Том Соуер за границей
Шрифт:
Тутъ наступило для насъ нкоторое разочарованіе, потому что разостлался одинъ изъ бывающихъ здсь на разсвт тумановъ, а подняться выше надъ нимъ мы не хотли, потому что намъ было желательно пройти надъ самымъ Египтомъ. Въ виду этого, мы ршили держать курсъ по компасу прямо на пирамиды, которыя затушевались въ туман и сгинули, а тамъ спуститься и летть совсмъ близехонько отъ земли, чтобы разсмотрть все порядкомъ. Томъ взялся за руль, я стоялъ наготов, чтобы бросить якорь, а Джимъ слъ верхомъ на носу, чтобы вглядываться въ туманъ и оповстить объ опасности. Мы подвигались ровненько, но не особенно быстро, а туманъ все сгущался и сгущался до
«Поднимитесь чуточку повыше, масса Томъ!» и мы поднимались на фугъ или на два, проносясь надъ плоскою крышею какой-нибудь мазанки, на которой спали люди, только что начинавшіе теперь просыпаться, звать и потягиваться. Случилось разъ, что кто-то изъ нихъ всталъ на ноги, чтобы получше звнуть и потянуться, а мы его толкнули въ спину, онъ такъ и ударился внизъ. Между тмъ прошло уже съ часъ, а кругомъ все еще господствовала могильная тишина, и мы тщетно напрягали свой слухъ и затаивали дыханіе. Но туманъ вдругъ немного разсялся и Джимъ крикнулъ въ ужасномъ испуг:
— О, ради Бога, назадъ, масса Томъ! Тутъ самый громаднйшій великанъ изъ «Тысячи и одной ночи!» Онъ идетъ на насъ! — Говоря это, онъ попятился къ корм.
Томъ далъ задній ходъ машин, а когда мы остановились, человческое лицо, величиною съ нашъ домъ на родин, заглянуло въ нашу лодку, совершенно какъ если бы домъ посмотрлъ на насъ своими окошками. Я упалъ и обмеръ. Полагаю, что я былъ даже совсмъ мертвъ съ минуту или дв: потомъ я пришелъ въ себя и увидлъ, что Томъ зацпился большимъ багромъ за нижнюю губу великана и удерживалъ тмъ нашъ шаръ на мст, а самъ закинулъ голову назадъ и разсматривалъ внимательно эту страшную рожу.
Джимъ стоялъ на колняхъ, скрестивъ руки и смотря на этотъ предметъ какъ бы съ мольбою; онъ шевелилъ губами, но не могъ произнести ничего. Я только взглянулъ и былъ готовъ лишиться чувствъ снова, но Томъ сказалъ:
— Да онъ не живой, дурачье! Это сфинксъ.
Никогда еще Томъ не казался мн такимъ маленькимъ: настоящая муха! Но это было потому, что голова великана была такъ велика и ужасна. Ужасна! да, но она не устрашала меня уже боле, потому, что у нея были благородныя черты, въ которыхъ выражалась грусть и какая-то мысль, но занятая не нами, а чмъ-то другимъ, боле широкимъ. Изваянъ этотъ сфинксъ былъ изъ камня, — красноватаго камня, — носъ и уши были у него сколоты и это придавало ему обиженный видъ, что невольно возбуждало въ насъ жалость къ нему.
Мы отодвинулись немного, покружили около него и надъ нимъ, и онъ показался намъ весьма величавымъ. Голова у него была мужская, — можетъ быть, женская, — а туловище врод тигра и длиною въ сто двадцать пять футовъ; а между передними его лапами помщался прехорошенькій, маленькій храмъ. Цлыя сотни, можетъ быть, и тысячи лтъ, изъ массы песка виднлась лишь одна голова сфинкса, но недавно песокъ былъ раскопанъ и открылся этотъ маленькій храмъ. Сколько потребовалось песку, чтобы схоронить такую громаду? Я думаю не мене, чмъ для того, чтобы зарыть цлый пароходъ.
Мы спустили Джима на самую макушку сфинкса, вручивъ ему американскій флагъ для охраны, потому что были въ чужомъ государств; потомъ стали переходить съ одного разстоянія на другое, ради того, что Томъ называлъ эффектами, перспективами и соразмреніями; а Джимъ старался въ это время принимать различныя положенія
Мы удалялись все боле и боле, такъ что Джимъ исчезъ совершенно изъ нашихъ глазъ; наконецъ, и тогда фигура сфинкса выступила во всей своей величавости, господствуя безмолвно, торжественно и одиноко надъ Нильской долиной, въ то время, какъ вс маленькія, грязныя хижинки, со всмъ окружающимъ ихъ, пропали изъ вида, и повсюду разстилался, желтымъ бархатнымъ ковромъ, одинъ лишь песокъ.
Тутъ было надлежащее мсто для остановки и мы стали. Съ полчаса мы только смотрли и думали, не говоря ни слова, потому что было что-то и жуткое и торжественное для насъ въ понятіи о томъ, что этотъ сфинксъ смотрлъ такъ на эту долину и думалъ свою страшную, затаенную думу, въ теченіе тысячелтій, какъ думаетъ ее и теперь, — и никто не могъ еще ее разгадать и до сего дня…
Я взялъ, наконецъ, подзорную трубку и замтилъ нсколько маленькихъ черныхъ существъ на бархатномъ ковр пустыни. Нкоторыя изъ нихъ лзли на спину сфинкса, потомъ тамъ взвились два или три клубочка благо дыма! Я сказалъ Тому, чтобы и онъ посмотрлъ. Онъ взглянулъ и говоритъ:
— Это жуки… Нтъ, постой… мн кажется, это люди. Да, люди… люди, и съ лошадьми. Они втаскиваютъ лстницу на спину сфинкса… Что за странность!.. Теперь, они приставляютъ ее къ… И опять блые клубы дыма… Это изъ ружей! Гекъ, они нападаютъ на Джима!
Мы пустили машину въ ходъ и налетли на нихъ однимъ махомъ. Они бросились въ разсыпную, кто куда посплъ, а т, которые лзли по лстниц къ Джиму, выпустили изъ рукъ то, за что держались, и попадали внизъ. Поднявшись къ нашему негру, мы нашли его лежащимъ на макушк сфинкса; онъ совсмъ задыхался, горло у него перехватило, частью отъ его воплей о помощи, частью отъ перепуга. Онъ говорилъ, что выдержалъ тутъ продолжительную осаду, — въ теченіе цлой недли, до его словамъ, что было неврно, разумется, и показалось ему такъ только отъ страха. Эти люди стрляли въ него, сыпали вокругъ него пулями, но не могли его задть; тогда, увидавъ, что онъ не хочетъ встать, а пулями въ него не попадешь, пока онъ лежитъ, они притащили лстницу и тутъ онъ уже понялъ, что конецъ ему приходитъ, если мы не подоспемъ на помощь въ ту же минуту. Томъ былъ въ крайнемъ негодованіи и спрашивалъ Джима, почему онъ не выставилъ флага и не приказалъ имъ, именемъ Соединенныхъ Штатовъ, убираться прочь? Онъ отвчалъ, что сдлалъ это, но они даже вниманія не обратили. Томъ сказалъ, что представитъ дло на разсмотрніе въ Уашингтон.
— Увидите, — говорилъ онъ, — что ихъ заставятъ извиниться за оскорбленіе нашего флага и заплатить еще удовлетвореніе, сверхъ того, даже въ случа, если имъ удастся вывернуться.
Джимъ спросилъ:
— Что такое удовлетвореніе, масса Томъ?
— Это деньги… вотъ оно что.
— А кому же он пойдутъ?
— Намъ, разумется.
— А извиненіе кому?
— Соединеннымъ Штатамъ. Собственно, это на нашъ выборъ: мы можемъ принять извиненіе, если желаемъ, а деньги предоставимъ правительству.