Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Андерсон Фредерик Ирвинг

ГЛАВА 31

Министерские неопределенности

1759 г.

Итоги кампаний 1759 года сегодня настолько хорошо известны, что для того, чтобы вспомнить о неопределенности первых девяти месяцев года, требуются целенаправленные усилия воображения. В Лондоне весь период с февраля по апрель был занят бюджетным кризисом самого тяжелого рода, поскольку министры не могли найти способы финансирования огромного дефицита, который общины так услужливо одобрили в декабре. В основе проблемы лежали два взаимосвязанных фактора: острая нехватка специй (результат крупных поставок золотых и серебряных монет за границу для поддержки военных действий в Америке и Германии) и непримиримые разногласия между министрами по поводу того, какие новые налоги могут быть введены для финансирования долга. Эта комбинация заставила директоров Банка

Англии и все британское финансовое сообщество так волноваться, что государственные облигации начали продаваться с самыми высокими скидками за всю войну, несмотря на то, что торговля процветала, а общественный оптимизм по поводу исхода конфликта был как никогда высок. В то же время сообщения о подготовке Франции к вторжению через Ла-Манш беспокоили всех министров, кроме, пожалуй, Питта. Медленное формирование полков ополчения — к июню было сформировано менее половины их предполагаемой численности — лишь усугубляло тревогу тех, кто, подобно Ньюкаслу, ожидал худшего^[431].

Первые события в Вест-Индской кампании также не были особенно многообещающими. Британский экспедиционный флот после спокойного плавания достиг Барбадоса 3 января и там присоединился к Вест-Индской эскадре для попытки захвата Мартиники. Через две недели командующий британским флотом коммодор Джон Мур и его коллега по армии генерал-майор Перегрин Томас Хопсон начали вторжение. Шестнадцатого числа они высадили шеститысячную армию у Форт-Рояля, одного из двух главных городов на западном побережье острова и его военно-морской базы. Хотя сама высадка прошла легко, местность оказалась чрезвычайно сложной, и на следующий день сопротивление быстро усилилось — даже когда стало ясно, что осаждать французские укрепления по суше так же непрактично, как и обстреливать их из гавани. Вечером семнадцатого числа Хопсон перевел свои войска на корабли. Когда два дня спустя пробная атака на оборону Сен-Пьера, главного города острова, натолкнулась на сильное сопротивление, Хопсон и Мур решили отказаться от этой попытки и направиться на север, к острову Гваделупа, который, как они надеялись, окажется более легкой добычей^[432].

Но и Гваделупа оказалась крепким орешком. 23 января корабли Мура обстреляли и сожгли главный город острова, Бассе-Терре. Французские защитники отступили и заняли позиции в горах неподалеку от города, поэтому на следующий день, когда войска Хопсона овладели разрушенным поселением и его фортом, они не встретили сопротивления, но закрепились лишь на слабых позициях. Хопсон, осторожный, пожилой офицер, состоявший на действительной службе со времен Мальборо, был уже слаб здоровьем. У него не хватало ни сил, ни желания заниматься чем-то большим, чем строительство полевых укреплений для обеспечения безопасности Бассе-Терре. Возможно, он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы заставить французов капитулировать. Вскоре он понял, что они не намерены сдаваться, а несколько неудачных вылазок в сельскую местность показали, что их невозможно ни выбить из оборонительных сооружений на возвышенностях, ни заставить дать сражение. Тем временем тропические болезни уничтожали его армию с эффективностью, с которой не мог сравниться ни один смертельный враг. Уже через неделю после высадки четверть британских войск была слишком больна, чтобы выстоять; к концу февраля по меньшей мере 2100 из них пришлось эвакуировать, и осталось не более 3000 человек, еще способных сражаться. 27 февраля, когда его армия владела ни на одну квадратную милю территории больше, чем месяцем ранее, лихорадка прикончила самого старого Хопсона^[433].

Новый командующий, генерал-майор Джон Баррингтон, был младшим братом военного секретаря, но не политические связи обеспечили ему это положение. Как Амхерст и Вулф, он был всего лишь энергичным молодым полковником, когда лорд Лигоньер присвоил ему временный чин для службы в Новом Свете и назначил вторым командиром экспедиции. Сразу же после смерти Хопсона Баррингтон проявил себя, предложив начать десантные рейды по периферии острова; но не успел он вырваться из статичного бедственного положения на Бассе-Терре, как пришло сообщение, что замечен французский флот, направляющийся к Мартинике. Поэтому 13 марта коммодор Мур приказал своей эскадре направиться в бухту Принс-Руперт на соседнем острове Доминика, откуда они могли блокировать любые попытки французского адмирала Максимина де Бомпара освободить Гваделупу. Это был разумный и необходимый шаг, поскольку у Бомпара было восемь линейных кораблей и три фрегата; но он на неопределенное время отодвинул шансы Баррингтона на завоевание острова с моря^[434].

Новости об этих неутешительных событиях достигли Лондона в мае, когда в других сообщениях говорилось, что отряды ополчения еще не сформированы, а французские судостроители заполняют Гавр мелкосидящими баржами, которые будут использоваться для вторжения. В западной Германии все предзнаменования выглядели мрачно. Принц Фердинанд покинул зимние кварталы в апреле и двинулся против французской базы во Франкфурте-на-Майне, но столкнулся с превосходящим противником у деревни Берген, расположенной на

перекрестке дорог. Там 13 апреля один из лучших генералов Франции, Виктор-Франсуа, герцог де Брольи, нанес принцу поражение, стоившее 2 500 жертв, и отправил его армию на север через Гессен. В течение следующего месяца французы ставили Фердинанда и его все более удрученные войска во все более невыгодное положение; еще через шесть недель им удастся отрезать его от базы операций в Миндене на реке Везер и таким образом вернуть себе командование не только над Гессеном, но и над южными подступами к Ганноверу^[435].

О судьбе канадских кампаний Питт почти ничего не знал. Вулф покинул Портсмут 14 февраля, но только в июне в Англию поступит сообщение о том, что он и его люди благополучно переправились. Письма Амхерста, напротив, приходили регулярно и были наполнены неутешительными сообщениями о том, как политика, упрямство и неэффективность провинциалов мешают его операциям. В начале июня все, что Питт знал об операциях по ту сторону Атлантики, сводилось к тому, что ни одно из канадских вторжений еще не началось, что вторжение в Гваделупу застопорилось и что французская эскадра, которая легко могла сорвать операции Баррингтона, достигла Вест-Индии. Те, кто видел секретаря в эти недели, считали его обескураженным, обороняющимся, напряженным^[436]. Какие новости могут прийти в следующий раз, знал только Бог; но Питт слишком хорошо понимал, что, если это не будут новости о существенном прогрессе, Ньюкасл может поддаться искушению форсировать переговоры и помешать победе, которая, по мнению Питта, была почти в его руках.

Хотя Питт узнает об этом только в середине июня, судьба Вест-Индской экспедиции была решена еще до конца апреля. Бомпар не стал сразу же отплывать с Мартиники, чтобы угрожать Баррингтону, что позволило ему оставить небольшие силы для удержания Бассе-Терре и начать десантные атаки на поселения, расположенные по периметру острова. Плантации у побережья уже сильно пострадали от набегов англо-американских каперов, теперь же они оказались практически беззащитны даже перед теми пятнадцатью сотнями солдат, которые Баррингтон мог выделить для своих рейдов. Поскольку большая часть французских регулярных войск завязла в горах за пределами Бассе-Терре, задача обороны легла в основном на плечи плантаторов, которые быстро потеряли и желание, и средства для сопротивления. 24 апреля передовые люди острова, не обращая внимания на мольбы губернатора продолжать борьбу, обратились к Баррингтону с просьбой об условиях капитуляции. Тот ответил весьма либеральными условиями, которые, по сути, позволили бы плантаторам Гваделупы оставаться нейтральными до конца войны, пользуясь теми же торговыми привилегиями, что и британские колонисты, и гарантируя безопасность их личности, имущества и исповедания католической веры. 1 мая губернатор острова, столкнувшись с неизбежной реальностью, что плантаторы покинули его, подписал капитуляцию^[437].

И, с точки зрения Баррингтона, не слишком рано. Пока сохли чернила на документах о капитуляции, флот Бомпара, недавно усиленный восемью линейными кораблями и тремя фрегатами из Франции, вошел в опустевшее поселение Сте-Анна, высадив оружие, припасы и 2600 солдат для укрепления обороны острова. Однако плантаторы, находившиеся на месте событий, понимали, как много они потеряют, отказавшись от капитуляции, и отказались сотрудничать. Бомпар, опасаясь попасть в ловушку эскадры Мура, ускользнул обратно в море^[438].

Уход Бомпара поставил исход вторжения под сомнение. Британия получила приз большей ценности, чем предполагали в Уайтхолле. Только позже стало ясно, что Гваделупа и соседний с ней остров Мари-Галант (который британцы захватили до конца мая) были не менее, а то и более богаты, чем Мартиника. Население Гваделупы и Мари-Галанте значительно превышало пятьдесят тысяч человек (более 80 % из них были рабами), а на 350 плантациях выращивали сахар, какао, кофе, хлопок и другие тропические товары. Эти плантаторы, изголодавшиеся по торговле, которую задушила война, немедленно начали поставлять свою продукцию в Британию и ее колонии в обмен на товары и рабов, в которых они отчаянно нуждались^[439].

Уже через год после завоевания Гваделупа отправила в Великобританию более десяти тысяч тонн сахара на сумму 425 000 фунтов стерлингов. Взамен островитяне импортировали огромное количество кованого железа, всевозможные изделия и четыре-пять тысяч рабов в год. В североамериканские колонии плантаторы экспортировали огромные объемы патоки в обмен на провизию, клепки для бочек и другие изделия из дерева. К 1760 году Гваделупа поставляла массачусетским дистилляторам рома почти половину потребляемой ими патоки — в три раза больше, чем из главного источника британской Вест-Индии, Ямайки^[440]. Даже Питт вряд ли мог предположить, как быстро алхимия торговли превратит унижение завоевания в прибыль для завоевателей. Во многом благодаря удаче британцы нашли самую надежную формулу, с помощью которой их империя могла расти и богатеть, обеспечивая свои завоевания с наименьшими затратами крови и сокровищ. Удастся ли им постичь секрет своего успеха, конечно, еще предстоит узнать.