Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Андерсон Фредерик Ирвинг

Миссионер согласился передать и эту новость. Но не без сожаления: ведь он не мог гарантировать, что кто-то будет слушать.

Когда 4 декабря Кристиан Фридрих Пост вернулся в армию, он обнаружил, что мир в Огайо изменился навсегда. Кампания Форбса была завершена: британцы контролировали Форкс; в нескольких сотнях ярдов выше по течению от взорванных руин форта Дюкейн строился новый форт; местность называли новым именем — Питтсбург; самого Форбса уже везли обратно в Филадельфию в отчаянной попытке спасти свою жизнь^[385]. Вот как все это происходило:

Делавэрские налетчики, чье возвращение в Кускуски доставило столько хлопот Посту и его спутникам, отправились 9 ноября, чтобы увести или уничтожить лошадей и скот возле Лоялханны. Они предприняли этот набег без особого энтузиазма, по настоянию Франсуа-Мари Ле Маршана де Линьери, капитана морской пехоты, командовавшего в форте Дюкейн, который надеялся устроить такой хаос в британской транспортной службе,

что Форбс не смог бы продолжать кампанию. Это был рейд, задуманный в отчаянии. Лигнери, упорный пятидесятипятилетний офицер, действовавший на Огайо со времен поражения Брэддока, был в прошлом мастером ведения войны с наскока, но после падения форта Фронтенак он начал отчаиваться в своем положении. По мере того как его запасы уменьшались, а разведчики сообщали ему о неуклонном продвижении строителей дорог к фортам, он предпринимал набег за набегом, надеясь вывести англичан из равновесия, пока наступление зимы не заставит их отказаться от экспедиции. Но с каждым успешным набегом все больше и больше его помощников из числа дальних индейцев забирали пленников и трофеи и возвращались домой. По иронии судьбы, его величайшая победа, поражение разведывательного отряда Гранта 14 сентября, привела к тому, что из pays d'en haut ушло так много оттавов, виандотов и других воинов, что вскоре после этого у него осталось мало индейцев, кроме местных делаваров, шауни и минго, на которых он мог положиться. Тем временем напряженное положение с припасами вынудило его сократить до минимума численность французских и канадских войск в Дюкейне. В начале ноября под его командованием находился остов гарнизона из трехсот регулярных войск и ополченцев. Только треть из них была пригодна к службе^[386].

Набег на лошадей и скот Форбса в «травяном дозоре» возле Лоялханны 12 ноября был на самом деле успешным, несмотря на то, что Лигнери показалось, что индейцы Огайо принимали в нем полусерьезное участие: налетчики убили и захватили более двухсот животных, прежде чем отступить. Предупрежденный о готовящемся нападении, Форбс приказал отправить два отряда из пятисот человек: один под командованием полковника Вашингтона «дать им отмашку», другой под командованием подполковника Джорджа Мерсера из 2-го Виргинского полка «окружить их». Наступила ночь, когда люди Вашингтона наконец-то сбили с ног трех налетчиков. Вскоре после этого, в сгущающихся сумерках, силы Вашингтона столкнулись с силами Мерсера, и оба формирования открыли огонь друг по другу. Прежде чем кто-либо понял, что происходит, два офицера и тридцать восемь человек были убиты или ранены, что было гораздо тяжелее, чем у рейдеров. К счастью, пленные остались невредимы, и один из них, житель глубинки Пенсильвании по имени Джонсон, которого делавары взяли на воспитание и который присоединился к рейду в качестве воина, показал слабость гарнизона Лигнери. Форбс был готов отказаться от кампании на зиму, но доклад Джонсона убедил его воспользоваться представившимся шансом. Он приказал немедленно начать подготовку к наступлению на Форкс^[387].

С I Виргинским полком Вашингтона и отрядами провинциалов из Делавэра, Мэриленда и Северной Каролины армия выступила из лагеря в Лойалханне утром 15 ноября. Оставив в форте Лигонье походных женщин и даже палатки, солдаты как можно быстрее продвигались к фортам, срезая по пути от трех до пяти миль дороги в день. Каждый день специальный отряд строил хижину с дымоходом для Форбса, который, хотя и был слаб как никогда, несся вперед на своей подстилке, проводя каждую ночь как можно ближе голове колонны. К 21 ноября передовой отряд расположился лагерем у Черепашьего ручья, в двенадцати милях от форта Дюкейн^[388].

В этот день Лигнери окончательно признал, что игра окончена. Зная, что делавары все еще обсуждают, принимать ли им мирный пояс из Пенсильвании, двадцатого числа он отправил в Кускуски военный пояс с посланием, в котором просил их присоединиться к нему в новой атаке на англичан. К его огорчению, делавары отказались принять пояс и вместо этого пинали его, словно змею. «Отдайте его французскому капитану, — сказали они гонцу Линьери, — и пусть он идет со своими молодыми людьми; он много хвастался, что сражается; теперь дайте нам посмотреть, как он сражается. Мы часто рисковали жизнью ради него и не получали взамен ни буханки хлеба…..; теперь он думает, что мы должны прыгать, чтобы служить ему». Французский эмиссар, «бледный как смерть», терпел их насмешки до полуночи, а затем отправил весточку, предупреждая Линьери, чтобы он не ждал помощи от своих бывших союзников^[389].

Когда нежелательные новости пришли в Форкс, комендант принял единственное оставшееся решение и приказал эвакуировать и разрушить форт. Отправив оставшуюся провизию в ближайшую банду виандотов («чтобы побудить их всегда переходить на нашу сторону и нападать на англичан», — объяснил он), он погрузил пушки и боеприпасы форта на бато и приказал ополченцам из Луизианы и Иллинойса доставить их вместе с оставшимися пленниками в Иллинойс Кантри. Наконец, 23 ноября, пока оставшиеся двести человек гарнизона ждали в своих каноэ,

он приказал поджечь форт и взорвать под его стенами мину с пятьюдесятью или шестьюдесятью бочками пороха. Остановившись лишь для того, чтобы убедиться, «что форт полностью превратился в пепел и что от врага не останется ничего, кроме железных конструкций общественных зданий», Лигнери и его люди отправились вверх по Аллегени к форту Мачо, станции снабжения, стоявшей в устье Френч-Крик. Там он и сотня его самых здоровых людей будут держать оборону в течение зимы, ожидая возвращения весны и подкреплений, необходимых для отвоевания Форкса, прежде чем англичане смогут усилить свой зимний гарнизон^[390].

Хотя англо-американцы, находившиеся на расстоянии десяти миль, слышали взрыв, превративший форт Дюкейн в небытие, они продвигались вперед с осторожностью и заняли его только на следующий день, 24 ноября. К тому времени маленькая армия Форбса была на грани расформирования, поскольку срок призыва провинциалов, составлявших две трети ее численности, истекал тридцатого числа. Поэтому Форбс поспешил закрепить свои успехи, приказав построить укрепленный форт вверх по течению Мононгахелы на месте развалин французского поста. В нем должен был разместиться зимний гарнизон из двухсот пенсильванских провинциалов под командованием еще одного шотландского врача, ставшего солдатом, подполковника Хью Мерсера. Это было ничтожно малое число, действительно опасно малое; но ни одного человека больше нельзя было снабдить провизией из форта Лигонье, расположенного в сорока милях к востоку. Форбс понимал, что еще важнее, чем этот форт, — успокоить местных индейцев, которые легко смогут одолеть его гарнизон. Поэтому он отправил Джорджа Крогана, который присоединился к нему после Истона, пригласить вождей местных деревень встретиться с ним в форте.

Но сам Форбс не смог остаться, и когда 4 декабря открылась конференция, именно полковник Буке присутствовал на ней, чтобы раздать подарки и заверить собравшихся вождей, что англичане прибыли не для того, чтобы поселиться, а лишь для того, чтобы возобновить торговлю и защитить от возвращения французов. 26 ноября здоровье Форбса окончательно и бесповоротно подорвалось: «его охватило воспаление желудка, груди и печени, самое острое и тяжелое из всех расстройств», и он понял, что если он хочет выжить, то ему придется вернуться в Филадельфию, где он сможет получить надлежащую медицинскую помощь, прежде чем отправиться домой в Англию^[391].

Хотя он сомневался, что переживет путешествие, Форбс дожил до Филадельфии примерно через шесть недель. Там он восстановил силы только для того, чтобы привести в порядок свои дела и написать несколько писем: административное и стратегическое завещание человека, который чувствовал, что его жизнь уходит. Самые важные из последних писем Форбса были адресованы Джеффри Амхерсту, недавно назначенному преемником Аберкромби. Индейские дела продолжали беспокоить Форбса, поскольку он опасался, что Амхерст (все еще не имевший опыта ведения войны в дикой местности) решит, что индейцы — примитивы, которые просто встанут на сторону наиболее вероятного победителя, и что отношения с индейцами можно свести к простому расчету силы. Форбс умолял Амхерста «не думать легкомысленно об индейцах или их дружбе». Если он надеется сохранить позиции Британии на Огайо, Амхерсту необходимо «уладить [индейские дела] на прочной основе, поскольку от этого зависит сохранение индейцев и этой страны». Отношения с племенами, писал Форбс, обычно понимались неправильно, «а если понимались, то извращались для достижения определенных целей». В этом отношении наибольшие проблемы возникали из двух источников: «ревность, существующая между виргинцами и пенсильванцами. поскольку и те, и другие стремятся завладеть торговлей и бартером с индейцами, а также заселить и присвоить огромные участки прекрасной земли» вокруг Форкса; и «частные заинтересованные взгляды сэра Уильяма Джонстона [Джонсона] и его мирмидонов». Форбс опасался, что если Амхерст не приложит сильных усилий, то результатом станет хаос на западе и потеря страны, за завоевание которой он буквально отдал свою жизнь^[392].

Его последний поступок был сентиментальным жестом. Он приказал «выбить золотую медаль… [для] офицеров его армии, чтобы они носили ее в качестве почетной награды за их верную службу», он дал подробные инструкции по надписи. «Медаль имеет на одной стороне изображение дороги, прорезанной через огромный лес, через скалы и горы. Девиз Per tot Discrimina — на другой стороне изображено слияние рек Огайо и Мононгахела, форт, объятый пламенем в развилках рек при приближении генерала Форбса, которого несут в литаврах, за ним армия, марширующая в колоннах с пушками. Девиз Огайо Британника Consilio manuque. Это должно носиться на шее с темной лентой…»^[393] Джон Форбс скончался от «изнурительной болезни» 11 марта 1759 года, через три недели после того, как он приказал отчеканить медаль, и чуть менее чем через пять месяцев после своего пятьдесят второго дня рождения. Пенсильвания устроила ему экстравагантные государственные похороны и похоронила его за государственный счет в алтаре филадельфийской церкви Христа^[394].