Тень Беркута
Шрифт:
Проходило время. От зажиточной жизни Руженка еще больше расцвела, нахваталась разнообразных знаний от языкастых соседок, всегда готовых обсудить достоинства своих мужей и в работе, и в… постели. Привыкла к Юхиму настолько, что уже не вздрагивала, когда мужчина ласкал ее волосы, или, чересчур расшалившись, засовывал ночью руку ей под подол рубашки. Даже наоборот – сама начала искать сближения. Радуясь ее желанию, Юхим охотно пускался в эти забавы, утешаясь в душе, что вот-вот Морена отдаст приказ: привести ей Найду, а он тем временем предпринимает еще один шаг до самой сладкой мести. Бедолага не замечал и не догадывался, что с каждой новой, более смелой лаской, приближается к настоящему аду... Который – гораздо страшнее того, обещанного церковью.
Осознав, что ничего кроме поглаживаний и поцелуев
А этой осенью, под пятую годовщину их брака, стало совсем нестерпимо... Руженка расцвела, словно цветок, которым ее нарекли. Стала мягкой, приветливой. Все делала с улыбкой, с песней, но не реже, чем дважды на неделю, исчезала из дома вечером и возвращалась домой поздним утром. Измученная, обессилившая, но счастливая… А глаза ее излучали такую радость, что Юхиму хотелось пойти, да и утопиться.
Не помогали ни просьбы, ни проклятия. А на угрозу взять за косы и хорошо отстегать вожжами – Руженка ответила с пренебрежением:
– Разве я тебя гоню с брачного ложа? Сам не хочешь... Ну, тогда и не мешай.
И сказано было это настолько твердо и по-женски жестоко, что Юхим так и замер с поднятой рукой. А тогда ссутулился-сгорбился и тихо вышел из дома.
Думал еще уберечь жену, проследив, с кем она любится и задать лиходею доброй взбучки, но догадаться предварительно, в какой именно вечер она исчезнет, не удавалось ни разу. А после того, как Руженка пропадала, словно призрак, было уже поздно начинать поиск – лес большой. Обернувшись на волколака , он, конечно, легко нашел бы след, но не хотел этого делать. Потому что ведал, – в звериной шкуре не сможет сдержаться и загрызет и обидчика, и жену. А он все еще лелеял надежду – все-таки добраться с временем до ее прелестей. Заплачено дорого, так зачем же деньгам зря пропадать? Это уже потом, когда утолить желание, – помыслит над ее судьбой. Потому что свою обиду Юхим не прощал никогда и никому... Терпения ж ему не занимать. Долго кувшин воду носит, а все ж и у него ручка когда-то оборвется.
Однако успокоительные мысли оставались всего лишь мыслями, а Юхим мучился, грыз кулаки, скрипел зубами. Сошел с лица, похудел на добрый пуд. И, видя его вечно нахмуренное, мрачное лицо, соседки зашептались о какой-то потаенной болезни, которая гложет богатея...
И вот, наконец, Юхим дождался случая расквитаться с обидчиком.
Сегодня вечером выпал на замерзшую землю первый снег. Он лег легкой, неуверенной скатертью, готовый растаять от первого же теплого прикосновения или самой слабой солнечной улыбки, но следы отображал четко и хранил долго. Достаточно отчетливо и достаточно долго, чтобы помочь ревнивому мужу. Руженка ж и не подумала об этом... А может, слишком уверенна была в себе и мужней покорности? Да и умение, путать следы на снегу, не входило в арсенал ее хитростей. Женщина все же, а не лиса... Вот и попалась.
Обо всем этом Юхим успел подумать, прежде чем Найда выпрыгнул из стога на землю и ступил шаг вперед. Поэтому и рассмеялся столь неожиданно. Потому что, как оказалось, Руженка даровала свои ласки тому, у кого он, собственно, и пытался ее украсть. Тайком, крадучись, как вор, а все ж, проклятый подкидыш, сумел выхватить у него из-под носа свой ломоть добычи.
Смех и для Найды оказался полной неожиданностью. Выбираясь наружу, он ожидал драки. Потому что хоть и считал Руженку своей, понимал, что перед Богом и людьми она принадлежит Юхиму. Ведь, в церкви своими губами ответила: «да!», на вопрос священника, – и этого уже не изменить вовек. Но сознание этого удерживал далеко от себя и никогда не вспоминал о нем. Напротив, делал вид, что все началось в их жизни лишь этой осенью…
Ночи тогда были еще по-летнему теплые, а зори – чистые и высокие...
Он встретил Руженку около запруды. Шутя взял за руку, но так уже и не отпустил. От прикосновения хрупкой ладошки, парня сначала бросило в жар, потом в холод, потом опять в жар... Потом... Он по-медвежьи неуклюже сгреб ее в объятия, опасаясь сердитого окрика
Что делалось с ними дальше, не мог вспомнить никто...
Первая любовная ласка поймала их в свою ловушку и выпустила, счастливых и испуганных, лишь после того, как изменить уже нельзя было ничего. Да, собственно, они и не хотели этого. Знали, что рано или поздно наступит расплата. Но легкомысленно отмахивались от грустных мыслей и снова встречались, чтобы погрузиться в сладкое забвение.
Больше всего Найда переживал за Руженку. Потому что для него – княжеского дружинника – в наихудшем случае все обошлось бы лишь побоями. Жестокими, кровавыми, а все-таки – не до смерти. Потому, что убийство своего ратника князь Данило не простил бы никому. И ни на какую несправедливость, ни на какие объяснения не обратил бы внимания. Своих воинов князь судил сам и, за подобный проступок, оправдал бы без разговоров... Тем более, что здесь было много смягчающих вину обстоятельств. (Да и с каких это пор, для воина стало смертным преступлением позабавиться с чужой женой?). И только Руженке пришлось бы снести весь груз беспощадных сплетен и пересудов. А что девушка родила красавицей, то были бы они особо изощренными. Потому что именно в таких остальные женщины видит главную угрозу своему счастью и ненавидит от всей души. Соответственно, и порочит с прямо-таки неописуемым наслаждением.
Что же до избиения, то над этим Найда даже не задумывался. За время военной науки приходилось получать взбучку не раз и не два. Порой такую, особенно поначалу, что домой его относили на руках товарищи... Сам не смог бы дойти. Готовя свою дружину, князь Данило на учебу не жалел ни труда, ни времени. Особенно придирался тысяцкий Дмитрий. Тот не давал спуску ни в чем и никому. По его мнению, хороший дружинник должен был владеть и мечом, и копьем, и луком, – как ложкой. Даже более ловчее, поскольку от наличия ложки жизнь не зависит. А голыми руками должен был уметь справиться с одним, а то и двумя вооруженными. Про обычную драку, можно даже не вспоминать, – за каждый синяк или кровоподтек, полученный в общей шутейной свалке, воину полагалось три удара батогом. Была бы воля тысяцкого, он заставил бы каждого новобранца сойтись в поединке с медведем, чтобы посмотреть, чего тот стоит. (Новобранец, то есть). А за растерзанными зверем и не жалел бы, мол, сами виноваты, – лучше защищаться надо было.
Скрывая от людских глаз свои отношения с Руженкой, Найда даже мечтал, чтобы Юхим напал на него. Уж он бы тогда поквитался за все. А если б счастье улыбнулось, – то, может, и овдовела бы ненароком его любимая. Потому, что хоть как бы там люди не судачили, а Руженка всегда была лишь его, Найды. И именно Непийвода украл ее первым...
Воин знал, что справится с оружейником, даже если тот сунется к нему со всем своим глупым выводком. Поэтому, услышав снаружи его голос, Найда даже обрадовался, а когда выпрыгнул со стога, был уже готов драться и убивать. Но неожиданный хохот Юхима настолько сбил его с толку, что он на мгновение забыл про остальных Непийводченков. А тем – недоумкам было безразличны всяческие размышления, воспоминания. Они запомнили лишь то, что старший брат долго вдалбливал им в головы еще на подворье: бить каждого, с кем он станет говорить в лесу.
Тяжелая кривуля врезала парня по шее быстрее, чем Юхим перестал хохотать. И не успел Найда опомниться, как удары крепких кулаков так и посыпались на него со всех сторон. Дружинник даже не мог толком защищаться, а лишь кряхтел и пытался глотнуть воздуха, что после каждого удара в живот вырывался из его горла с громким всхлипыванием, будто раздували горнило кузнечным мехом. Мир потемнел в глазах Найды, ноги сделались мягкими, будто из воска, колени подогнулись, и он рухнул лицом в смешанную сапогами снежную болтанку. И скорее всего, невзирая на возможный княжеский гнев, здесь бы ему и наступил конец, потому что, раззадоренные кровью, придурковатые братья Юхима готовы были растерзать на куски кого угодно, хоть бы и ратника. (К тому же, какой с глупого спрос?). Но в это мгновение из стога выскочила Руженка.