Стихотворения и поэмы

Мартынов Леонид Николаевич

Что постройку разрушило землетрясенье?"

…Тихо в доме. Прохладно в покинутой детской.

Сын давно в Оренбурге. Он в корпус кадетский

Принят нынче. И с лета туда он направлен.

Дочь сдана в пансион. А отец их — отравлен.

9

Раз остался денщик при больном. Он дежурит,

Сидя возле дверей. Хмуро трубку он курит.

Он сидит, всё вздыхая, о чем-то тоскуя,

И внезапно он исповедь слышит такую:

"Государи мои! Не был я легкомыслен.

Я к военному ведомству с детства причислен.

Верьте, некогда было резвиться на воле,

В кантонистской, в суровой учился я школе

^[558]

.

Говорю вам — не нянчились много со мною!

Знайте: я, инженер ваш, воспитан казною.

И казна — утверждаю — довольно богата!

Ей постыдно гроши воровать у солдата.

Жажда, жажда томит!

В окна смотрят калмыки,

Говорят: "Обманул! Не провел ты арыки!"

Умеревши, и то не найду я покоя —

В деревянном соборе деревянной рукою

Пригрозит инвалид, искалеченный воин,

Спросит он: "Где же гошпиталь? Что ж не достроен?"

Тут поднялся денщик. И, как дикая кошка,

Он усы ощетинил и прыгнул в окошко.

Не посмел проводить инженера к могиле!

…Денщика-дезертира заочно судили.

И была коротка с дезертиром расправа:

Был изъят он из списков живого состава,

Как без вести пропавший в горах Алатава

^[559]

,

Где клокочет под почвой кипящая лава.

1936

Тобольский летописец^{687}

1

Соймонов

^[560]

тосковал с утра,— во сне увидел он Петра.

Царь дал понюхать табаку, но усмехнулся, говоря:

"Просыплешь, рваная ноздря!"

Сон вызвал острую тоску.

Март.

Отступили холода.

Но вьюги вьют.

До самых крыш в сугробах тонут города —

Тобольск, Ялуторовск

^[561]

, Тавда

^[562]

.

А через месяц, поглядишь, пойдет и вешняя вода.

…Соймонов едет на Иртыш, дабы измерить толщу льда.

"Потопит нынче, говоришь?" — кричит он кучеру.

А тот:

"Уж обязательно зальет! Отменно неспокойный год!"

2

У прорубей шумит бабье.

Полощут грубое белье из домотканого холста.

…Вода иртышская желта,

Как будто мылись в ней калмык,

Монгол, джюнгарец

^[563]

, кашкарлык

^[564]

,

Китаец и каракиргиз

^[565]

,

И всё течет к Тобольску вниз.

Зрит Азия из прорубей.

"Нет, не затопит. Не робей!" — Соймонов кучеру шепнул,

Осколок льда легонько пнул, румяной бабе подмигнул.

"Ты, тетка, кланяться оставь!

На лед корзиночку поставь да расскажи: мутна вода?"

А бабы хором:

"Ох, беда!"

Тут вышла женка молода, собою очень хороша,

Да прямо на колени бух посередине Иртыша

Перед Соймоновым на снег,

Как будто ноги кто подсек:

"Спаси девиц и молодух! Старух спаси!

Година злая на Руси!

С полуденных-то линий, знать, орда встает на нас опять.

Беда! Так было и всегда. Идет вода, за ней — орда!"

С трудом преодолевши гнев, Соймонов молвит, покраснев:

"Ты! Встань. Какая там орда?"

— "На пограничны города орда задумала напасть,

Нас взять под басурманску власть!"

Вскричал Соймонов:

"Враки! Чушь! Кто нашептал тебе? Твой муж?"

— "Не муж! Матросы на суднах".

— "Так о подобных шептунах мне доносите в тот же час,

Не то казнити буду вас!"

Передразнил:

""Орда! Орда!" Нам ли бояться дикарей?"

Но бабы снова:

"Ох, беда! Пускай бы наш архиерей служил молебен

поскорей!"

3