Том Соуер за границей

Твен Марк

— А сколько денегъ будетъ, масса Томъ?

— Ну, въ такомъ рзкомъ случа, какъ этотъ, пеня можетъ дойти до трехъ долларовъ на человка; можетъ быть, я не знаю, и боле.

— Такъ возьмемъ деньги, масса Томъ… ну, его, извиненіе-то! Неправда-ли, это лучше, по вашему? А по твоему, Гекъ?

Мы потолковали немного на этотъ счетъ и поршили, что одно было не хуже другого, но что мы возьмемъ деньги. Дло было новостью для меня и я спросилъ Тома, всегда-ли государства извиняются, если они не правы? Онъ отвтилъ:

— Да, для маленькихъ это обязательно.

Мы двигались кругомъ

пирамидъ, разсматривая ихъ, потомъ поднялись и сли на плоскую верхушку самой высокой изъ нихъ, Оказалось, что пирамида была совершенно врно описана вышеупомянутымъ лекторомъ въ нашей воскресной школ. Она походила на четыре ряда лстницъ съ широкимъ основаніемъ у земли, потомъ съуживающихся постепенно и соединяющюсся въ одну точку наверху; только по ступенямъ этихъ лстницъ нельзя было всходить, какъ то длается на обыкновенныхъ лстницахъ: ступени эти были таковы, что каждая доходила вамъ до подбородка, и всходящаго надо было подсаживать сзади. Дв другія пирамиды были расположены неподалеку, но люди, двигавшіеся вокругъ нихъ по неску, казались намъ только копошащимися букашками, вслдствіе того, что мы находились на такой высот надъ ними.

Томъ былъ вн себя: онъ былъ до того проникнутъ счастіемъ и восторгомъ, видя себя въ столь прославленной мстности, что исторія такъ и сочилась у него изъ всхъ поръ, какъ мн казалось. Онъ повторялъ, что почти не можетъ врить тому, что стоитъ на томъ самомъ истинномъ мст, съ котораго принцъ поднялся на бронзовомъ кон. Это было во времена «Тысячи и одной ночи», говорилъ онъ. Кто-то далъ этому принцу бронзоваго коня съ гвоздикомъ въ плеч, и ему стоило только повертывать этотъ гвоздикъ, чтобы летть по воздуху, какъ птица, побывать везд на свт, править конемъ по своему произволу, подниматься выше или ниже и сходить на землю, гд захочется.

Когда онъ поразсказалъ намъ все это, наступило одно изъ тхъ неловкихъ молчаній, которыя наступаютъ всегда, когда человкъ заврется и вамъ совстно за него, и хотлось бы найти средство перейти къ другому предмету, такъ, чтобы оно поглаже сошло, но на васъ находитъ столбнякъ, вы не можете придумать. ничего, и прежде чмъ вы соберетесь съ мыслями и сдлаете что-нибудь, молчаніе успетъ уже разростись и возьметъ свое. Я былъ въ замшательств, Джимъ былъ тоже въ замшательств и оба мы не знали, что сказать. Томъ вспыхнулъ, глядя на меня, и промолвилъ:

— Ну, выкладывай на чистоту. Что у тебя на ум?

Я отвтилъ:

— Томъ Соуеръ, да ты самъ этому не вришь.

— По какой причин не врю? Что мн мшаетъ?

— Мшаетъ теб одно только: не могло этого быть, вотъ и все!

— Почему не могло?

— Ты мн скажи, по какой причин могло?

— Да нашъ собственный шаръ можетъ служить достаточнымъ доказательствомъ тому, что это могло быть, я думаю.

— Почему можетъ?

— Почему? Нтъ, я не видывалъ такого идіота! Разв воздушный шаръ и бронзовый конь не одно и тоже, только подъ разными названіями?

— Вовсе нтъ. То конь, а то шаръ. Большая разница. Ты скажешь еще, что домъ и корова одно и тоже.

— Клянусь Джэксономъ, Гекъ-то снова подкосилъ его! Теперь уже ему не выпутаться!

— Заткни глотку, Джимъ. Самъ не знаешь, что такое толкуешь. И Гекъ тоже. Слушай,

Гекъ, я постараюсь объяснить теб такъ, чтобы ты понялъ. Сходство или несходство здсь собственно не въ форм, а въ принцип; а принципъ одинаковъ у того и у другого. Ясно это теб?

Я поразмыслилъ и говорю:

— Нтъ, Томъ, не годится. Принципы, — это все прекрасно, но не совладать имъ съ однимъ тмъ неопровержимымъ фактомъ, что совершаемое шаромъ, не служитъ еще доказательствомъ того, что можетъ совершить конь.

— Не мели вздора, Гекъ! Ты не берешь въ толкъ основной мысли. Подумай немного и увидишь, какъ это ясно. Летаемъ мы по воздуху?

— Летаемъ.

— Прекрасно. Можемъ мы летать выше или ниже, по нашему усмотрнію?

— Такъ.

— Можемъ мы направлять шаръ, куда разсудимъ?

— Такъ.

— Можемъ мы опускаться на землю, гд только захотимъ?

— Такъ.

— Посредствомъ чего мы двигаемъ и направляемъ шаръ?

— Посредствомъ кнопокъ.

— Надюсь, что теперь теб ясно все. Въ томъ случа движеніе и направленіе производились посредствомъ гвоздя. Мы нажимаемъ кнопку, принцъ поворачивалъ гвоздикъ. Тутъ нтъ и атома различія, какъ ты видишь. Я зналъ, что вобью теб это въ голову, если поколочу по ней подоле.

Онъ былъ такъ доволенъ, что началъ насвистывать. Но мы съ Джимомъ молчали, такъ что онъ спросилъ съ изумленіемъ:

— Послушай, Гекъ Финнъ, уразумлъ ты это?

Я отвтилъ:

— Томъ Соуеръ, могу я предложить теб нкоторые вопросы?

— Говори, — сказалъ онъ, — причемъ Джимъ, какъ вижу, такъ и навострилъ уши.

— Насколько я понимаю, все дло въ кнопкахъ и въ гвоздик, - остальное значенія не иметъ. Кнопка одного фасона, гвоздикъ другого, но это все единственно.

— Нтъ, оно единственно лишь въ томъ случа, если они обладаютъ однородною сидою.

— Прекрасно. Какая сила дйствуетъ въ свч и въ спичк?

— Огонь.

— Одинаково въ обихъ?

— Да, одинаково въ обихъ.

— Прекрасно. Предположи, что я поджегъ столярную мастерскую спичкой; что случится съ этою мастерской?

— Сгоритъ она.

— А предположи, что я подожгу эту пирамиду свчкой; загорится она?

— Разумется, нтъ!

— Отлично. Однако, огонь-то одинаковъ въ обоихъ случаяхъ. Отчего мастерская сгоритъ, а пирамида нтъ?

— Оттого, что пирамида не можетъ горть.

— Вотъ! а конь можетъ летать!

— Прахъ побери, Гекъ приперъ его опять! Да, затянулъ его славно на этотъ разъ! Такая, скажу вамъ, ловкая западня, что я и не видывалъ! Ну, если я…

Но Джимъ хохоталъ до того, что давился и не могъ продолжать, а Томъ былъ такъ взбшенъ тмъ, что я побилъ его собственными же его доказательствами, да такъ, что вс они разлетлись въ лохмотья и щепки, что могъ только сказать, будто мои и Джимовы разсужденія заставляютъ его стыдиться за человчество. Я не говорилъ боле ничего, чувствуя себя совершенно удовлетвореннымъ. Когда мн удается одержать такъ верхъ надъ кмъ-нибудь, то я не люблю долбить объ этомъ, какъ другіе длаютъ, такъ какъ я понимаю, что, будъ я на мст побитаго, мн было бы очень непріятно, если бы онъ сталъ провозглашать свою побду. Я полагаю, что лучше быть повеликодушне.