Трапеция
Шрифт:
гастролях, но однажды выдала Томми свой самый большой секрет. Хотя ей и
нравились полеты, и она училась им, как семейному делу, по-настоящему
Барбара мечтала не летать, а танцевать. И не обожаемый Марио классический
балет – балетом она занималась с семилетнего возраста – а в больших мюзиклах.
Она уже принимала участие во многих смотрах и умоляла отца позволить ей
записаться на кастинг в студию.
– Вот только, – грустно заключила Барбара, – Калифорния битком набита
красивыми девчонками,
красивее меня.
Томми серьезно смотрел на нее несколько минут, и она надулась: он задерживал
положенный в таких случаях комплимент.
– Но ты не просто красивая девчонка, Барби. Ты балерина, причем хорошая, а не
абы кто. И к тому же акробатка.
– И в каких же фильмах нужны акробатки?
– Думаю, есть такие. Но я имею в виду, что ты не просто симпатичная мордашка.
Ты в самом деле кое-что умеешь и если попадешь в кино, то не затеряешься в
толпе. Ты будешь особенной.
По воскресеньям они вместе ходили в кино. Клэй исчезал в ватаге маленьких
мальчиков, а Томми сидел с Барбарой на балконе. И один-два раза за каждый
сеанс девушка вкладывала ему в руку свою маленькую теплую ладонь. А как-то
во время любовной сцены прижалась к нему, бессознательно ища смутного
успокоения. Томми находил в этом некоторое удовольствие, но ни разу не
соблазнился взять девушку за руку, поцеловать или даже подумать об этом. А
когда нечаянно задел складки юбки на ее твердом бедре, отдернул руку, как от
огня.
Я очень люблю Барби, но только так, как Марио любит Лисс. Она моя сестра.
После ужина они бок о бок делали домашнее задание в большой гостиной, и как-
то бабушка Сантелли, очнувшись от дремы, смотрела на них целый вечер, а когда
Люсия пришла отвести ее в постель, прощебетала:
– Buon’ notte, Matteo, Elissa.
Томми тренировался с Барбарой и однажды, попросив позволения у Папаши, выступил с ней на школьном вечере талантов – одетый в пурпурное трико, показал комплекс акробатических упражнений. Один раз – только один, и то
после долгих уговоров Барбары – Марио включил запись Шопена и станцевал с
Барбарой сложный па-де-де. Томми смотрел, и внутри все переворачивалось – до
боли знакомое ощущение. Барбара была хороша со своими каштановыми кудрями
и в изящных накрахмаленных юбках, но взгляд Томми был прикован к Марио.
Тонкий, как лезвие, сильный, тот танцевал с сосредоточенностью, которой Томми
не замечал даже на тройном сальто. Он излучал ту же захлестывающую энергию, что и Клео – безошибочный признак настоящей звезды. Когда танец достиг
кульминации, и Марио поднял Барбару на плече, Томми поблагодарил небо, что в
гостиной темно. Такую красоту невозможно было вытерпеть, и он не понимал, почему остальные просто
Марио тихо пролежал на ковре, положив голову на подушку у ног Люсии.
Томми думал, что парень уедет домой, но позже Марио пришел к нему в комнату.
– Лу сказала, я могу заночевать. Ты не против?
Когда Томми попытался несвязно описать свои впечатления от танца, Марио
только вздохнул.
– Это не полет. В балете никогда не достичь совершенства. Во всяком случае, мужчине. Даже Нижинскому не удалось. Это женское искусство. Может, у Барби
когда-нибудь получится.
В неожиданной вспышке ясности Томми спросил:
– Ты хотел танцевать, да? Танцевать, а не летать?
– Одно время я так думал, – ответил Марио. – Даже расстроился, когда пришлось
отклонить предложение присоединиться к труппе, чтобы отправиться на
гастроли с цирком. Анжело бы сражался за мое право остаться в колледже, если
бы я захотел, даже после того, как… Ладно, не о том речь. Но с танцами все было
по-другому. Я уехал с цирком и не жалею. В тот год Анжело начал работать со
мной над тройным. Но зимой в балетной школе я все еще размышляю, правильно
ли поступил. А теперь не такой уж я и хороший танцор. Возможно, мог бы им
стать. Кто знает…
– По мне, ты выглядел превосходно, хоть я и не знаток. Я думал, ты иногда
танцуешь для родственников.
– О нет. Они говорят совершенно не то. А Анжело вообще это ненавидит. То есть, он не против, если я просто помогаю Барбаре покрасоваться, но когда я сам по
себе… Когда-то я и Лисс много танцевали, и он просто лопался от злости. Я уже
давно не танцую.
– Все равно здорово, что я на тебя посмотрел. Когда ты танцуешь, ты… – Томми
запнулся и робко выговорил: – … ты просто прекрасен.
– Провокация, – хихикнул Марио и шутливо его пихнул, но Томми чувствовал, что
парень понял.
Как всегда в окружении семьи и работы они приходились друг другу скорее
братьями и компаньонами. Время и совместная жизнь привели к неизбежному: накал чувств поутих, даже занятия любовью сделались чем-то привычным, обыденным, своеобразным ритуалом перед сном. Но сегодня, когда Марио обнял
его, Томми ощутил, как разгорается внутри прежнее пламя. Он ничего не сказал –
его приучили молчать – однако после остался потрясенным почти до слез, чего с
ним уже давно не случалось.
Как-то после Пасхи Томми вернулся домой в компании Барбары и услышал за
прикрытой дверью гостиной голоса. Пока он снимал свитер, из-за двери выглянул
Джо Сантелли и поманил их внутрь.
– Заходите, мы вас ждали.
На улице только начинало темнеть, потому что была уже весна, и дни