Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом

Рейман Андрей

Дорога к дому Кейна шла через Рыночную площадь. А может быть, Кейн нарочно выбрал именно эту. Здесь было шумно грязно, зловонно, и что больше всего не нравилось морферимам - очень людно. Но с другой стороны, то было место, где народ все время суетится, вертится по сторонам и не очень-то склонен замечать странных людей. Или нелюдей.

 Пройдя мимо лавки с табачными изделиями, Кейн остановился и пошел разбираться, как и пообещал. На прилавках располагались табачные изделия различных сортов и мастей - сигары, папиросы, табак нюхательный и курительный, экзотические курения, кальяны, а также бумага для тех, кто предпочитает крутить папиросы самостоятельно. С краю были выложены

несколько видов трубок, различающихся по длине, форме и исходному материалу. Торговал всем этим добром узкоглазый старикашка - кедонэец с длинными аккуратно выбритыми усиками, закутанный в длинный меховой плащ с капюшоном, плотно прилегавшим к его небольшой голове.

– Здравствуй любезнейший, чем богат?
– улыбнулся Кейн торговцу, продемонстрировав отсутствующий зуб на нижней челюсти.

– О, госьподин желает купить сигар, а бить мозет, самокрутку?

– Сомакритку бы. Скажи-ка мне, мил человек, в ходу ли у тебя такие сигарки?
– Кейн достал из кармана портсигар и показал содержимое торговцу.

– О-о-о! Ето сигары отень редкие здесь и отень дорогие. Узе месяц я таких не видел, и дазе не помню, когда в посьледний раз дерзал их в руках.

– А не припомнишь ли ты, у кого ты их тогда видел?

– Не пирипомьню, господин. Не зьнаком он мне. Молодой, зеленоглазий, в шерсьтяной шапке был. Тозе про такие расьпрашивал.

– Ха! Не соврал, выходит, каналья!
– воскликнул Кейн и хлопнул в ладоши.

– Не сьоврал, госьподин, тистую правду говорю, - поклонился кедонэйский табачник.
– Не хотите ли вмесьто этих Манляйдский Филимьгтон, тозе дорогой, катественный сигар.

– Хм, Филимгтон? Покажи, - кивнул Кейн, убирая портсигар обратно, в карман. Торговец исчез под прилавком, и через секунду появился с тонкой и длинной - предлинной сигарой.

– Позалеста, - улыбнулся кедонеец. Кейн взял сигару в руки, повертел, поводил бровями. Потом ему захотелось ее понюхать.

– Фу! Ну и несет от нее. Что за вонь?

– Ето не вонь, госьподин напрасьно ругаеся. Ето такой сигар. Его курят вельможи в Небельфлеке. Табатьный лист собираеся с одной пьлантации раз в три года, затем дерзися в крепком виськи высьшей пробы. Больсая удача всьтретить такой сигар на провинцсиальном базаре. Поетому десевле восьми нециев не продам.

– А и не надо, - махнул рукой Кейн, отдавая вонючую сигару обратно.
– Тогда мне Гесторийскую Марку, из тех, что подешевле. Штук десять, а лучше пятнадцать, если имеется.

Покопошившись у себя в закромах, табачник достал пятнадцать толстых, темно-бурых сигар и вручил Кейну.

– Два неция, сорок цзанг, - отстучал на счетах торговец.
– Не зелаете лучин?

– Желаю. Давай сюда, - сказал Кейн, засовывая сигару в зубы.

– Семь цзанг, - попросил табачник.

Закупившись куревом и изрядно подняв себе настроение, Кейн собрался махнуть своим рукой и пойти дальше, как вдруг его внимание привлекла странная деревянная табличка на торце лавки. Когда-то на ней белилами было выведено «Курение тебя убивает!», но какие-то умники догадались замазать грязью некоторые буквы и слова, так что теперь на табличке светилось увещающее «Кур...ни... б...ра...т!» Судя по всему, такая корректировка здесь была уже довольно давно и хозяина лавки она устраивала. В Глимкаре по указу государя было запрещено торговать одурманивающими и вредными веществами и травами, не предупреждая покупателя о возможном вреде для его здоровья, но хитрый кедонэец нашел способ обойти закон и даже склонить его себе на пользу. Если какой-нибудь служитель закона осерчает на табачника за такую табличку, тому стоит лишь пару раз ойкнуть, подмести шапкой

землю, возопить о невоспитанности некоторых и стереть грязь с таблички. Страж отстанет, а там уж лепи обратно, и как ни в чем не бывало.

Прочитав надпись, Кейн так расхохотался, что чуть не выронил изо рта сигару.

– Ну, ты, мужик, даешь!
– сквозь смех выдавил Кейн.
– Ядрена муха! Мудрый, как тюремный онуч.

Все так же продолжая посмеиваться, Кейн закурил одну из купленных сигар. Одну предложил Йорвину, но тот, скорчив кислую мину, помотал головой.

Дом Кейна находился на довольно узкой улочке, по которой можно пройти только пешком. Сам дом выглядел как младший брат, зажатый между двумя старшими братьями - домами, принадлежащими более зажиточным ремесленникам. От других домов дом Кейна отличался прежде всего формой крыши. Все дома вокруг были с двухскатными крышами, кроме дома Кейна, чья крыша имела трапециевидную форму. Дом был немолодым и давно не крашенным. Когда-то небесно - голубая краска выцвела и облупилась. Да и окрашен был только второй этаж. Первый давно опаршивел от погоды и вандалов.

Кейн впустил гостей в свою обитель. Первое впечатление на вновь вошедших произвел невыветриваемый запах табачного дыма. Когда глаза привыкли к полумраку логова Кейна, стали просматриваться заурядные предметы мебели, а также не менее заурядные горы хлама.. Единственное, что было незаурядным - это огромный гобелен на стене, шесть на восемь футов. На этом гобелене с поразительным вниманием ко всем деталям был изображен большой белокаменный город на фоне гор, освещаемый холодным северным солнцем. Примечательной деталью было то, что пейзаж, изображенный на гобелене, можно лицезреть лишь с высоты птичьего полета, поэтому оставалось лишь удивляться такому чудесному вдохновению и восхищаться мастерством художника.

Эйнари откопал Зуали из-под груды тряпок, и Кейн сопроводил их с Юрки на второй этаж, где была более-менее приличная кровать. Когда он вернулся, Йорвин все еще любовался пейзажем.

– Где ты откопал такую красоту?
– спросил он.

– Ты не поверишь - на том же базаре, на котором мы сегодня побывали. Пришлось изрядно поторговаться с тем барыгой, но эта вещь... Она того стоит, не правда ли?

– Ага, - выдохнул Йорвин, скрестив за спиной руки.

– Действительно очень похоже, - сказал Кейн, добавляя в лампу масло.

– Да? На что?

– На настоящий Мьёлхайм.

– Мьелхайм? Это в Гестории, насколько я помню.

– Да, столица Северной Гестории. Как же я иногда скучаю по своей родине. По отрогам Серой Гряды на горизонте, по белокаменным монолитам Мьёлхайма, по Валлесу, где прошла моя молодость... Но я не могу вернуться.

– Почему?
– спросил Йорвин, не отводя глаз от пейзажа.

– Потом расскажу, - ответил Кейн, вешая зажженную лампу на место.

– Ты вчера упомянул какого-то Селиверста, который замками занимается. Кто он?
– спустя небольшую паузу заговорил Йорвин.

– Кузнец, давний друг. А зачем он тебе?

– Наш лесной брат Юрки все свои каменные мечи в стычках поломал. Нехорошо без оружия ему ходить, - качнул головой Йорвин и слегка улыбнулся.
– В наши-то лихие времена.

– Каменные мечи?
– прыснул Кейн.

– Угу. А откуда же у них, в лесу, железные-то возьмутся? С дерева упадут?

– Как же они тогда меж племенами отношения выясняют?

– У них это не принято, - со странной горечью в голосе ответил Йорвин.
– Они не злобивы и не жадны. В большинстве своем, разумеется. А если кто-то кем-то недоволен, то они устраивают поединок один на один, голыми руками или с несмертельным оружием.