Свет твоих глаз

Лактысева Лека

– Идем, Артемка, бабушка ждет, - жена помогает мальчишке выбраться из джипа.
– Эд, ты с нами?

– Нет. Я здесь подожду.
– Видеть мать Оксаны, говорить с ней не было сил.

Я чувствовал себя виноватым за то, что произошло с ее дочерью и боялся услышать новые упреки в свой адрес.

Ника увела ребенка. Я выбрался из салона. Встал, опираясь на крыло машины и подставляя лицо морозному ветру. Воздуха не хватало. Грудная клетка болела, словно мышцы между ребрами сжались и окаменели. Раз-два - вдох. Три, четыре, пять - выдох. Я заставлял себя

дышать глубоко и ритмично, игнорируя бухающее сердце, и гнал прочь мысли - все, и хорошие, и плохие.

Вернулась Ника. Подошла, прижалась, запустила руки под распахнутую куртку, обнимая меня за талию, спрятала лицо на моей груди.

– Как ты?
– спросила тихо.

– Не знаю. Нормально. Справлюсь. Едем в клинику?
– фразы получались короткими и рублеными, как деревянные чурбаки, и такими же сухими.

– Предлагаю поехать домой. В клинике мы ничем помочь не сможем, только будем мозолить глаза…

– А если что-то вдруг понадобится?..
– умом я понимал, что жена права, но сердце рвалось туда, где врачи боролись за жизнь Оксаны и моих еще не рожденных малышей.

– Мне позвонят, Эд. Я оставила свой номер. А если не позвонят - мы сами наберем номер отделения, но только утром. Поехали домой, пожалуйста! Нам надо отдохнуть, силы еще понадобятся!
– Мягкие губы жены прикоснулись к уголку моего рта. Легкие пальчики погладили спину, отчего дышать сразу стало легче.

– Поехали, - чувствуя, как безумное напряжение сменяется опустошением и усталостью, согласился я.

40. Вероника. Испытание на прочность

Окончательно избавившись от Жабичей, я наивно надеялась, что вот теперь-то и настанет мир и благоденствие. Что мы со Скворцовым заживем тихо и счастливо - без кризисов, без потрясений. Мечтала если не о медовом месяце, то хотя бы о медовой неделе. О времени для нас двоих. Даже собиралась поговорить об этом с мужем в день всех влюбленных, который мы отмечали в ресторане. Лучшего места для такого разговора трудно и придумать!

Но… жизнь повернула иначе и подложила нам, прямо скажем, свинью. У Оксаны, суррогатной матери, вынашивающей малышей Скворцова, началось кровотечение. Она позвонила мне, и вечер сразу перестал быть томным. Пришлось включить и применить все свои организаторские и дипломатические способности, чтобы как можно скорее отправить женщину в клинику при центре репродуктологии, саму Оксану - поддержать, ее сына - утешить, и о собственном муже не забыть.

Дома мы со Скворцовым оказались уже заполночь. Приняли душ, переоделись, улеглись в обнимку в его спальне на просторной кровати. Интима не хотелось - ни мне, ни Скворцову. Мы просто лежали, прижавшись друг к другу, и молчали. Я надеялась, что Эд все же уснет хоть ненадолго, несмотря на пережитое потрясение. Мои надежды оправдались: не сразу, но он все же начал похрапывать. Вслед за мужем задремала и я.

А утром проснулась от ощущения, что лежу в обнимку с батареей. Попыталась разбудить

Эда, спросить, как он себя чувствует, но он, не открывая глаз, отвечал лишь бессвязным мычанием. К счастью, где находится аптечка, я была в курсе с первого дня работы на Скворцова. Сбегала за термометром. Засунула его мужу в подмышку.

Через пять минут с ужасом смотрела на ртутный столбик, показывающий тридцать девять и две десятых градуса.

– О господи… Эд… тебе же нельзя простужаться! Как же так?!
– бормоча под нос, я схватилась за телефон и, не обращая внимания на таймер, который показывал без четверти шесть, набрала номер Тимофея Скворцова.

Возможно, следовало позвонить в скорую, но я решила, что брат Эда, врач и близкий человек, лучше знает, что следует делать в такой непростой ситуации.

– Ника, детка, тебе мужа мало, что ты меня вспомнила в шестом часу утра?
– не дожидаясь, когда я поздороваюсь и представлюсь, начал дурачиться Тим.

Жаль, мне было не до шуток.

– У Эда температура тридцать девять. Что делать?
– перебила я извержение фонтана остроумия.

Тим поперхнулся весельем:

– ...твою мать! Что есть от температуры?

Я принялась перебирать аптечку, которую предусмотрительно принесла с собой из кухни.

– Кеторол, ибуклин, две таблетки антигриппина… вроде все.

– Эд в сознании? Пить сможет?

– Напою.

– Тогда для начала антигриппин. Таблетку. И не жди, пока подействует, разотри мужа спиртом или водкой.

– У нас нет спиртного, - растерялась я.

– Уксус?
– Тимофей был краток.

– Это есть.

– Значит, растирай уксусом. Я сейчас приеду. Жди.

– Жду.

Я помчалась за водой и уксусом. Прихватила столовую ложку - на случай, если Эд не сможет пить из стакана. К счастью, мне удалось немного растолкать мужа и уговорить его выпить лекарство. Правда, потом он снова погрузился в полузабытье. Я растирала его грудь, живот, руки и ноги, молясь про себя, чтобы все обошлось.

Откуда у Эда температура? Чем он заболел? Вчера вечером он был абсолютно здоров! Даже не чихал и на насморк не жаловался… Эти мысли, бессвязные, бестолковые, мельтешили в моей голове, а руки словно сами по себе продолжали скользить по неестественно горячей коже, которая слишком быстро высыхала и продолжала исходить внутренним жаром.

– Потерпи, Эд, любимый… сейчас Тим приедет, он быстро разберется, что с тобой, - я бормотала эти слова, успокаивая и уговаривая не столько мужа, сколько себя.

В душе нарастала паника. Ну не может же жизнь быть так жестока?! Не может судьба отобрать у меня еще и мужа! Я больше не хотела терять тех, кто дороже жизни!

Тимофей примчался через двадцать минут - встрепанный, небритый, одетый в джинсы и худи. Я впустила его, отвела наверх, встала в ногах нашей с мужем кровати, стягивая у шеи ворот легкого шелкового халата.

– Температуру перемеряла?

– Нет еще…

– Давай-ка первым делом проверим, - Тим поставил термометр, кивнул мне: - Держи руку Эда.