Странное наследство
Шрифт:
– Рони, мы поедем по тропинке, что тянется вокруг свалки, - Оливии не хотелось стычек с карантинным патрулем. Она знала, что летучие отряды носятся по дорогам, отбирая и сжигая продовольствие, вывезенное из Райфла и Форт Моргана. Хотя собранное за столь короткий срок питание было довольно скудное, но совсем без продуктов на ранчо людей ожидала голодная смерть.
Они решили ехать ночами, не зажигая фонарей в повозках. Главным сейчас было как можно скорее пробраться на ранчо.
– Как ты сумел похитить
– Оливия благодарно поцеловала Рони Уолкотта.
– Разве твой брат не индейский охотник-пима, дорогая Оливия? Берни стал совсем тощий и легкий, словно мальчик-подросток! Я взял его на руки, закутал в одеяло и вынес.
– Никто не позвал на помощь доктора?
– Все радовались, что за Берни будут ухаживать любящие люди, Оливия. И завидовали Берни Дугласу.
– Будем молиться, чтобы доктор сэр Гэбриэл Пойнсетт не направил в погоню карантинный отряд! Он не знает, куда мы направляемся. Надеюсь, что Мэган никому не скажет.
Выбирая окольные тропы, они к полуночи оказались неподалеку от фермы четы Мартин.
– Рони!
– окликнула Оливия брата, который умудрялся управлять сразу двумя фургонами.
– Подойди сюда, дорогой.
– Тебе нужна моя помощь, Оливия?
– Рони Уолкотт, присмиревший и сдержанный, вскочил на козлы рядом с девушкой.
– Знаешь, я ведь так и не успела посетить могилу бабушки… Там слишком много похоронных процессий. Бабушкина могила была с краю, а теперь ограду отнесли в сторону пустыря! И прибавилось два ряда свежих могил…
– Не думай об этом, сестренка. Тебя надо думать о малыше. Берни придет в себя и будет рад твоей беременности. Он очень любит тебя, Оливия, - но Оливии казалось, что голос Рони звучит не слишком уверенно и не очень убежденно.
– Мне кажется странным, что Берни Дуглас все время крепко спит, Рони. Он дышит тяжело и хрипло… Надеюсь, у Лиззи Мартин все в порядке. Видишь, подъезд к ферме освещен. В доме темно и тихо. Похоже, только на кухне горит лампа. Наверное, миссис Лиззи Мартин сбивает масло из свежих сливок вечернего удоя.
Так они и ехали до рассвета по знакомой, но совершенно безлюдной дороге. Берни Дуглас лежал без сознания, но время от времени начинал бредить. Когда ему было больно, он стонал и звал мать.
В такие минуты на душе у Оливии было не очень комфортно, вскипали ревность и негодование. Ее обижало то, что Берни совершенно не вспоминал в бреду о ней. Она мрачнела и не отвечала на вопросы Рони, предпочитая отмалчиваться.
– Давай на день спрячем фургоны в зарослях, а коней, чтобы не привлекали внимания, я отгоню попастись. Ты побудешь немного одна, Оливия?
– Хорошо, Рони. Я немного посплю… Поможешь мне обтереть Берни? Он ночью несколько раз потел. Надо переодеть его и перестлать ему чистые простыни.
Они покормили и напоили больного, который по-прежнему находился в бессознательном состоянии. К счастью, прежнего жара
– Я поищу питьевой воды.
– Рони взял бутыли, оплетенные ремнями, оседлал Хелпо, и погнал свой небольшой косяк в глубину каньона.
Оливия осталась наедине с беспамятным Берни Дугласом. Она сидела в изголовье больного и клевала носом, потому что ее клонило в сон. Ночью спать не пришлось, но ее радовало то, что таким образом к рассвету следующего дня они пересекут границу ранчо <Клин Крик>. Лишь бы в пути не произошло ничего плохого.
Прислонившись спиной к козлам, Оливия закрыла глаза. Кругом было тихо. Навевая дремоту, монотонно звенели кузнечики, и трещала крыльями саранча, перелетая с куста на куст. Высоко в небе, над самыми высокими вершинами парили орлы и ястребы. Нежно переговаривались друг с другом малиновки, и звонили в свои колокольчики большие синицы.
Оливия чувствовала к Берни необыкновенную нежность. Она положила голову больного с влажными волосами себе на колени, и любовно рассматривала каждую черточку его лица, отгоняя мух, которые в августе бывали нешуточно злыми и больно кусались, доставляя беспокойство.
Лицо Берни Дугласа было удивительно переменчивым. Вот он насупил брови, и выражение его лица стало суровым, немного недовольным.
– Берни, любимый мой, открой глаза и посмотри на меня так, как ты смотрел в нашу первую ночь - с нежной признательностью и любовью!
– Оливия погладила его висок, на котором напряженно билась голубая жилка.
– Ты жив, Берни, жив, и это самое главное для меня. Я люблю тебя, Берни. Услышь мой голос, дорогой…
За кустами залаял Зверь, которого Рони оставил с Оливией.
– Мэм!
– тихо окликнул ее приятный женский голос.
Осторожно переложив Берни, Оливия вскочила и взяла карабин наизготовку:
– Кто там? Зверь, ко мне!
– позвала Оливия собаку.
– Я стреляю очень метко!
– предупредила она, взводя курок.
– Осторожнее, я буду отстреливаться до последнего патрона, даже если вы привели полицию или карантинный патруль!
– в ответ на ее монолог в кустах раздался женский смешок и настороженный шепот:
– Можно подойти, мэм? Мы не причиним вам никакого вреда. Вероятно, не только мы одни опасаемся полиции. Видите, мэм, ваш сторож доверяет нам!
Из-за кустов доносился приятный женский голос, но его обладательница не решалась покинуть своего убежища.
Пес встал рядом, прикрывая собой Оливию, но особой враждебности не проявлял. Оливия откинула локоны, упавшие на лоб. Взяла карабин наизготовку.
– Меня зовут Сара, мэм, - представилась все еще не видимая Оливии женщина.
– Я просто ищу работу, чтобы можно было прокормиться, мэм.
– Подходящее место!
– Оливия рассмеялась над комичностью ситуации.
– В зарослях акации и ежевики, случается, можно отыскать работодателя. Что-то раньше я подобного не слышала!