Трапеция
Шрифт:
Одна из лучших женщин-укротителей. Их тогда немного было. Впрочем, их и
сейчас немного. Значит, ты ее сын?
Томми продолжал изучать фотографии. Одна из них притянула его взгляд.
– Вы знали Барни Парриша?
В его голосе звучало благоговение. Легенда, величайший ирландский воздушный
гимнаст, «Летающий Демон», впервые выполнивший тройное сальто. Но тон Клео
был смешливый и прозаичный.
– Да. Он научил меня летать.
– Я думала, Люсия научила тебя летать, –
– Нет, дорогая, хотя именно она надоумила меня учиться. Я выросла в Техасе и в
детстве ни разу не видела цирка. Моя мать была баптисткой старой закалки.
Считала, что всякая женщина, выставляющая в цирке ноги напоказ, должна
прямо с манежа отправиться в геенну огненную. А папочка был управляющим у
старого Лючиано Старра… Везунчика, как его называли. Когда мне было
шестнадцать, я сходила на представление и влюбилась в цирк.
– Вы бы ее видели, – вставил Лионель. – Такая крошка… с половину тебя, Элисса… бегает по стоянке, все пробует, и все у нее получается. Прирожденная
воздушная гимнастка. Канаты, воздушный балет, балансирование на трапеции, даже тот старый номер «железная челюсть».
Клео кивнула.
– И когда цирк первого мая отправился на гастроли, я поехала с ними. Мама была
уверена, что не миновать мне адского котла, но мне уже исполнилось
шестнадцать, и папа разрешил, так что так оно все и вышло. Ма не смирилась по-
настоящему, но как-то раз я показала ей вагон, где спали девушки – по трое на
полке, и что мы можем покидать стоянку только под роспись даже с
собственными отцами. И она хотя бы отказалась от мысли, что цирк – это
передвижной бордель. Так или иначе, вместо того чтобы ходить в медицинское
училище, я путешествовала со Старром и делала буквально все: воздушный
балет, канаты… Твой брат Джо, Анжело, тоже таким был. Выходил с акробатами, ездил без седла, даже с клоунами прыгал, если надо было. Умел всего
понемногу.
– Жена Джонни, Стелла, тоже такая, – сказал Анжело. – Все делала, во всем
хороша.
– Я не знала, что ты женат, Джонни. Почему она не с тобой?
Джонни кашлянул.
– Ей нездоровится. У нее был… эээ… выкидыш осенью. Но она в самом деле
умеет практически все. Акробатика, одинарная трапеция, двойная трапеция, жонглирование Рисли, полеты… У Фререс и Страттона она могла заменить
почти любого.
– Хотела бы я с ней познакомиться, – заметила Клео.
– Ну, если все сложится, она будет путешествовать с нами, – ответил Джонни. –
Она летает лучше Лисс.
– Джон, слушай, – резко начал Анжело.
Повисла напряженная тишина, и Лисс поспешно напомнила:
– Клео, ты хотела
– Ах да. Ну, ближе к концу сезона Люсия пришла посмотреть на меня на
генеральной репетиции. Вы же помните, она была звездой у Летающих
Сантелли, а я – девчонкой, выступающей свой первый сезон. Она ездила в
отдельном вагоне с отдельной гримерной, а я ютилась на верхней полке и
переодевалась в шатре с двумя сотнями других девушек. Когда она ко мне
подошла, я чуть язык не проглотила. Она спросила, не думала ли я учиться
летать. Сказала, у меня подходящая фигура…
– То есть, – фыркнул Лионель, – полное отсутствие таковой.
– Верно, – удрученно согласилась Клео. – Но в те времена плоскогрудые были в
моде. В общем, Люсия объяснила, что собирается в Калифорнию на зиму, и что
там будет Барни Парриш. Обещала поговорить с ним насчет меня и поговорила.
Ту зиму я провела с Барни и его женой, Эйлен Лидс. Она лет через пять
разбилась на манеже, а тогда была знаменитой.
– Каким был Барни Парриш? – робко спросил Томми.
У него все еще в голове не укладывалось, что эта дружелюбная разговорчивая
женщина – величайшая звезда Летающих Фортунати. И снимок ее – вместе с
мужем и братом – висел на стене его спальни много лет. Неужели и Барни
Парриш, легенда Большого Шоу… Томми затруднялся выразить эту мысль… ну, тоже обычный человек, с которым можно быть знакомым и запросто общаться?
– Барни? Ох, он просто лапочка, – уверенно сказала Клео. – Ирландец… Ты
понятия не имеешь, какой у него акцент. А я тогда говорила с техасским
выговором, и иногда мы едва друг друга понимали. Он и Эйлин обращались со
мной, как с собственной дочкой. Эйлин тайком подсовывала мне шоколадки, приговаривая, что бедному ребенку – то есть, мне – нужны силы. А Барни их у
меня отбирал, утверждая, что не хочет, чтобы я растолстела. А потом возвращал
с условием, что я с ним поделюсь и не расскажу Эйлин, потому что она в свою
очередь тоже не хотела, чтобы он нарушал диету. Как-то он сказал, – глаза Клео
затуманились, – чтобы стать воздушным гимнастом, надо держать в уме только
одну вещь – философское отношение к возможности сломать себе шею.
Томми припомнил, что и Марио говорил что-то похожее. Где же Марио? Томми
поерзал на стуле. В другое время разговоры о мире Большого Шоу, о его
легендарных артистах захватили бы его целиком. Но сейчас он просто не мог
спокойно ими наслаждаться.
– Еще печенья, Томми? Лисс?
– Нет, спасибо, – он вспомнил правила приличия, – но оно замечательное. Вы