Трагедия деревни Мидзухо

Гапоненко Константин Ерофеевич

27 сентября 1946 года)

Военным трибуналом ДВО 27 сентября 1946 года осужден к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 10 лет.

Репатриирован в Японию 3 марта 1956 года.

Муфинэ Эцуро

1904 года рождения, дер. Ясима-Кимисусунай уезда Юри, пре­фектура Акита, о. Хонсю. Образование три класса, крестьянин.

Жена – Муфинэ Мацу, 6 человек детей (поименно не названы). Других данных не имеется.

«22 августа 1946 года в 4 часа утра ко мне в дом зашли Мори­сита Ясуо, Хосокава Хироси и Киосукэ Дайсукэ. Морисита ска­зал мне, что вчера днем расправились с корейцами, проживавши­ми

в Урасима, а сейчас мы должны пойти и расправиться с корей­цами, которые проживают в сарае Конбэ, и обратился ко мне с тем, чтобы я помог осуществить убийство корейцев. Такое предложе­ние было для меня неожиданным. Я спросил Мориситу, за что мы должны убивать корейцев. На мой вопрос Морисита и Киосукэ от­ветили, что сейчас не место и не время об этом разговаривать. На предложение принять участие в убийстве корейцев я дал свое со­гласие. Во время разговора присутствовал мой отец, который воз­ражал против моего участия в убийстве корейцев, но я его не по­слушал».

(Из протокола допроса 31 июля 1946 г.)

«Я имею девять человек семьи, половина из них – больные, ра­ботать некому. Я признаю, что сделал плохо, прошу суд смягчить мне меру наказания».

(Из последнего слова на судебном заседании

27 сентября 1946 года)

Военным трибуналом ДВО 27 сентября 1946 года осужден к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 10 лет.

Репатриирован в Японию 6 июня 1956 года.

Судзуки Хидео

1906 года рождения, село Секитава уезда Ума, префектура Эхи­мэ, о. Хонсю, образование 6 классов, крестьянин.

Жена – Судзуки Томэ, 1910 г.; братья и сестры – Судзуки Ма­сахиро, 1908 г., Арасэки Харуко, 1912 г., Тэрасита Киоко, 1916 г.38

«Предыдущие показания написаны неправильно. Саблю я все время носил при себе и участия в убийстве корейцев принимать не хотел. К месту убийства я пошел из простого любопытства... В дом Нагая Акио я действительно в пять часов утра заходил, но сразу из него ушел. На месте убийства я также находился среди участников убийств и имел при себе саблю, но участия в убийстве не принимал и в засаде не был, хотя и находился среди лиц, сто­явших в засаде».

(Из протокола допроса 12 августа 1946 г.)

Военным трибуналом ДВО 27 сентября 1946 года осужден к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 10 лет.

Решением военной коллегии Верховного суда СССР от 15 июня 1953 года досрочно освобожден. Репатриирован в Японию 4 дека­бря 1953 года.

Первая жертва

В летних горах

Где-то дерево рухнуло с треском –

Дальнее эхо.

Мэйсэцу

В сахалинских горах после снегопадов и метелей часто слу­чаются сходы лавин. Снег накапливается, слоится, громоздится шапками, и в один – чаще всего самый неподходящий – момент масса не выдерживает и рушится.

Страшное это зрелище! Небольшой снежный ком, упав с вер­шины, вызывает цепную реакцию: верхние слои приводят в дви­жение весь снежный покров – и вот уже к подножию сопки несет­ся лавина, сметая все на своем пути. Чтобы вызвать лавину, доста­точно оттепели, ветра, даже дальнего эха.

Такое эхо долетело в деревню Мидзухо ранним утром 20 ав­густа 1945 года и разбудило отставного унтер-офицера Мориси­ту Ясуо. Он служил в императорской армии долгих четыре года и по

боевому опыту определил: огонь ведут орудия среднего кали­бра, значит советские войска штурмуют порт Маока. Звуки побу­дили его к немедленным действиям. Привычными сноровистыми движениями он оседлал коня, надел саблю, вскинул в седло свое поджарое тело и поехал в центр деревни. Деревня молчала, нигде не раздавалось ни звука, а вчера тут толпились, сбивались в сума­тохе эвакуируемые из населенных пунктов Симидзу, Осака, Футо­мата и их окрестностей. Движение было стихийным, паническим, страх согнал их с обжитых мест, и они поехали на лошадях, пош­ли пешком, спасаясь от диких русских орд. Одни направлялись в распадки, то есть в тупики, некоторые по знакомству размести­лись в усадьбе Хосокавы Ёкичи, другие ехали в направлении горо­да Рудака с надеждой оттуда быстрее добраться до порта Отомари, чтобы уехать пароходом на Хоккайдо.

Никто этим движением не руководил – один снарядился, сле­дом сорвались соседи, глядя на них, рушили мелкие поселения и большие, и вот уже потянулся поток беженцев. Никто не знал об­становки: где русские войска, можно ли достичь желанной цели, людьми владело лишь одно желание – двигаться. Забегая вперед, скажем: дня через три-четыре все они вернулись в свои усадьбы.

Морисита выехал на главную дорогу, миновал ложбину, где протекала Дайку-гава, и очутился в центре деревни. Он привязал коня и пошел пешком к дому, где жил староста. Дом был пуст. Ви­димо, староста находился среди эвакуирующихся. Тогда Мориси­та поехал к полицейскому. Полицейский Исэда Рюдзиро по свое­му положению был начальником резервистов и должен был воз­главить оборону.

Исэда Рюдзиро пригласил в дом уважаемого человека, поста­вил столик, но сакэ не налил, а лишь собирался приготовить чай. Морисита принял приглашение и сел. Он начал разговор о том, что слышны выстрелы, что надо готовиться к обороне. Исэда с не­подвижным лицом смотрел в мутный рассвет за окном и молчал.

– В деревне много шпионов, – сказал Морисита.

Исэда и тут промолчал. Ответил он только на повторный во­прос Мориситы.

– Главное в империи – порядок и дисциплина. Если будет рас­поряжение, то он его исполнит. Но распоряжений никаких не по­ступало.

Морисита посидел еще некоторое время для приличия, побла­годарив хозяина, раскланялся и вышел.

Обратно Морисита пустил лошадь шагом. Он думал. Мысли его вились вокруг внутренней боли, которая жгла его раскален­ным камнем. Боль эта вспыхнула в нем после того, как он услы­шал по радио голос императора. Впервые в жизни вся нация услы­шала человека, которому поклонялась. Он говорил необычным го­лосом на непривычном наречии. Он сообщил о капитуляции Япо­нии и призвал выдержать то, что выдержать невозможно, и пре­возмочь страдания, которые невозможно превозмочь.

Морисита не верил, что огромная Квантунская армия разбита, что американцы добрались до метрополии и бомбят столицу, что русские идут на Карафуто. Он видел беженцев, которые рассказы­вали, как японские части катятся на юг от пятидесятой паралле­ли, бросают оружие, сдаются в плен. Говорят, русские заняли Эсу­тору, теперь, видимо, высаживаются в Маока. Смириться с этим Морисита не мог. Империя непоколебима, она останется непобе­димой, даже если потерпит тысячу неудач.

В Морисите кипела глухая злоба и требовала выхода. Он за­вернул к дому Хосокавы Хироси. Услышав стук, Хосокава вышел одетым, словно ждал. Все теперь спали по-военному.