Странное наследство
Шрифт:
Мэган казалась бесстрастной и спокойной. Они вошли в большую комнату, где стояли два длинных стола. На краю каждого высилась стопка выстиранного белья.
– Это наша работа, Олив. Встряхнись, дорогая! И на время забудь, зачем ты здесь. Подожди меня!
– Мэган быстро вышла и вскоре вернулась с двумя большими утюгами, в отверстиях у которых рдели горячие угли. Запахло древесным дымом.
– К вечеру голова заболит от угара, - Оливия уже не возмущалась, а просто констатировала факты.
– Поэтому мы в гладильне время от времени устраиваем сквозняки, - поддержала
– Если в первый день наставишь на простынях подпалин, не страшно. Главное, хорошенько проглаживай все швы! Поняла?! И не стой столбом! Раздувай второй утюг.
Оливия подхватила из рук сестры Мэри деревянную ручку утюга и принялась раскачивать тяжеленный прибор размашистыми движениями. А Мэган уже разостлала первую простыню на большом столе, обшитом плотной тканью, и влажная простыня зашипела. Клубы пара поднимались вверх, размывая лицо, ставшее для Оливии чужим и незнакомым всего за несколько коротких недель. Мэган сильно похудела, но стала физически крепче.
Ко времени полуденной трапезы Оливия так устала, что с большим трудом удерживала ложку ноющей рукой. Проголодавшись после тяжелой работы, она мигом проглотила свою порцию постного супа. На второе, к счастью, подали густую рисовую кашу с фасолью. Ела Оливия быстро, и желудевый кофе, действительно, показался ей довольно вкусным, так как он был немного подслащен.
К вечеру у нее страшно ломило ноги, колени совершенно не гнулись, пальцы были не в состоянии удерживать толстую деревянную ручку утюга. Они все время умудрялись разогнуться, когда Оливия не была к этому готова. Утюг с грохотом падал на каменный пол гладильни, разбрасывая вокруг искры и горячую золу… Глаза девушки слипались, в голове, кажется, стучали молотки, в горле першило от постоянного запаха угара.
Закончив работу, Оливия, с трудом передвигая ноги, спустилась в трапезную. Молитву она кое-как пропела вместе со всеми, но когда на столе появились кружки с кофе и тарелки с лепешками, что-то словно щелкнуло у нее в мозгу… Стол поплыл в сторону, она попыталась удержать его, но только опрокинула свою кружку с монастырским напитком. Мутноватая лужица растекалась по чисто выскобленной столешнице, заполняя собой все обозримое пространство. И больше девушка ничего не помнила:
Глава 15
– Напрыгалась горная козочка!
– голос Мэган, склонившейся над ней показался Оливии совсем чужим, незнакомым.
– Господь Милосерден, он даст и ее сердцу успокоение, сестра Мэри!
– рядом с Мэган стояла матушка Энджел, перебирая четки.
Оливия лежала на узкой монастырской койке, в сорочке из грубого желтоватого полотна, укрытая почти до подбородка серым колючим одеялом. За узким окном виднелись ветки кустарников, какая-то серенькая птичка скакала по подоконнику. Она снова закрыла глаза.
– Редко кто из сестер и послушниц выдерживает в гладильне с непривычки до вечера, матушка.
– Да, я это знаю, сестра Мэри… Скоро вы отправитесь в госпиталь. Ты знаешь, где лежит этот молодой человек? Как его зовут? Берни Дуглас!.. Он и впрямь так хорош собой, что эта прелестная девочка могла влюбиться в него до безумия и отправиться
Оливия вздохнула. Главное, чтобы утром у нее хватило сил подняться с этой уютной постели, которая еще вчера казалась ей такой жесткой и неудобной.
А настоятельница и Мэган, думая, что она спит, продолжали разговаривать вполголоса:
– И ведь она ни разу не сказала, что устала, что у нее ломит с непривычки руки и поясницу. Не заплакала, наконец, матушка Энджел. А я знала эту девчонку совершенно другой… Капризной, избалованной, дерзкой! Наверное, матушка Энджел, это любовь так меняет людей. Но, похоже, не всех!
– Мэган тяжело вздохнула и зашептала молитву, перебирая четки.
– Наверное, ты права, сестра Мэри, - настоятельница грузно поднялась, шагнула к двери.
– Завтра вы еще день, возможно, проведете в гладильне. Только после этого я отпущу вас в город. А то другие сестры станут обижаться. И так все считают, что я слишком много внимания уделяю разным временным гостям из мира, вроде этой сестры Оливии.
– Но они должны понимать, матушка Энджел, что именно мирские более нуждаются в попечении и заступничестве перед Господом нашим!
На следующее утро Оливия проснулась самостоятельно. Она почувствовала, что еще очень рано, но поднялась и начала двигаться по комнате, скрипя зубами от невыносимой тянущей боли во всех мышцах.
Ей надо привести себя в чувство к завтраку. Она помнит, как когда-то в детстве Рони Уолкотт учил ее верховой езде. После первого дня скачки у нее точно также болели все мышцы. Но Рони не позволил ей наутро залеживаться в постели. Он вытащил ее из-под теплого мехового одеяла и, выйдя из дома, бросил с размаху в горное озеро Хила, которое плескалось на окраине деревни. Вода в озере была холодная, но такая прозрачная, что виден каждый камешек на его дне. Оливия визжала и пиналась, но Рони был старше ее и сильнее. Удивительное дело, после купания боль в растянутых мышцах прошла, словно растворилась в кристально чистой горной влаге.
Вспомнив про Рони Уолкотта, Оливия невольно заулыбалась и замурлыкала. Рони Уолкотта она всегда вспоминает с ласковой улыбкой на лице.
– Ты уже на ногах, Оливия?
– Мэган распахнула дверь кельи.
– Ты в замечательной форме, горная козочка!
– восхитилась она.
– Зачем ты придумала мне такое прозвище, Мэган? Я могу и обидеться!
– а сама продолжала улыбаться и напевать.
– А поем отчего? Хороший сон привиделся, Оливия? Одевайся, пора на молитву. Мирские песни в этих стенах не поют!
– Мэган, ты скоро станешь такой же сухой и бесстрастной, как настоятельница Энджел. Но это твое дело! А я сегодня вспомнила замечательного человека Рони Уолкотта, как он воспитывал меня в детстве… Когда у меня заболели мышцы от долгого сидения в седле, то он взял и бросил меня в озеро!
Мэган мечтательно улыбнулась:
– Он замечательный человек, потому я и не стала ему навязываться… И, в конце концов, Оливия, привыкай называть меня сестра Мэри!
– возмущенно заявила она, услышав за дверью чьи-то осторожные шаги.