В году тринадцать месяцев
Шрифт:
— Не надо.
Завязывая на ходу фартук, подбежала Нина.
— Извините, я совсем забыла про вас. Стала снимать фартук и вспомнила.
— Почему снимать? — заинтересовалась Татьяна.
— Все! — улыбнулась девушка. — Эти столики закрываются. Вас обслужу, и все.
За соседний столик уселся толстый и лысый дядька. Он барственным жестом попытался привлечь внимание Нины.
— Потом подойдете ко мне.
Нина и бровью не повела. Она достала книжечку из кармана фартука, карандашик и только тут соизволила заметить нетерпеливого
— Гражданин, — сказал она, — эти столики не обслуживаются, — и повернулась к Татьяне. — Есть ваше любимое клубничное варенье.
— Два — блинчики, — начал перечислять Юрий, — одну кашу с молоком и…
Татьяна его перебила:
— Подожди. Нина, почему закрываются… столики?
— Перешла на очное отделение.
— А разве ты учишься?
— На третьем курсе… на юридическом, — с гордостью сообщила она, перешла поближе к Гореву. — А вам?
— Мне кашу и кофе.
Нина записала все, улыбнулась.
— Вас по старой дружбе обслужу, и все. Директор ругается, ужас. Гражданин, напрасно вы сели сюда. Я же вам русским языком сказала: эти столики не обслуживаются,
— Почему?
— Официантки нет.
— А вы?
— Я не официантка.
— Как этот юмор понимать? Принесите мне тогда жалобную книгу.
— Вот смешной. Ничего я вам не принесу. Я больше здесь не работаю.
Татьяна закусила губу.
— Ниночка, — сорвавшимся голосом спросила она, — а на твоем месте есть кто-нибудь?
— В том-то и дело, что никого. Директор из себя выходит. Кого зря брать не хочет, а…
— Дай мне твой фартук.
— Зачем?
— Я тебя очень прошу.
Татьяна почти насильно развязала бант, фартук оказался у нее в руках. Нина улыбалась и не знала, что ей делать.
— Зачем это вам?
— И корону, и книжечку.
— Что вы задумали?
Татьяна повязала фартук, пристроила корону.
— Я работала официанткой… в пьесах. Подавала омаров в старинных английских ресторанах, устриц в парижском кафе. Я разливала вино в японских тавернах, марсельские кабачки мне тоже знакомы… Ну, как, идет мне этот наряд?
— Очень даже, — хихикнула Нина.
— Идем.
— Куда?
— Я сегодня за тебя поработаю, а завтра оформлюсь по всем правилам, со всеми справками.
— Ой, я не знаю, — засомневалась Нина, — директор не разрешит.
— Идем к директору.
— Сядь, — попробовал ее урезонить Юрий, — чего ты придуриваешься?
— Чем играть официанток на сцене, я лучше буду их играть в жизни. По крайней мере, чаевые настоящие.
Горев и Юрий остались сидеть за столиком. Они смотрели друг на друга и молчали. Шумно вошли Борис, Николай и Анатолий. Собственно, шум производил один Борис. Проходя мимо столика Татьяны, он похлопал Горева
— Ну, что там пишут французы?.. Подорожал французский бифштекс, а?
— Вы зря туда садитесь, — предупредил Горев, — там, кажется, не обслуживается.
— Ничего, садитесь, братцы. Алла, — позвал он, — подойдешь к нам?
— Хорошо, сейчас, — отозвалась девушка.
— Вот, а вы говорите — не обслуживаются.
Юрий скрипнул зубами, стукнул несильно кулаком по столу.
— Может, мне пойти за ней? — негромко спросил он у Горева. — Дать ей одну хорошую по шее?
— Что вы? — ужаснулся старик. — Она же артистка.
Борис занялся меню, а Николай и Анатолий с любопытством принялись разглядывать Юрия. Они смотрели в его сторону не назойливо, исподволь, вроде бы нечаянно, вроде бы интересуясь дверью, в которую вот-вот должен войти долгожданный знакомый.
— Муж Татьяны что-то хмурый сегодня, — сказал Николай.
— Да, — согласился Анатолий.
— А что, если нам пригласить его к себе за столик? — встрепенулся Борис.
Анатолий покачал головой.
— Он же не один, с Татьяной. Вон лежит ее сумочка, — он вздохнул, улыбнулся, пошутил: — А зря мы ее, кабальеро, отдали за него замуж.
— Почему? — весело не согласился Борис. — Он хороший парень.
— А мы что, плохие?
— Да, а мы что, никуда не годимся? — поддержал Николай. Борис не ответил. Он приподнялся чуть-чуть, и попытался поймать за фартук пробегавшую мимо официантку.
— Аллочка, деточка, ну?
— Сейчас. Я вас обслужу, только пересядьте за мои столики. Эти не обслуживаются.
— Обслуживаются!..
Все, как по команде, повернулись на голос Татьяны. Она прошла мимо, поставила перед Горевым и Юрием приборы, хлеб.
— Вот ваши вилки-ложки, вот твои вилки-ложки, муж.
Подошла к столику, где сидели Анатолий, Николай, Борис, не поднимая глаз, достала книжечку, карандашик, изготовилась писать.
— Что желаете заказать?
Борис расхохотался, откинулся на спинку стула.
— Танька, ты что, никак из роли не выйдешь?
— Я здесь работаю. Что будете заказывать?
Анатолий тронул ее за локоть.
— Таня, что это значит?
— Я жду! Заказывайте!
— Таня!
— Хорошо, подумайте пока. Я к вам подойду, — мимоходом бросила Гореву, — кашу вам подогревают. Сейчас принесу. Обождите минуточку.
— Да я вообще…
Она торжествовала: победила-таки себя. Можно праздновать победу. С сегодняшнего дня она больше никакая не актриса, с сегодняшнего дня она будет брать чаевые, с сегодняшнего дня она такая же обывательница, как Таисия Демонова.
Татьяна собрала грязную посуду и пошла между столиками на кухню. Внезапно ей в спину ударил выстрелом голос Киры:
— Девушка, четверть булочки нельзя принести?
Татьяна остановилась, не сразу обернулась.
— Можно.
На лице Киры отразилось неподдельное изумление.