Угловые
Шрифт:
Акулина призналась, улыбнулась и подбоченилась, самодовольно посматривая на хозяекъ.
— Вотъ вы и знайте Акулину! — прибавила она.
— Ахъ, ты дохлая! — вырвалось у хозяекъ. — Бабенку плевкомъ перешибить, а она, смотрите, какъ ухитрилась! Ловко, Акулина, ловко! Ужъ хоть и надо тебя ругать, а за хитрость простить тебя слдуетъ.
Шедшая изъ мелочной лавки съ кускомъ ситнаго хлба угловая жилица-папиросница, извстная на двор подъ именемъ Соньки-модницы, услыхавъ этотъ разсказъ, сейчасъ-же
— Что-жъ, и я такое-же прошеніе подамъ.
— Сколько хочешь подавай. Теб все равно ничего не выйдетъ, — отвчала ей Акулина.
— Отчего?
— Оттого, что ты бездтная. Я на троихъ дтей подавала.
— А кто-же мн мшаетъ написать, что у меня ихъ четверо? Такъ и напишемъ.
— А прідутъ, смотрть? Станутъ разспрашивать сосдай, дворника?
— Въ деревн, молъ, ихъ содержу, въ деревню имъ на пропитаніе высылаю — вотъ и вся недолга!
— Такъ теб, кудластой, и поврили! — слышались возраженія.
— Ну, не поврятъ, такъ и не надо, — сказала Сонька-папиросница. — А отчего-же не попытаться? Попытка — не пытка, спросъ — не бда. Да вдь ужъ прідутъ и начнутъ по угламъ шарить и разспрашивать. Такъ многимъ изъ васъ ничего не очистится, — прибавила она.
Въ это время на двор показалась рослая старая барыня, закутанная вся въ срыхъ мхахъ шеншеля. Ее сопровождалъ ливрейный лакей. Впереди шелъ дворникъ Никита, не взирая на морозъ, съ картузомъ въ рук. Барыня спрашивала дворника:
— Не высоко это?
— Никакъ нтъ-съ, ваше сіятельство. Во второмъ этаж.
— Охлябина. Она пишетъ, что вдова… Что она изъ себя представляетъ? Какая она вдова? Кто былъ мужъ? — допытывалась барыня.
Дворникъ пріостановился и затмъ, идя рядомъ съ барыней, отвчалъ:
— Съ одной стороны дйствительно вдова, вдова настоящая… а съ другой стороны, если взять къ примру… У насъ, ваше сіятельство, народъ живетъ тсно, мужиковъ хоть отбавляй… Живутъ вс въ одной комнат… Публика тоже… Народъ фабричный…
— Но все-таки она женщина хорошая, трудолюбивая?
— Хорошая женщина… Это что говорить!
— Не пьющая?
— Вина не обожаетъ. Это ужъ надо прямо сказать. Тутъ безъ фальши… Зачмъ говорить?.. Ей, по настоящему, по ея смыслу не въ углу жить, а въ хозяйкахъ существовать, самой квартиру держать, но квартирнымъ-то хозяйкамъ денежной милостью не помогаютъ, потому что хозяйка, а у ней дти…
— Стало быть, все-таки женщина трезвая. Это очень пріятно… Мы ей помогали, я ее помню. Фамилія такая, что запоминается… И въ спискахъ у насъ… Охлябина…
— Это правильно-съ… Изъ-за ейной трезвости очень многіе… Да и ловка она насчетъ этого… Вино клянетъ. Прямо клянетъ… А только вотъ самъ-то у нея…
— Ахъ, у нея, стало быть, есть другъ милый? — удивилась барыня, не понявъ, къ нему
— Существуетъ-съ. Недавно объявился. Объ этомъ я вамъ и докладываю, — отвчалъ дворникъ. — Да вотъ ейная хозяйка… Вы отъ нея все узнаете, — указалъ онъ на Кружалкину. — Пожалуйте… Она васъ проводить къ Охлябиной. Охлябину спрашиваютъ, Анна Сергвна, проводи…
— Охлябину? — засуетилась Кружалкина. — Пожалуйте, сударыня, пожалуйте. Женщина кроткая и очень съ дтьми мучается. Вотъ здсь, по этой лстниц, у меня на квартир. Я сама сирая вдова и хотя дтей у меня нтъ, но тоже бьюсь въ бдности. Тише, ваше превосходительство… Тутъ порожекъ.
Явившійся лакей поддержалъ барыню подъ локоть.
Кружалкина повела барыню по лстниц во второй этажъ.
VIII
Барыня вошла въ кухню квартиры Анны Кружалкиной и поморщилась, сдлавъ гримасу. На нее такъ и пахнуло смсью разныхъ жилыхъ запаховъ.
— Какой у васъ здсь непріятный запахъ, — сказала она, стараясь выразиться какъ можно мягче.
— Живутъ много, ваше превосходительство. Народъ все бдный, неимущій, сироты, — поясняла Кружалкина. — Тутъ у нихъ и пеленки, и сапоги. Матрена Ивановна! Къ теб пришли! Благодтельница пришла! — крикнула она Охлябиху, заглянувъ изъ кухни въ корридоръ.
Барыня озиралась по сторонамъ и, наконецъ, произнесла.:
— Послушайте, дайте мн гд-нибудь приссть, чтобъ не замараться.
— А вотъ я вамъ сейчасъ табуреточку оботру. Сейчасъ, сейчасъ… — засуетилась Кружалкина… схватывая некрашеную табуретку и полотенце. — Пожалуйте…
— Но не могу-же я въ кухн… Вы меня проведите къ самой Охлябиной.
Кружалкина сейчасъ вспомнила, что тамъ у ней лежитъ пьяный жилецъ-портной, и отвчала:
— Да у ней, сударыня, хуже… Понятное дло, что живетъ среди угловыхъ жильцовъ, а здсь въ кухоньк я одна существую. Вотъ теперь табуреточка чистенькая, — прибавила она, обтеревъ ее полотенцемъ. — Пожалуйте.
— Мн именно и хочется посмотрть, какъ живутъ угловые жильцы. Нтъ, вы меня къ ней проведите.
— Да ужъ пожалуйте, пожалуйте, коли вамъ такъ угодно.
Он сдлали нсколько шаговъ по корридору, и Кружалкина отворила дверь въ комнату. На барыню теперь ужъ пахнуло сильнымъ перегаромъ водки и махорки. Барыня стала кашлять и прикрыла носъ и ротъ носовымъ платкомъ.
— Охлябиха, чего ты валандаешься и не идешь? — сказала Кружалкина. — Вотъ барыня теперь къ теб ужъ сама.
— Сейчасъ, сейчасъ… Извините, сударыня… Очень ужъ я не въ порядк была. Вотъ только юбченочку на себя накину и платокъ… — послышалось изъ-за розовой ситцевой занавски на шнурк, которой была раздлена комната на дв половины.