Том 4. Классические розы

Северянин Игорь Васильевич

Замок Hrastovac

16 сентября 1933

Ты отдалась…

Ты отдалась вчера на редкость мило: Так радостно, так просто отдалась. Ты ждущих глаз своих не опустила, Встревоженных не опустила глаз. Была скромна. Слегка порозовела. Чуть улыбнулась уголками губ. Покорливое трогательно тело, И вступ в него — упругий, сладкий вступ. Ты девушкою, женщина, казалась По некоторым признакам, но все ж По-женски и со вкусом отдавалась, Да так, что, вспомнив, вздрогнешь и вздохнешь.

Замок Hrastovac

15

августы 1933

В те дни…

В те дни, отмеченные всходом Медовых наших двух недель, Когда цветы нам пахли медом Затем, что их касался Лель, В те дни, когда на лов морены Шел к мельничному колесу, И засыпали цикламены Под вечер в буковом лесу, — В те дни ты мне принадлежала Так много ярких, острых раз И губ своих вонзала жало Мне в губы меж дурманных фраз. В те дни все пахло оголтело, Но больше прочих мне сродни Был запах женственного тела, Изнеможенного в те дни…

Замок Hrastovac

16 сентября 1933

Стареющий поэт

Стареющий поэт… Два слова — два понятья. Есть в первом от зимы. Второе — все весна. И если иногда нерадостны объятья, Весна — всегда весна, как ни была б грустна. Стареющий поэт… О, скорбь сопоставленья! Как жить, как чувствовать и, наконец, как петь, Когда душа больна избытком вдохновенья И строфы, как плоды, еще готовы спеть? Стареющий поэт… Увлажнены ресницы, Смущенье в голосе и притушенный вздох. Все чаще женщина невстреченная снится, И в каждой встреченной мерещится подвох… Стареющий поэт… Наивный, нежный, кроткий И вечно юный, независимо от лет. Не ближе ли он всех стареющей кокотке, Любовь возведший в культ стареющий поэт?

Замок над Дравой.

Словения.

11 сентября 1933

В поисках истин

Я в поисках истин по свету езжу, Но всюду лишь похоть, коварство, расчет. И женщина стала почти что вещью, Листком, что рассчитан на скользкий прочёт: Рекламной листовкой, что в руки наспех Суют на проспекте — скорей бы раздать! Сойдешься с такою, и будут распри: Ты сирина ловишь — поймаешь дрозда… Где женщина — книга страниц на триста, Причем не хватает не меньше двухсот? Вот их бы восполнить мечтою артиста, Страницы душистей сиреневых сот!

Тойла

10 ноября 1934

Ничто в чем-то

Во встречи вдумываясь впроскользь, И от скольжений изнеможен, «Ты, тающая, не из воска ль?» — Я вопрошаю таящих жен, Таящих таянье и, в силу Уплыва в темень небытия, Дающих все, что б ни спросила Душа взыскующая моя. И знаю: ужас в том, что ровно В таящих что-то нет ничего, Что таящие хладнокровно Не стоят пламени моего…

Тойла

10 ноября 1934

Нечто соловьиное…

У меня есть громадное имя, Ослепительней многих имен. Ах, я мог потягаться бы с ними, Но для этого

слишком умен… Я — единственный и одинокий, Не похожий совсем на других: Легкомысленный, но и глубокий И такой неудобный для них… О бессмертьи своем не забочусь И пою, как поет соловей. Я влюбляюсь в мелькнувшую тотчас, Остываю, пожалуй, скорей… Да и как бы могло быть иначе, — Часто ль плоть принимает Мечта? Но чем чаще мои неудачи, Но чем лживее женщин уста, Тем все крепче и пламенней вера, Что я гибну в напрасной алчбе, Что искать ее в новых — химера, Что она, как и раньше, в тебе.

Тойла

3 октября 1934

Яблоньки

Ах, убежал бы я в предлунье бежевое, Но обессиливает шаг тоска: Вот эти яблоньки меня удерживают И их сажавшая ее рука… Рука под шарфиком парижским, зябленькая, Оберегавшая мой каждый шаг. Не удивительно, что с яблоньками Связует нежного моя душа… Вновь целомудрие подруги ландышевое Мне ль, опрометчивому, уязвить? Душа вечерняя, от мук оранжевая, Изнемогающей полна любви…

Тойла

9 февраля 1935

Солнцу предвешнему!

Так и хочется перекреститься на Солнце, Потому что в нем больше, чем в ком-нибудь, Бог — Полевого, лесного предвестник зелёнца И румянца на лицах, гонящего вздох! Этот воздух, пьянительный и богомольный, Говорит, что начнется на днях ледоход, Говорит мне о Пасхе, такой колокольной, Что еще на Земле я остался на год… Что еще — о, восторг! — ты, загарная бронза, Позлатишь мой мертветь начинающий лик… Так и хочется перекреститься на Солнце, Потому что я Бога в нем видеть привык!

Тойла

20 февраля 1935

Капель

Вы понимаете, что значит Просолнеченная капель? — Зима, смеясь, от счастья плачет, Весны качая колыбель. О, зиму смерть не озадачит: Растаять — план ее и цель… …В глазах моих лучится влага — Капель зимы души моей. Ах, в ней отчаянья отвага: Познать восторг последних дней. Торопит смерть при спуске флага, И я… я помогаю ей.

Тойла

26 февраля 1935

Далматинская фантазия

Ты слышишь, Аллочка, как захрустели шины? Мы поднимаемся на снежные вершины. Каттарро ниже все. Все ближе — ближе Ловчен — Вершина зовкая, какой нет в мире зовче… Ты в исступлении. Ты плачешь: «Вот где наше!» И губ гранатные протягиваешь чаши. «Вдыхай букетики моих мечтаний», — шепчешь, И прижимаешься ко мне все крепче, крепче… О, возвышающее вышины изгнанье! Адриатическое сникло побережье. Дух изумрудящийся опрозрачен синью. «Дай мне замерзнуть здесь, — ступай один в Цетинье…» Пять лет не встретившись, одним дышали вздохом: Отдать ли смерти то, что собрано по крохам? Само ведь Счастье едет с нами в экипаже. Дай губы, Аллочка: тебя нигде нет слаже…