Умирающее общество и Анархія
Шрифт:
Чего только не говорили поэты для восхваленія доблестей, свойственных военному сословію: военная честь, врность, самоотверженіе, честность – являлись еще самыми малыми из их добродтелей. И только когда буржуазія сдлала такой промах, что заставила всх граждан проводить боле или мене долгое время на военной служб – только тогда стали замчать, что под блестящей мишурой, которой облекали своего идола писатели и поэты, не скрывается ничего, кром нравственной порчи. Допущеніе одногодней службы для добровольцев и періодическое отбываніе воинской повинности втеченіе двадцати восьми дней, сильне подорвали милитаризм, чм все, что говорилось против него до того времени.
Пока только один рабочій народ отдавал свою молодость на отупляющую жизнь в казарм, пока в публик знали только вншнюю, декоративную сторону военнаго дла – блеск, бой барабанов, красивые мундиры, разввающіяся знамена, бряцаніе
Но когда писатели познакомились с ним ближе, когда им пришлось испытать на себ дйствіе отупляющей дисциплины и грубое обращеніе начальства, преклоненіе перед арміей исчезло: они начали срывать с нея ея покровы, начали оспаривать т добродтели, которыми украсили ее их предшественники, и солдат (все равно – простой солдат, или офицер) явился перед публикой в его настоящем вид – в вид грубаго, пьянаго животнаго, безсознательнаго орудія в чужих руках.
И дйствительно, нужно самому побывать в этом аду, чтобы понять, сколько должен выстрадать в нем чувствующій человк; нужно самому поносить мундир, чтобы увидать, сколько низости и глупости под ним кроется.
Раз только вы сдлались солдатом, вы уже не человк, а автомат, обязанный безпрекословно повиноваться тому, кто над вами командует. У вас в руках ружье – и, несмотря на это, вы должны терпливо сносить вс грубости офицера, который вымещает на вас свое дурное расположеніе духа или свой винный угар. За какое-нибудь слово, за какой-нибудь жест вы можете поплатиться всею жизнью или, по крайней мр, нсколькими годами своей свободы. Каждую субботу вам предусмотрительно читают военное уложеніе о наказаніях, гд слова «смертная казнь» повторяются на каждом шагу; эти слова будут всплывать в вашем ум всякій раз, когда у вас в душ закипит негодованіе.
Но что больше всего способно вывести человка из терпнія, это всевозможныя мелочи и придирки. Если кто-нибудь из вашего начальства имет что-нибудь против вас, или если он просто грубый и тупой человк, то он двадцать раз в день найдет случай придраться к вам, ради одного удовольствія сдлать вам непріятность: при перекличк, за какой-нибудь плохо вычищенный ремень, за какую-нибудь пуговицу, которая меньше блестит, чм остальныя, за какія-нибудь подтяжки, которыя вы забыли надть, вас будут осыпать бранью, посадят под арест, начнут подвергать безконечным осмотрам, изслдовать весь ваш костюм, до нижняго блья. То же самое и в казарм: постель не совсм хорошо постелена – ругань: «чтобы кровати были как билліарды!» кричат вам постоянно – и эту ужасную фразу хорошо помнят вс, кому пришлось пройти через казарму; одежда плохо уложена на полк – опять ругань; самое же главное искусство заключается в том, чтобы солдат умл вычистить подошвы запасной пары сапог, висящей у него под кроватью так, чтобы не запачкать ваксой шляпки вбитых в подошву гвоздей.
А безконечные осмотры! По субботам – осмотр оружія, причем вы опять слышите т же замчанія и ту же ругань – «подлец», «свинья», и другія столь же любезныя выраженія. Затм, в вид разнообразія, капитан приходит осматривать у вас руки и ноги, чтобы убдиться в их чистот. Наконец, раз в мсяц вы должны терпть нчто еще худшее – так называемый санитарный осмотр, гд полковой живодер осматривает самые сокровенныя части вашего тла. До вашей чувствительности, до вашей щепетильности никому нт дла: все это тотчас же растаптывается грубым сапогом тх, кто поставлен командовать над вами.
«Армія – школа равенства», говорят нам подкупные слуги буржуазіи; но это – равенство в порабощеніи, и не к такому равенству мы стремимся. Но вернемся к безконечным смотрам: каждые три мсяца – или каждые полгода, не помню в точности – вам производит смотр какой-нибудь высшій офицер, а раз в год – дивизіонный генерал. За дв недли до этого послдняго событія в казарм все перевертывается вверх дном – чистят вс помщенія, моют кухни. В вид развлеченія, вы имете опять таки смотры: сегодня является унтер-офицер, завтра – офицер, командующій полувзводом, посл-завтра – капитан, затм полковой командир, и так до безконечности. И каждый раз вы должны раскладывать на кровати весь свой багаж: прежде всего осторожно разстилается носовой платок, который тщательно приберегают для этого случая; на него кладутся щетки, смна обуви, кальсоны (которые тоже являются на сцену только в этот день) рубашка, свернутая извстным образом и опредленной длины, ночной колпак, коробка с салом, пузырек с жидкостью для чистки мди, игольник, нитки и ножницы. Для того, чтобы солдаты раскладывали все это в надлежащем порядк, на
7
Вообще, вакса играет в полковой жизни большую роль. Мн вспоминается один ротный командир морской пхоты, который однажды объявил солдатам, что у него остались свободныя суммы, и что, поэтому, количество провизіи, отпускаемой на каждаго солдата будет увеличено, так что они на другой же день могут получить сверхштатное количество.... ваксы и воска!
В этих смотрах, производимых генералом, обнаруживается все раболпство не только низших, но и высших офицеров. Как только доходит всть о приближеніи генерала, вы видите, как вс эти офицеры, такіе высокомрные, когда им приходится говорить с солдатом, вытягиваются в струнку и смиренно слдуют за генералом, а генерал – если только он не совсм дряхл – выступает впереди, гордо выпрямившись. И с какой яростью устремляются вс глаза на несчастнаго солдата, который как-нибудь даст повод к замчанію со стороны высшаго начальства! Какой ужас! вс офицеры вн себя: солдату не хватает иголки или же он забыл, что вчера кончились т дв недли, втеченіе которых мундир нужно застегивать слва направо и что теперь он должен быть застегнут справа налво! Полковой командир от ярости не может произнести ни слова, подполковник готов лопнуть от злости, капитан зеленет от страха; один только унтер ничего не говорит, потому что знает, что ему достанется от всх. Его положеніе – ясно; правда, он может утшаться тм, что выместит все на виновном.
Когда не предвидится никаких смотров, вы имете другого рода развлеченіе: в четыре часа, обыкновенно по субботам, солдат сзывают на работу, которая состоит в том, чтобы ходить по казарменному двору и собирать в кучу разбросанные там камни. Посл часа этого пріятнаго времяпрепровожденія, вы вновь возвращаетесь в казарму, а сложенныя вами кучки камней втеченіе всей недли разбрасываются проходящими по двору, так что в слдующую субботу вы начинаете работу сызнова. Военная жизнь изобилует такими остроумными развлеченіями.
Иногда вечером, посл столь полезно проведеннаго дня, вам захочется, может быть, побесдовать со своими товарищами по заключенію; но вы скоро увидите, что их разговоры далеко не способны поддержать бодрость человка или внушить ему высокія мысли. Вот вы замчаете нсколько человк, которые смются до упаду; вы подходите, ожидая услышать что-нибудь остроумное, и что же? Какой-то болван разсказывает неприличную исторію, глупую и банальную. Вы с отвращеніем отворачиваетесь, и попадаете в другую группу, гд, захлебываясь от удовольствія, вспоминают прошлыя попойки или мечтают о будущих, которыя они себ устроят, если удастся обманом вытянуть денег у родственников. Вы не найдете ничего, кром пьянства и грязнаго разврата; напрасно-бы вы стали говорить о чем-нибудь другом! вас никто не поймет. Других удовольствій для них не существует. Не удивительно посл этого, что среди людей, проведших три года в этой обстановк, оказывается столько кандидатов на должность полицейских и жандармов. Войско есть ничто иное, как школа деморализаціи, из которой могут выходить только сыщики, тунеядцы и пьяницы. Лишь очень немногим удается устоять против отупляющаго вліянія этих трех лт, да и у тх еще долго остаются слды этого вліянія.
Как страшно разбивает человка эта грубая, отвратительная дисциплина! Как она притупляет мозг, портит характер, убивает энергію! Вы отдаете этой ужасной машин молодого человка с душею, открытою для всего справедливаго и прекраснаго, с энергіей, которая бы еще выработалась в ежедневной жизненной борьб, с умом, который расширился бы в будущем, и под вліяніем уже пріобртенных знаній, и под вліяніем потребности учиться дальше; но дисциплина точно одвает на него чугунную шапку, которая с каждым днем все сильне и сильне сдавливает его мозг; даже біеніе его сердца замедляется. И когда, посл трех лт, эта іерархическая машина отдаст вам его – если только отдаст – то перед вами будет лишь безформенное подобіе человческаго существа.