Тени Империй
Шрифт:
— Ты далеко зашёл, Лёшка, — повторил брат, и его голос был низким, хриплым, как треск огня. Он шагнул ближе, и воздух вокруг него задрожал от жара, что исходил от его магии. — Я думал, ты сгниёшь в порту, как крыса, а ты тут, с мечом и этими… шлюхами.
Акико стиснула рукоять меча, её янтарные глаза сузились, но она молчала. Мария выругалась, её руки покрылись инеем, и она шагнула вперёд, но Алексей остановил её взглядом. Хару осталась в стороне, вертя кинжал в руках, и её ухмылка была острой, как лезвие — она ждала, чем всё закончится.
— Что
Григорий рассмеялся — резко, хрипло, как будто выдавливал смех через силу. Он подошёл к алтарю, где лежал открытый свиток, и провёл рукой по его краю, не глядя на письмена.
— С "Оком", — сказал он, и его ухмылка стала шире. — Они платят лучше, чем твой японский сброд. А ты, Лёшка, стал их игрушкой. Этот амулет, — он кивнул на карман Алексея, — и твои тени — они думают, ты приведёшь их к "Сердцу Теней". Но я заберу его первым.
Алексей сжал амулет через ткань мундира, чувствуя, как он обжигает кожу. Тени шевельнулись, потянулись к Григорию, но он щёлкнул пальцами, и огонь вспыхнул вокруг него, как щит, отгоняя их назад. Алексей вспомнил поместье — тот вечер, когда брат чуть не спалил его, и злоба, что копилась годами, вспыхнула в груди, как пламя.
— Ты знал, — сказал он, шагнув вперёд. — О матери. О её крови. Ты выгнал меня, потому что боялся.
Григорий замер, его ухмылка исчезла, сменившись чем-то тёмным, почти звериным. Он посмотрел на Алексея, и в его глазах мелькнул страх — тот же, что был в поместье, когда тени окружили младшего брата.
— Знал, — сказал он, и голос его стал тише, но жёстче. — Она была ведьмой, Лёшка. Чужой. Отец привёз её, думая, что она сделает нас сильнее, но она сломалась. А ты — её отродье. Я не боялся тебя. Я хотел, чтобы ты сдох, чтобы её кровь не позорила нас.
Алексей стиснул зубы, чувствуя, как тени рвутся вперёд. Он вспомнил голос Юкико в храме, её слова: "Сын мой", — и понял, что Григорий лжёт. Не позор — сила. Брат боялся не её слабости, а её мощи, что текла в Алексее.
— Ты врёшь, — сказал он тихо. — Она была сильнее тебя. И ты это знаешь.
Григорий рявкнул, и огонь взметнулся вверх, бросив на стены пляшущие тени. Он схватил меч с пояса — фамильный клинок Волконских, что теперь принадлежал ему, — и направил его на Алексея.
— Сильнее? — прорычал он. — Она сдохла, как собака, а ты — слабак, что цепляется за её тени. Я покажу тебе силу.
Он бросился вперёд, и пламя рванулось за ним, как хвост дракона. Алексей уклонился, тени взвились, как щит, и огонь ударил в них, рассеявшись дымом. Он вытащил свой меч — тот, что взял в поместье, — и лезвия столкнулись с оглушительным звоном. Григорий был быстрее, сильнее, и каждый удар отдавался в руках Алексея, как молот по наковальне.
— Ты никто, Лёшка! — крикнул Григорий, нанося удар сверху. — Ты всегда был никем!
Алексей отступил, споткнувшись о камень, но тени спасли его — они обвили ноги брата, заставив его пошатнуться. Он ударил снова, и клинок
Акико шагнула вперёд, её песня зазвенела в воздухе, и духи рванулись к Григорию, но он взмахнул рукой, и пламя сожгло их, как бумагу. Мария бросила ледяные нити, но они растаяли, не долетев. Хару исчезла, появившись за спиной Григория, и её кинжал метнулся к его шее, но он обернулся, и огонь отбросил её прочь.
— Это мой бой, — крикнул Алексей, вставая. — Не вмешивайтесь!
Григорий ухмыльнулся, шаги гулко отдавались в пещере.
— Хочешь один? — сказал он. — Ну, давай, братишка. Покажи, чего стоит её кровь.
Алексей бросился вперёд, тени взвились, как чёрный дракон, и он ударил — не просто мечом, а всей силой, что текла в нём. Лезвие вошло в грудь Григория, и огонь угас, как задутая свеча. Брат рухнул на колени, кровь хлынула на снег, и его глаза — уже не красные, а серые, как у человека — посмотрели на Алексея с чем-то похожим на удивление.
— Ты… — прохрипел он, и голос его оборвался. Он упал, и тишина накрыла пещеру, тяжёлая, как камень.
Алексей стоял, тяжело дыша, и смотрел на тело брата. Тени затихли, амулет остыл, и голос Юкико шепнул: "Ты доказал". Он чувствовал пустоту — не радость, не триумф, а что-то горькое, что сжало грудь. Григорий был врагом, но всё ещё братом, и эта кровь на его руках была их общей.
Акико подошла, её рука коснулась его плеча, мягко, но твёрдо.
— Ты сделал, что должен был, — сказала она тихо. — Он выбрал свой путь.
Мария подошла с другой стороны, её ухмылка была слабой, но искренней.
— Ну, Волконский, — сказала она. — Ты меня удивил. Но не расслабляйся — это ещё не конец.
Хару поднялась, отряхивая снег с плаща, и кивнула на свиток.
— Он был не один, — сказала она. — Я чую кровь. Они близко.
Алексей посмотрел на свиток, что лежал на алтаре, и взял его, чувствуя, как пальцы дрожат. Он развернул его, и Акико встала рядом, читая письмена онмёдзи.
— Здесь говорится о "Сердце Теней", — сказала она. — Оно на Сахалине, в горах, под храмом, что охраняют ёкаи. Но есть ещё кое-что. "Око Престола" знает, где оно, и они уже там.
Мария выругалась, её руки покрылись инеем.
— Чудесно, — бросила она. — Значит, мы идём прямо в их лапы?
Хару усмехнулась, вертя кинжал.
— Или в их могилу, — сказала она. — Зависит от нас.
Алексей сжал свиток, глядя на тело Григория. Он чувствовал тени прошлого — Юкико, отца, брата, — но теперь это была его история. Он кивнул, принимая решение.
— Мы идём на Сахалин, — сказал он. — И заберём "Сердце" первыми.
Пещера задрожала снова, и из тьмы раздался звук — не шаги, а низкий гул, как рёв зверя. Тени взвились, Акико запела, Мария сжала кулаки, а Хару исчезла в тенях. Что-то приближалось, и Алексей знал, что пламя и тени только начали свой танец.