Странное наследство

Джоунс Виктория

– Нет, Олив, не бойся. Они сами прыгнули с обрыва в каньон Гранд-Ривер. Возможно, эти хорьки уже подплывают к Джанкшену, Оливия.

– Прости Господь их грешные души!
– Сара стала тихо молиться, благодарно поглядывая на Рони. Он же продолжал делать вид, что ничего не произошло.

– Если бы они обнаружили беглянок возле наших фургонов, то никого не пощадили бы. Ни тебя, Оливия, ни Берни, ни твоего будущего сына, - Рони пригнал лошадей и быстро впрягал их в повозки.

– Поторапливайтесь! Сара, Роззи, хоть хозяйка ранчо Оливия, но я все же отважусь от ее имени предложить вам перезимовать в <Клин Крик>. За зиму я выучу вас скакать верхом и метко поражать любые мишени

из карабина… Роззи, не плачь! Никто не даст вас в обиду!

– Я не плачу!
– Роззи шваркнула носом и вытерла кулачком слезы.
– Я не плачу, мистер Рони Уолкотт.

Они подъехали к повороту на ранчо, когда густая ночная тьма уже рассеивалась и становилась редкой, точно ветхая выношенная ткань. Звезд в эту ночь на небосводе не было видно, потому что с запада заходили тучи, стлались серыми высокими пуховиками по зеленым склонам Скалистых Гор, поросшим густым сосновым лесом.

Душа Оливии рвалась домой, в уютный и светлый мирок из нескольких комнат под двускатной крышей из оцинкованного железа. Только теперь, побывав в этом долгом путешествии и переночевав несколько ночей в холодной неуютной келье монастыря, она поняла, что Господь слышит ее горячие молитвы. Ведь он дал ей самое главное в жизни - дом. Дом, где ее ждут, где она сможет укрыться от проливного дождя и обильного снегопада, от бурь и метелей. Дом, в котором можно спрятаться от бед и невзгод, от не всегда дружелюбно настроенной судьбы.

Это ее дом, появившийся у нее благодаря отцовским заботам, бабушкиной экономности и бережливости, а также честности и порядочности Бернарда Дугласа, горячо любимого ею. И как только тяжело нагруженные повозки въехали под ажурную арку с надписью <Клин Крик>, душа ее благодарно встрепенулась, чувствуя нежную признательность ко всем этим людям, которые помогли ей обрести свой дом, свое теплое, уютное гнездовье.

Оливия сидела на козлах головного фургона и ловила ноздрями терпкое дыхание прекрасной горной страны под названием ранчо <Клин Крик> и свежий запах студеной воды Гранд-Ривер, прозрачной и чистой, словно утренняя роса альпийских лугов.

Повеселел и Зверь, почувствовав возбуждение своих хозяев, приближающихся к родному дому. Вероятно, он что-то учуял в воздухе раньше людей. Радостно взвизгнув, пес высоко подпрыгнул и, приземлившись на все четыре лапы, стремглав помчался по склону вверх, на площадку, с которой открывался замечательный вид на белые вершины хребта Элберта.

Деревянный дом, возведенный из еще не потемневших сосновых бревен, стоял в просторной долине, прикрытый с подветренной стороны отвесной скалой и стеной густого соснового леса, подступающей близко к хозяйственному двору и навесам для повозок. А перед окнами дома росли различные горные растения, когда-то принесенные из лесу прежними хозяевами, а чуть поодаль зеленело несколько грядок с укропом, петрушкой, луком и чесноком. Все пространство зеленой долины было сейчас затянуто легким туманом, полупрозрачной кисеей сползающим с вершины ближней горной цепи, и сквозь эту нежнейшую завесу просматривались хозяйственные постройки, хлев, конюшни и огромный сеновал.

Чуткое обоняние Оливии еле успевало различать тончайшие оттенки запахов, присущих только ее дому. Запах примятой травы, пожухлых папоротников в ближнем каньоне, конского пота, душистого мелкого сена, которое так любят жевать лошади, коровы и овцы, запах свежего навоза. Так всегда пахнет возле фермы или ранчо.

Легкий дымок вьется над печной трубой. Его неповторимый аромат, смешанный с крепким ароматом свежезаваренного кофе. Она машинально отметила желтоватый свет масляной лампы в кухонном окне:

Оливия изумленно замерла, сидя на козлах

движущегося фургона. Неужели ей ничего не почудилось?! И запах древесного дыма, примешанный к другим ароматам и запахам? И желтоватый свет масляной лампы в кухонном окне, завешанном светлой занавеской? И знакомый силуэт высокого мужчины в накинутой на плечи кожаной куртке на высоком крыльце большого дома…

В нетерпении Оливия соскочила с повозки и помчалась по влажной от росы траве. Чулки и край юбки намокли, прилипали к ногам. Она споткнулась о твердый корень огромнейшей вековой сосны, распростершей свои раскидистые ветви по крыше навеса. Во время дождей сосновые шишки застревали в водосточном желобе, и его все время приходится прочищать…

Но Оливия не успевает упасть, потому что ее тотчас подхватывают родные, сильные руки с длинными крепкими пальцами. Подхватывают, не дают упасть и помогают выпрямиться. Серо-зеленые глаза смотрят на нее с любовью и восхищением:

– Оливия, дитя мое… Какая ты красавица. А как выросла! Теперь я не смогу подбросить тебя, как прежде, к потолку. Сил не хватит! Не посмею покачать у себя на коленях, как когда-то качал перед сном, потому что это неприлично. Твой отец совсем состарился!

– Папа! Папочка мой дорогой и любимый! Как ты здесь? Откуда ты здесь? Какой молодец, что догадался приехать! Как нам тебя не хватает, дорогой мой, любимый мой папочка.

– Кому это - нам, Оливия, доченька? Ты вышла замуж, дитя мое?

– Нет, папочка. Нам, это - мне и Рони Уолкотту. Разве трудно догадаться?

– Я приехал только вчера, доченька, Оливия! У меня не было от вас никаких вестей.

Подкатывает второй фургон, который старательно тащит жеребец Уолкотта Хелпо. Обрадованный Рони приветствует Фрэнка:

– Дядя Фрэнк, доброе утро. А мы искали тебя в госпиталях Райфла! И как ты только догадался направиться сюда? Знакомься, это мисс Сара и мисс Роззи. Ты ведь не возражаешь, дядя Фрэнк, если они поживут на ранчо Оливии до весны? Я так и знал!
– поспешил объяснить Рони, ощущая себя ответственным за происшедшее в дороге. Он понимал, что Оливия все еще потрясена тем, как он жестоко расправился с ловцами негров. О жизни рабов она знала понаслышке и не представляла, что ожидало Сару и ее дочь в случае поимки. Их просто-напросто могли затравить собаками, а потом кровавые куски человеческого мяса столкнуть в могилу или первую попавшуюся яму и забросать землей, даже не отметив могильный холм никаким знаком.

В доме было тепло и сухо. Оливия прошла в свою комнату и разостлала бабушкину широкую кровать, на которой еще ни разу не спала с Берни Дугласом. Конечно, она устроит больного именно здесь - ведь кухня рядом и можно всегда, не беспокоя других, нагреть воду и приготовить больному свежую еду.

– Как хорошо, что в доме натоплено. Мы немного продрогли во время пути… Папочка, не удивляйся ничему. Я благодарна тебе за все. Бабушка откладывала твои деньги, вот потому я имею теперь крышу над головой. Рони, дорогой, принеси, пожалуйста, Берни. Мы поместим его в мою комнату!
– Оливия поспешила взять на себя заботы хозяйки ранчо. Пусть отец привыкает к тому, что она - взрослая, самостоятельная женщина.

– Я хотел бы серьезно поговорить с этим молодым человеком!
– и Фрэнк Смитт грозно (как ему казалось) потряс заряженным карабином: - Где он?.. Этот грязный ублюдок стыдится посмотреть мне в глаза! Мои внуки не должны расти незаконнорожденными. Он не переступит порога твоего дома, Оливия!
– в глазах Фрэнка Смитта сверкают негодование и возмущение, но дочь так спокойно и уверенно осаживает его, что он даже не смеет возражать ей:

– Папа, папа, перестань изображать из себя бандита!