В доме коммерции советника (дореволюц. издание)
Шрифт:
– Онъ больше католикъ, чмъ самъ папа, – пробормотала Генріэта и вошла въ комнату, между тмъ какъ Кети крпко затворила дверь, не спуская глазъ съ задумчиваго человка у кофейнаго стола. Она была очень привязана къ нему, когда была ребенкомъ и любила его, какъ и вс сближавшіеся с нимъ.
Родители его были честные ремесленники, но рано осиротвъ онъ поступилъ въ ученіе въ контору банкира Мангольда и впослдствіи, благодаря своей красивой наружности и хорошему характеру, сдлался его зятемъ.
Кети знала, что онъ страстно любилъ ея сестру Клотильду, былъ всегда
Генріэтта сла на низенькій, мягкій табуретикъ и, обхвативъ руками свои колни, сказала довольно колко: – Любезный Морицъ, не принимай, пожалуста, такого вызывающаго вида, а то пожалуй проснется какая нибудь старая прародительница и увидитъ какъ ея храбрый потомокъ варитъ кофе, а молодая красавица лежитъ на диван и куритъ сигаретки.
При этомъ замчаніи Флора ни на волосъ не измнила своего положенія, только медленно вынула изо рта сигаретку и спросила равнодушнымъ тономъ:
– Это тебя безпокоитъ?
– Меня? – сказала Генріэтта смясь, – ты очень хорошо знаешь, что вс твои дйствія нисколько меня не трогаютъ, – свтъ великъ, если хочешь, можно удалиться…
– Прошу тебя, безъ насмшекъ, дорогая моя! Я спросила тебя изъ участія, потому что у тебя грудь слаба. – Яркій румянецъ покрылъ впалыя щеки больной двушки, но вскор опять исчезъ; на глазахъ ея показались слезы, – она видимо боролась съ собою.
– Благодарю тебя, Флора, но совтую теб прежде всего заботиться о себ. Я отлично знаю, что эта сигара жгетъ твои пальцы и ты смертельно хочешь выбросить ее за окно, потому что она портитъ твои блые зубы, но ты продолжаешь курить изъ упрямства, изъ страсти къ эмансипаціи. У тебя слишкомъ хорошъ вкусъ, что-бъ любить вдыхать въ себя этотъ ужасный дымъ.
– Скажите пожалуста, какого высокаго мннія обо мн эта рдкая двушка! – сказала Флора, насмшливо улыбаясь.
– Ты пріучаешь себя курить и можетъ быть выдержишь характеръ въ продолженіи трехъ или четырехъ недль, – продолжала Генріэтта, – есть люди, которые избгаютъ курящихъ женщинъ и боятся ихъ какъ заразы. Ты видимо ищешь ссоры, хочешь разсердить человка, и этимъ послднимъ средствомъ достигнуть цли…
Флора приподнялась съ дивана и приняла гордый видъ.
– А если и такъ, сударыня! Я думаю мое дло, если я хочу нравиться или отталкивать?
– Напротивъ, въ настоящемъ случа ты должна стараться осчастливить человка, – возразила Генріэтта съ раздраженіемъ.
– Право смшно! Разв я уже ношу обручальное кольцо? – сказала Флора, поднимая къ верху четвертый палецъ правой руки. – Благодаря Бога, еще нтъ! Впрочемъ теб мене всхъ слдуетъ волноваться и брать его сторону. Ты больна и постоянно нуждаешься въ своемъ доктор, а онъ предпочитаетъ отправиться веселиться съ товарищами и остается въ отсутствіи цлыя недли.
Совтникъ вмшался наконецъ въ разговоръ раздраженныхъ сестеръ.
– Ты говоришь, что Брукъ пропадаетъ и здитъ веселиться, вроятно потому, что онъ не объяснилъ теб въ
– Въ тотъ городъ, гд всегда можно имть знаменитыхъ профессоровъ университета? Вотъ фантазія! Не длай себя смшнымъ такими илюзіями, Морицъ! Впрочемъ объ этомъ вопрос я съ вами говорить больше не буду – кончено!
Она протянула руку за чашкою и стала медленно глотать ароматичный напитокъ. Генріэтта-же отодвинула отъ себя поданную ей чашку; она подошла къ стеклянной двери, выходившей на руину. Стна была остаткомъ коллонады, которая нкогда соединяла главное зданіе съ башнею. Дв красиво изогнутыя арки, образовали теперь террасу съ великолпнымъ видомъ вдаль.
Генріэтта поспшно отворила дверь, прижала судорожно сжатыя руки къ груди и принялась съ жадностію вдыхать въ себя свжій воздухъ, но нсколько минутъ спустя покачнулась отъ сильнаго припадка удушья. Кети и совтникъ поспшили помочь страдающей, Флора тоже привстала и не хотя бросая сигаретку въ пепельницу, сказала съ раздраженіемъ:
– Теперь скажутъ, что всему виной табачный дымъ, но это сущій вздоръ. По настоящему теб слдуетъ лежать въ постели, а не дышать весеннимъ воздухомъ среди руинъ, зта атмосфера чистый ядъ для людей твоего сложенія, – я не разъ уже предупреждала тебя, но ты никогда не желаешь принять хорошаго совта. Ты ужасно упряма и кром того еще отклоняешь всякую врачебную помощь.
– Потому что я не желаю доврять мои легкія первому встрчному отравителю; – возразила Генріэтта слабымъ, но ршительнымъ тономъ.
– Это ты говоришь на счетъ моего бднаго медицинскаго совтника, – воскликнула Флора смясь. – Продолжай, дитя мое, не стсняйся, если это доставляетъ теб удовольствіе! Я тоже не могу знать, какъ онъ составляетъ свои микстуры, но я врно знаю, что онъ еще никому во время операціи не перерзалъ горла.
Совтнику были видимо непріятны эти слова, онъ поблднлъ и поднялъ руку, какъ бы желая зажать ротъ дерзкой двушк; онъ не въ состояніи былъ произнести слова и глаза его робко посмотрли на Кети.
– Ахъ ты безсердечная! – воскликнула Генріэтта слабымъ голосомъ.
– Нтъ, я не безсердечная, но настолько храбрая, что могу называть дурные поступки ихъ собственными именами, даже и тогда, когда эти суровыя слова растравляютъ мои собственныя раны. Меня принуждаетъ къ тому строгая правдивость. Вспомни о томъ печальномъ вечер и спроси себя, кто правъ! Я знала, что неизбжно его паденіе съ высоты фальшивой, воображаемой славы, – такъ и случилось, – паденіе было унизительне, чмъ я предпологала, – не вздумаете-ли вы оспаривать единогласный приговоръ публики? Что я не хочу раздлить съ нимъ его паденіе, это каждый пойметъ, кто меня знаетъ; я не умю говорить краснорчивыми фразами, какъ это длаетъ наша бабушка, – да и не хочу. Я считаю очень смшными тхъ глупыхъ женщинъ, которыя открыто продолжаютъ обожать того, кто по мннію свта давно уже не достоенъ, что-бы ему поклонялись.