The Beginning of the End
Шрифт:
Благоговейная вера, которая порою звучала в словах этого человека, когда он говорил о ней, все чаще смущала и раздражала Меилу.
– И чем же я лучше других?
Директор Британского музея не стал ни в чем убеждать или разубеждать свою подопечную. Он взял тетрадь и карандаш, которые она приготовила на столике рядом.
– В основу древнеегипетского письма положено несколько принципов, - начал он.
– Каждый отдельный иероглиф может обозначать как звук, так и слог, и целое слово, и даже предложение. Рисуночное письмо является одновременно
Рассказывая, Хафез рисовал. Меила внимательно слушала и смотрела, но чувствовала, что верховный жрец культа Имхотепа переоценил ее способности. Ей нужны были учебники.
Даже если бы Меила Наис могла прибегнуть к памяти Анк-су-намун - едва ли эта женщина была научена читать и писать, ей это было ни к чему.
Но тут господин Хафез, увлекшись, принялся произносить текст “Исповеди отрицания”:
– “Я не убивал… Я не приказывал убивать… Я не лежал с женой другого… Я не обвешивал, я не обмеривал, я не ловил птицы, принадлежащей богам…”
Меила, слушавшая речь своего наставника как полузабытую музыку, вдруг повелительно подняла руку.
– Стойте!
Хафез тут же смолк.
– Вы что-то вспомнили?
Девушка мотнула головой: но у нее был такой вид, точно она услышала в знакомой и любимой с детства песне фальшивую ноту.
– Нет, еще не вспомнила. Но вы читаете неправильно, мистер Хафез. Я это чувствую… миссис Теплтон мне говорила, что вместо неизвестных гласных современные ученые чаще всего ставили звук “е”…
Хафез кивнул, пристально глядя на нее.
– Ваша английская учительница очень образованна. Может быть, вы начнете меня поправлять?
Меила рассмеялась.
– Боюсь, это слишком рано, господин директор. Мне нужны хорошие учебники, как всем. А там будет видно, что я могу.
Хафез был явно сильно разочарован: но, следовало отдать ему должное, - сразу же согласился с доводами Меилы.
– Я пришлю вам книги как только смогу. Но мы будем заниматься вместе.
Он встал, оставив и тетрадь, и папирус на диване.
– “Исповедь” я дарю вам. Весьма полезное чтение, - улыбнулся этот странный человек.
– Надеюсь, недалек тот день, когда вы сможете сами поучить меня.
Пожилой египтянин поклонился.
– Конечно, академики тотчас исключили бы меня из научных кругов за мой метод работы с древнеегипетскими первоисточниками… но, к счастью, академиков с нами не будет.
Меила рассмеялась. Она поднялась с места, чтобы проводить его.
– А когда мы поедем на раскопки?
При этих
– Еще не сейчас, мадам Меила. Вы должны знать, - тут Хафез вдруг необыкновенно посерьезнел.
– Европейцы, которые пробудили Имхотепа в первый раз, все еще здесь. Это американец и женщина-англичанка, библиотекарь из Каирского музея. Американец, Ричард О’Коннелл, - солдат, человек с поверхностными и примитивными интересами. Он воевал в пустыне с туарегами и не задержался бы здесь лишнего часа. Однако женщина, Эвелин Карнахан, - дочь знаменитого археолога и очень увлеченный исследователь, она интересуется всеми раскопками, которые ведутся на территории Египта…
Меила потерла руками плечи. Ей в рассказе Хафеза послышалось что-то очень знакомое: как будто он напоминал ей о старых врагах. Старых, но непрощаемых.
– Очень интересно, - медленно проговорила египтянка.
– А этот О’Коннелл и Эвелин Карнахан - они, случайно, не влюблены друг в друга? Может быть, поженятся?
– Может быть, - сказал Хафез, нахмурившись.
– А какое отношение это имеет к нам?
Девушка усмехнулась. Мужчины, даже старые, бывают очень недогадливы в важнейших вопросах.
– А такое, сэр, что если эти исследователи поженятся, им надолго станет не до нас. Или вы не понимаете? Медовый месяц, может быть, ребенок…
Последнее Меила произнесла с какой-то злостью: точно от осознания того, что ей никогда не суждено иметь детей.
Могут ли быть дети у ожившей мумии? И можно ли ей сейчас над этим смеяться?..
Хафез не заметил перемен ее настроения. Однако слова Меилы к сведению принял.
– Может быть, вы и правы. В любом случае, мы примемся за дело, как только позволят обстоятельства.
***
Темнокожий Лок-На остался при доме Меилы, и действительно сопровождал ее всякий раз, когда молодая хозяйка выходила за порог. Хотя Меила, как и другие египтянки, которые придерживались традиций, редко выходила: только, может быть, в сувенирную лавку, куда она не могла послать слугу, или в музей. К облегчению Меилы, до самого музея ее этот детина не провожал, грозя выставить свою хозяйку на посмешище перед британцами: должно быть, это место было слишком культурным, чтобы меджаи могли покуситься на нее тут.
Вскоре пришли по почте присланные Хафезом книги.
“Это мой подарок вам, прекрасная госпожа, - приписал директор Британского музея по-арабски.
– Я знаю, что столь незначительный вклад окупится сторицей…”
Меила фыркнула, прочитав послание; но подобострастной щедростью Хафеза воспользовалась.
Она начала заниматься самостоятельно, презрев предупреждения своего учителя; и вскоре почувствовала, что делает успехи. Юная египтянка сознавала это, несмотря на отсутствие контроля. Ей сейчас были не нужны проверяющие… серьезные ученые могли бы только все испортить.