Степкина правда
Шрифт:
Только к полудню показались на самом краю степи одинокие избушки, бараки, торчащая в небо труба рыбозавода, а затем открылось нашим взорам и само море, но уже не Малое, а настоящее море Байкал, о котором иркутяне часто певали длинную протяжную песню:
Славное море, священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка…
Вот и Байкал. Тучи чаек кружатся над светлыми пенистыми волнами, над берегом, на котором на высоких жердях развешаны длиннющие сети, или неводы, как пояснила нам тетя Даша.
— Девоньки, женишков привезли!
— Марусь! И тебе в масть, рыженького!
— Заморенные шибко! Отколь таких взяла, тетка Дарья?
— Все у них в Иркутском дохлые али получше есть?..
Крики, визг, хохот оглушили нас, таращивших на шумных девчат глаза, как на диво. Тетя Даша отмахивалась, отбивалась от наседавших просмешниц, весела кричала им:
— Пошли прочь, охальницы! После женихов делить будете, кормить надо! Ишь вы, сороки бесхвостые!..
Так в сопровождении девчат нас и подвезли к огромным кострам, над которыми висели круглые большие чаны. Но не успели мы спрыгнуть на песок, как десятки сильных девичьих рук подхватили нас и потащили к воде, к морю:
— Скупать женихов! Крестить малосольных!..
Целые горсти соли посыпались на наши вихрастые головы, за шиворот, за штаны, за рубашки, и не успели мы опомниться, как очутились в холодной воде Байкала. Нас полоскали, как тряпки, окунали, перевертывали за ноги и, наконец, с хохотом, криками выпустили из рук, вышвырнули на берег. Смеялись над нами и бабы, и мужики, и парни, и такие же, как мы, пацаны, набежавшие невесть откуда на зрелище. А потом, с выжатыми кое-как рубахами и штанами, продрогшие и голодные, сидели у костров, уплетая за обе щеки чудесную наваристую уху с целыми краюхами хлеба.
— Наши едут! Рыбаки едут! — раздался чей-то звонкий девичий голос.
И разом зашумели, загалдели все, кто был на берегу: от мала до велика. Мы тоже побросали ложки и встали, вглядываясь туда, куда смотрели все. Однако море было по-прежнему нетронутым и бескрайним: ни паруса, ни корабля, ни лодчонки. Рыжая дивчина, которую называли Марусей, окликнула нас с перевернутой вверх днищем лодки:
— Эй вы, подите сюда, отсель лучше видать!
Мы подбежали к ней, стали рядом на остробрюхой лодке, вгляделись в море. Чуть различимые белые точки проглядывали в дымке, то появляясь, то снова скрываясь из глаз. Но вот точки распухли, расплылись в еле различимые паруса, а под ними зачернели узенькие полоски баркасов. А через час рыбацкие суда пристали к берегу, полные серебряной рыбы и снастей. Никогда в жизни я не видал такого огромного количества рыбы. Тут и головастые таймени, и чернохвостые хариусы, и серебристые, очень похожие на обычных селедок омули.
— Вот это рыбы! — воскликнул пораженный, как и я, Степка. — На два Иркутска хватит!
— А вот и не хватит, — рассмеялась Маруся. — Вашему Иркутску ни одной рыбки понюхать не дадим.
Мы с удивлением взглянули на девушку. Но Маруся вдруг стала серьезной:
— Не верите? Эх вы, чудаки. Ведь на Волге все еще голодуха, верно? И Красной Армии есть что-то надо. Вот Михаил Иванович Калинин и распорядился:
— Всероссийский староста? — спросил Степка.
— Он самый. А вас и частники пока кормят. Хоть дорого, а все ж кормят. А вот когда у нас все артели будут государственные, тогда частников по шапке, и мы вас будем рыбой снабжать. Ну, идите к кострам, а то уха ваша простынет.
Вечером, отдохнувшие и сытые, мы сидели у костра вместе с тетей Дашей и рыбаками и наперебой рассказывали им о нашем житье в Иркутске, о наших ребячьих делах, бойскаутах и атаманах. Не забыли рассказать и о Сашином горе.
— Тетя Даша, — спросил молчавший до этого Степка, — а можем мы поработать у вас? Мы ведь сильные… Мы ведь помочь можем… И на лодку заработать, а?
Все рассмеялись, а тетя Даша погладила Степку по голове и сказала:
— Уж мы как-нибудь без вас обойдемся, милай. Вас дома ждут, потеряли, а вы помогать… Вот хозяйственник наш дядя Ваня надысь рыбу будет в город сопровождать, с ним и уедете…
— А как же лодка? — упрямо повторил Степка. — Чего мы так сидеть будем? Да и дяденька старший милиционер обещал…
— Это еще зачем? Заработать-то? — будто не поняв, что мы так долго объясняли, переспросила тетя Даша и переглянулась с девчатами.
— Да на лодку же! Сашиному отцу! — повторил Степка. — Мы на то и ехали сюда… тетя Даша!..
И мы все, кроме Саши, опять принялись твердить о том, как долго думали, чем помочь Сашиной семье, и как, наконец, придумали и решились на такое трудное путешествие.
— Эх вы, чудо-юдо, — сказала, смеясь, тетя Даша. — Да чтобы лодку вам купить, надо не два дня, а месяц, а то и боле работать. Лодка ведь не скорлупка, ее тоже долго делают…
— Ладно тебе шутковать, тетка Дарья. Помочь надо, — заговорили девчата.
— И то, Дарья Семеновна, — вставил один из рыбаков. — Тут ведь не в одной лодке дело, а в дружбе. Помнишь, как мы Кривому Петру сообща хату ставили? Такое ведь ценить надо!
— Правильно! — поддержали остальные рыбаки. — Один за другого стоять — великое дело! На том и власть наша держится. Надо дать хлопчикам заработать…
Взрослые долго еще обсуждали между собой вопрос о том, как лучше дать нам заработать, спорили и смеялись, но мы поняли одно: все они хотят нам помочь. Мы обрадовались и готовы были немедленно идти с рыбаками перебирать сети, таскать на берег рыбу, потрошить, солить — что угодно, если бы тетя Даша не отправила нас в барак спать, пообещав пораньше разбудить утром.
Назавтра нас действительно подняли очень рано. Солнце еще не взошло над степью, когда громогласный тети Дашин бас поднял нас с теплых матрацев:
— А ну, артельщики, подымайсь! На работу! Лодку свою проспите!
Работу нам дали, в общем-то, легкую: укладывать в деревянные бочки свежий засол, закрывать крышками, набивать верхние обручи и откатывать бочки от заводика к пристаням. Но к вечеру так разболелись руки и ноги, что еле дотащились до барака. А на другой день едва встали. Зато работа пошла теперь куда быстрее вчерашнего: во-первых, приноровились, а во-вторых, помогли нам девчата, особенно Маруся с подружкой. Эти так ловко укладывали омулей и набивали обручи, что мы вшестером не успевали за ними. А еще через день пришел с моря моторный катер с баржей, и тетя Даша сказала: