В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
Шрифт:
Осмотрно и это.
Мн очень бы хотлось немножко приссть, но нтъ ни одного стула; дв кучки сухихъ стеблей папоротника лежать на земл, и я такъ усаживаюсь на одну изъ нихъ, что она трещитъ. Вдругъ я вижу, что въ одномъ углу что-то шевелится и слышу человческій голосъ. Я снова беру лампу и свчу въ уголъ: тамъ лежитъ старая, сморщенная женщина, она щупаетъ передъ собою воздухъ руками, она слпа. Пастухъ, до сихъ поръ не выказывавшій ни малйшихъ слдовъ сентиментальности, длается вдругъ нжнымъ и готовымъ на вс жертвы, онъ торопится успокоить старуху и заботливо укутываетъ ее вновь. Это его мать, думаю я. Мн припоминается, что я читалъ, будто кавказцы ни мало не заботятся о желаніяхъ своихъ женъ, но всегда послушно сообразуются съ приказаніями
Она стара, востроноса, съ провалившимся ртомъ, ея глаза словно затянуты блой, какъ пна, пленкой и никого не узнаютъ. Когда лошадей и коровъ привязываютъ слишкомъ близко къ стн, то он становятся близорукими, — мн приходитъ въ голову, что жребій кавказской женщины подобенъ этому, ее тоже держатъ слишкомъ близко привязанной къ стн. Потому-то она и слпнетъ.
Старуха отдаетъ, повидимому, приказаніе. которому сынъ повинуется, раскладывая на очаг огонь изъ стволовъ папоротника. Потомъ онъ принимается поджаривать на желзной сковород ломтики баранины, бросая по старому языческому обычаю также въ пламя кусочекъ мяса, чтобы умилостивить огонь. Мясо хорошее и жирное и жарится въ собственномъ сал, - правда, при этомъ распространяется нсколько прогорклый запахъ, но когда хозяинъ предлагаетъ и мн кусочекъ мяса, то я беру и мъ. На вкусъ оно странно, но когда мн подкладываютъ еще, то я съдаю и вторую порцію. Этимъ гостепріимствомъ обязанъ я, наврно, старух въ углу и, благодаря моимъ выразительнымъ гримасамъ и знакамъ, ей также даютъ попробовать кусочекъ мяса.
Посл закуски я вновь начинаю помышлять о моихъ изысканіяхъ и стремлюсь начать ихъ съ крыши дома. Тамъ наверху лежали, наврно, трясясь отъ холода, об жены, пока мы здсь угощались; меня положительно оскорбляло, что хозяинъ такъ сердечно относился съ своей матери и въ то же время совершенно забывалъ о женахъ. Я хотлъ вознаградить ихъ за это и дать имъ мдныхъ денегъ, сколько имъ будетъ угодно, если только мн удастся до нихъ добраться. Я вообразилъ себ, что одна изъ нихъ любимая жена пастуха и, дйствительно, очаровательное существо. Человкъ, подобный пастуху, не стоилъ ея, и я хотлъ дать ей это понять. При извстномъ стараніи, мн, можетъ быть, и удалось бы взять надъ нимъ верхъ. Рядомъ съ чисто личнымъ удовлетвореніемъ, которое я могъ бы получить, нисколько не мшало занести маленькое галантное приключеніе на страницы моего дневника.
Кром того, и для любимой жены это будетъ имть значеніе на всю жизнь. Это пробудить ее и, быть можетъ, дастъ на Кавказ толчокъ формальному женскому движенію въ миніатур. Я не хотлъ быть черезчуръ рзкимъ, чтобы не напугать ея, потому что женщина всегда женщина; я подумалъ, что для начала всего лучше написать ей. Человкъ, умющій выводитъ на бумаг такіе смшные зубчики, несомннно, заслужилъ бы ея уваженіе. Сверхъ того и содержаніе моего письма, — и именно оно-то и выразило бы особенно ярко мое превосходство. Если бъ у меня была книга автографовъ, то я написалъ бы въ ней, и она могла бы тогда при желаніи читать ее всякій разъ. Я сдлалъ бы намекъ на ея печальную жизнь, и въ то же время постарался бы ее утшить — мыслью о ея дтяхъ. Въ этомъ и сказалось бы особенно ярко мое превосходство. Я написалъ бы ей слдующее:
Любовь есть жажда жизни, дитя Даритъ сначала радостью, потомъ слезами, Но слезы суть источникъ новой радости, — Послушайся только моего совта, о дитя.Что-нибудь въ этомъ род я и написалъ бы. Съ первыми двумя строчками она, вроятно, была бы вполн согласна, но третью не смогла бы понять. Дти благословеніе? Для молодой женщины? И при этомъ она стала бы вздыхать, словно сердце у ней разрывается, и жаловаться на плохое утшеніе, которое
Завтра вечеромъ мы встртимся по уговору по ту сторону, на берегу Терека, гд, наврно, есть прехорошенькія мстечки. Луна и звзды нжно сіяютъ, и это особенно настраиваетъ насъ.
Двумъ первымъ строкамъ научилъ тебя самъ Аллахъ, говоритъ она, такъ он справедливы. А третья? спрашиваю я, чтобы испытать ее. Третья — ничто для молодой женщины, отвчаетъ она.
И я заране зналъ, что все такъ случится. Все совершается, согласно съ программой.
Итакъ, я превзошелъ твоего мужа? Не правда ли? говорю я и хочу этимъ воспользоваться.
Но она не соглашается. Я не совсмъ въ ея вкус, у меня нтъ кругомъ таліи пояса съ блестящимъ оружіемъ, да и глаза мои не темнаго цвта и не сверкаютъ повелительно.
Тогда я принимаюсь унижать въ ея глазахъ овечьяго пастуха и смяться надъ его шапкой. Вообрази, нигд и никогда въ цломъ свт, во время всхъ моихъ путешествій не видалъ я такого невроятнаго чудища, говорю я. Никогда! Но не одна только шапка. Что это, собственно, за сапоги на немъ? Тряпки, дорогая моя, просто лохмотья. При этомъ, я могъ бы показать ей, что употребляютъ цивилизованные люди въ качеств верхней и нижней одежды, если бъ моя деликатность не приказывала мн оставаться застегнутымъ на вс пуговицы. Но все же я показываю ей пряжку на моемъ жилет, которую она принимаетъ за украшеніе для шляпы. Пока мы заняты пряжкой, я крпко прижимаю рукою къ груди мой бумажникъ, чтобы не вводить дитя природы въ искушеніе. Она не можетъ прійти въ себя отъ изумленія при вид моихъ перламутровыхъ запонокъ. Пуговицъ, обтянутыхъ матеріей, она также никогда не видла. Открывъ, наконецъ, пряжки на моихъ подтяжкахъ, она объявляетъ себя побжденной и находитъ, что он еще гораздо замысловате, чмъ поясъ ея мужа. Вдругъ чертовская женщина говоритъ: а вдь въ третьей строчк есть все-таки смыслъ для молодой женщины! Теперь я понимаю ее!
Мн остается только радоваться, что планъ мой такъ блистательно осуществился. Я снимаю тутъ же мои подтяжки и дарю ихъ ей.
На другое утро она общаетъ начать женское движеніе на Кавказ. Послднюю же строчку прибавилъ я только для счета, говорю я ей напослдокъ, такъ оно лучше звучитъ, особенно, если теб придетъ когда-либо въ голову пропть ихъ.
И я воображаю, что мое сочиненіе можетъ стать въ этой мстности чмъ-то въ род національной псни.
Таковъ былъ мой планъ. Но какъ-то отнесется къ нему пастухъ? На Кавказ существуетъ еще обычай кровавой мести; старый Шамиль, правда, уничтожилъ его въ Дагестан, но, вообще, онъ еще не утратилъ своей силы.
Пастухъ этотъ казался въ достаточной степени коварнымъ, и я счелъ въ данномъ случа за лучшее предложить ему еще новую папироску. Прошу! говорю я и кланяюсь. Онъ беретъ и зажигаетъ ее. Это спокойствіе длаетъ меня недоврчивымъ; когда Тиберій казался вжливымъ, то былъ наиболе опасенъ. Ты, можетъ быть, одинъ изъ тхъ, что всегда настороже думаю я, и представляешься, будто бы ничего не замчаешь, подстерегая между тмъ только благопріятнаго момента; да, именно такимъ-то ты и выглядишь!
Умне всего было потому держаться поближе къ лошади.
Я кланяюсь и выхожу изъ пещеры на вольный воздухъ. Пастухъ идетъ за мною. Мн стало жутко, и я бросилъ всего одинъ только взглядъ на крышу; видлъ полузакрытыми глазами, что его любимая жена лежала тамъ наверху, опершись на локоть, и умоляюще поглядывала на меня. Когда я подошелъ къ лошади, чтобы ссть на нее, пастухъ позвалъ меня обратно и указалъ на сосднюю пещеру, приглашая туда войти. Ловушка, думаю я, но представляюсь равнодушнымъ, чтобы сдержать его жажду крови и его безбожіе. Онъ все настаивалъ, рысью бжалъ къ дому и манилъ меня за собою. Я былъ, такимъ образомъ, вынужденъ послдовать за нимъ.