая маленький рыбацкий поселок, сверкая в мелкой ряби Малого моря. Значит, мы и в самом деле проспали ни много ни мало, часов двенадцать! Силантий сдал нас под расписку тете Даше, как велел старший, и напомнил ей о каком-то условии в отношении поездки обратно в Иркутск. Но мы уже занимали места на телеге. Тетя Даша уселась впереди, натянув вожжи, взмахнула концами их в воздухе и, как заправский извозчик, гикнула так, что шарахнулись в стороны окружившие нас бурятские ребятишки.