В доме коммерции советника (дореволюц. издание)
Шрифт:
– Конечно нтъ!
– Я это зналъ и потому ршилъ молчать до нашего соединенія. А тогда, само собою разумется, что умная жена пошла-бы рука объ руку съ мужемъ, какъ это всегда бываетъ, исключая того случая, если жена, сознавая и исполняя свой долгъ, пользуется высокимъ, выдляющимся дарованіемъ.
– Чего, конечно, я не имю, – прервала она его съ горькою улыбкою.
– Да, Флора, у тебя есть умъ, острота, но ты не имешь дара писателя, – сказалъ Брукъ тихимъ, мягкимъ голосомъ.
Нсколько минутъ Флора стояла неподвижно, какъ будто услыхала свой смертный приговоръ, потомъ подняла
– Слава Богу, что я успла устранить послднюю преграду. Изъ меня сдлали бы рабыню, ничтожную женщину, изъ души которой вырвали-бы послднюю искру поэзіи, что-бъ растопить ею плиту.
Восклицаніе ея было слишкомъ громко. Больная проснулась и испуганными глазами озиралась вокругъ себя. Докторъ тотчасъ поспшилъ къ ней, далъ ей успокоительныхъ капель и ласково положилъ руки на ея лобъ; это прикосновеніе успокоило бдную страдалицу, ни чуть не подозрвавшую какую бурю она вызвала противъ своего любимца.
– Серьезно прошу тебя не безпокоить больную, – сказалъ докторъ, обращаясь къ Флор.
– Мн нечего говорить больше, – возразила она насмшливо, вынимая изъ кармана перчатки. – Я сказала все, что хотла и между нами все кончено – я свободна…
– Потому что я отрицаю въ теб талантъ, которымъ ты гордишься? – спросилъ онъ подавленнымъ голосомъ. Теперь негодованіе закипло въ его груди, все нжное и мягкое въ выраженіи его лица моментально исчезло – онъ стоялъ передъ нею грозный и строгій, какъ неумолимый судья.
– Скажи мн, за кого я сватался: за писательницу, или за Флору Монгольдъ? Когда ты отдала мн свою руку, то хорошо знала, что я принадлежу къ числу тхъ людей, которые желаютъ имть жену для себя и для тихаго семейнаго счастія, а не для того, что-бъ она, забывъ свои обязанности, восхищала свтъ своимъ талантомъ и дарованіемъ. Поэтому ты тогда старалась длать все, что мн пріятно, ты снизошла даже до того, что ходила въ кухню собственно-ручно ворочать горшки, чего я, конечно, не потребовалъ-бы отъ моей жены, составляющей всю мою гордость и все мое счастіе!
Сказавъ это, онъ тяжело перевелъ духъ, но не переставалъ упорно смотрть на красавицу, напрасно старавшуюся принять смлую, гордую осанку.
– Я зорко слдилъ за всми измненіями въ теб, начиная со дня нашей помолвки, до только что послдовавшей сцены, – началъ онъ опять. – Ты слишкомъ снисходительна къ своимъ слабостямъ, а между тмъ непремнно хочешь стоять выше всхъ мелочей, хочешь имть первый голосъ въ длахъ женской эманципаціи и безразсудно защищаешь женскую свободу, требуя для нихъ права мужчинъ. А между тмъ теб ни разу не пришло въ голову подумать, какъ я смотрю на твои поступки, счастливъ-ли я или несчастливъ? Мы обручились съ тобою на всю жизнь, и отношенія наши не измнятся. Мн часто говорили, что ты любишь играть съ мужскими сердцами и потомъ публично насмхалась надъ ними, но меня ты не проведешь, въ этомъ будь совершенно уврена. Я не возвращу теб свободы, и не хочу измнить своему слову.
– Теб-же стыдно, – воскликнула она съ жаромъ. – Неужели-же ты потащишь меня къ алтарю, когда я прямо въ глаза говорю теб, что давно перестала любить тебя? Я даже съ трудомъ подавляю ненависть, которую питаю къ теб въ эту минуту.
При этихъ словахъ Кети
ХІІІ.
Въ сняхъ было уже темно, только изъ кухни мелькали послдніе отблески заходящаго солнца. Тетушка Діаконусъ стояла тамъ у окна и мыла чайную посуду; она ласково кивнула Кети, выраженіе ея лица было спокойно, ее не тревожило ни малйшіе предчувствіе о томъ, что происходило за дверью. Молодая двушка вздрогнула и пробжала прямо въ садъ.
На двор было очень свжо, сильный втеръ съ визгомъ дулъ съ рчки прямо ей въ лицо и грудь, прикрытую только легкимъ, шелковымъ платьемъ.
Но Кети съ жадностью вдыхала въ себя этотъ свжій воздухъ, и впечатлительная натура была сильно потрясена чужимъ горемъ; кровь кипла въ ея жилахъ отъ внутренняго негодованія и жгучимъ пламенемъ разливалась по ея мужественному лицу.
Она пережила тяжелыя минуты, какая непріятная сцена между двумя близкими лицами! А виновницей всему была ея сестра. Только пустое кокетство и тщеславіе могутъ позволять женщин такъ необдуманно играть съ святымъ чувствомъ другаго и такъ легко разрывать, надтыя на себя священныя узы.
Впрочемъ сегодня Флора ошиблась въ разсчет, она встртила твердое сопротивленіе тамъ, гд, по своему мннію, думала найти слабое, мягкое сердце, съ которымъ ей не трудно будетъ справиться. Но что онъ выиграетъ своей энергіею, ему все таки придется уступить.
Кети медленно взошла на мостъ и, перегнувшись черезъ перила, заглянула въ глубь.
Зеленоватая вода пнистыми волнами протекала подъ ея ногами, съ шумомъ унося за собою втви и сучья деревьевъ, попадавшіеся ей на дорог, а спокойный, блдный мсяцъ ложился серебряной полосой на поверхности разъяренной воды, какъ бы желая успокоить ее своимъ присутствіемъ. Неужели такая-же буря клокотала въ сердц человка? Неужели любовь не ослабвала, при вид, что ея идеалъ разбивался въ дребезги? Нтъ, она могла убдиться въ этомъ собственными глазами.
Какую страсть, какую силу заключала въ себ любовь! Тетушка Діаконусъ еще недавно разсказывала, какъ однажды подъ тою-же кровлею молодая вдова перенесла вс степени горя и отчаянія. А теперь, посл столькихъ лтъ, на томъ же мст происходила новая сердечная борьба. Страхъ объялъ душу молодой двушки, она припомнила слова Генріэтты: – Кто видлъ Флору любящею, тотъ пойметъ, что мужчина скоре согласится погибнуть, чмъ отказаться отъ нея! – Дрожь пробгала по членамъ Кети и она сново побжала назадъ въ садъ.
Стемнло; красивый, зеленый лсъ тянулся теперь черной мрачной полосой, вспаханная земля казалась пустыней, на крыш домика трещали флюгера, а втви серебристаго тополя и молодыхъ елей съ шумомъ ударялись о заборъ.
Кети робко обогнула уголъ дома; изъ окна комнаты, гд лежала Генріэтта свтился слабый огонь ночника, а въ слдующемъ окн стоялъ докторъ, борьба все еще продолжалась, онъ попрежнему стоялъ гордо, непреклонно, съ поднятою рукою, точно онъ требовалъ молчанія. Что она могла сказать ему въ эту минуту, неужели она опять необдуманно коснулась до его докторскаго призванія?