В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
Шрифт:
Опять премиленькая исторія.
Когда же намъ можно будетъ хать?
Такъ, около полудня.
Но тогда вдь намъ невозможно до ночи добраться до извстной станціи въ горахъ.
Нашъ полковникъ ломаетъ себ голову и, потолковавъ довольно долго со швейцаромъ и кучеромъ, ршаетъ, что намъ нужно отправиться на квартиру къ полиціймейстеру и обратиться къ нему приватнымъ образомъ. Я долженъ буду переслать ему свой паспортъ и визитную карточку, а одинъ изъ слугъ гостиницы долженъ отправиться съ нами, чтобы попробовать смягчить его, гарантируя, что лошади совершенно здоровы.
Теперь дло въ томъ, чтобы разыскать мои визитныя карточки. Мы обыскиваемъ нашъ сундукъ, и при этомъ, къ сожалнію, всмъ присутствующимъ ясно, что въ немъ не одн только Библіи. Но моихъ визитныхъ карточекъ нигд не находится. Гд могутъ он
Такимъ образомъ мы отправляемся.
Но полиціймейстеръ еще не вставалъ.
Мы демъ назадъ въ гостиницу. Полковнику снова приходится вступиться. Тогда онъ говорить по телефону съ лежащимъ въ постели полиціймейстеромъ и добивается письменнаго разршенія хать, которое мы и можемъ получить на почтовой станціи.
Наконецъ-то все въ порядк.
Мы укладываемъ свою поклажу въ экипажъ и расплачиваемся въ гостиниц. Комната была бы сама по себ недорога, пять рублей, но въ счет стояли дв подушки — рубль, два полотенца — пятьдесятъ копеекъ, и еще другія удивительныя вещи. Мы, однако, за все платимъ, не поднимая пререканій, благодаримъ еще въ послдній разъ нашего несравненнаго полковника и трогаемся въ путъ. Тмъ временемъ часы показываютъ уже семь.
На почтовой станціи отдаю я карточку Хагельштама. Любезный вчерашній чиновникъ беретъ ее, читаетъ имя и разыскиваетъ письменное разршеніе полиціймейстера.
Ну, теперь мы покончили счеты съ Владикавказомъ. Счастливаго пути! киваетъ намъ на прощаніе почтовый чиновникъ.
VI
Прохладное утро, облака еще окутываютъ верхушки горъ и скрываютъ солнце. Мы демъ по алле изъ пирамидальныхъ тополей; множество телжекъ съ фруктами, которые везутъ въ городъ, попадается намъ навстрчу, и мы покупаемъ нсколько свертковъ винограду чуть не задаромъ. Потомъ мы демъ вдоль по берегу Терека и подъзжаемъ къ водопою; намъ бросается въ глаза, что мстечко это по своему характеру кажется совершенно норвежскимъ, мы выходимъ изъ экипажа и остаемся здсь немножко дольше, чмъ бы слдовало. Облака разсиваются, горы обрисовываются все ясне и ясне, только самыя вершины еще увнчаны облаками. Мы подъзжаемъ къ застав, гд съ насъ требуютъ деньги за проздъ, и такъ какъ намъ долго приходится ждать квитанціи въ полученіи двухъ рублей, то мы снова выходимъ изъ экипажа и начинаемъ бесдовать съ лошадьми и кучеромъ. Нашего молоканина зовутъ Карнй Григорьевичъ, онъ русскій, ему пятьдесятъ лтъ, у него длинные темные волосы и борода и свтло-голубой кучерскій кафтанъ. Онъ спрашиваетъ насъ, не французы ли мы, но когда мы ему объясняемъ, откуда мы, онъ ничего не понимаетъ и безнадежно поглядываетъ на насъ. Будь мы французы, онъ тотчасъ же сообразилъ бы, что мы родомъ изъ Франціи; имя Франціи, какъ разъ теперь, со времени союза Царя съ Феликсомъ Форомъ въ Крондштадт, проникло и на Кавказъ. Карнй Григорьевичъ упоминаетъ уже о союз и гордо улыбается своими познаніями.
Квитанція готова, шлагбаумъ отпертъ, и мы катимъ дальше.
Дорога идетъ едва замтно въ гору. Мы демъ по глубокой долин, которая кажется такъ узка, что ее и не продешь, съ обихъ сторонъ вздымаются могучія горы, намъ слышно только далекое журчаніе Терека внизу, въ глубин. Терекъ не глубокъ въ это время года, но очень быстръ, такъ какъ беретъ начало высоко на Казбек и иметъ страшную силу паденія. Мы прозжаемъ сквозь известковыя горы, дорога пробита въ отвсной горной стн, надъ нашими головами крыша, не хватаетъ только стны со стороны Терека, чтобы образовался только тоннель. Воздухъ напоенъ страшной известковой пылью; пыль медленно поднимается, затуманиваетъ воздухъ и покрываетъ собою стекла очковъ и биноклей. Отвсная гора, которую мы видимъ передъ собою, почти до самаго верха поросла кустарникомъ, — можжевельникомъ и низкорослымъ хвойнымъ лсомъ.
Черезъ нсколько часовъ разсивается
Прізжаемъ на первую горную станцію Балта, гд не останавливаемся. Изъ прочитанныхъ мною описаній я зналъ, что здсь отъ Балты начинаются горы. Какъ будто до сихъ поръ не было горъ! Ландшафтъ мняется: сквозь громадную пропасть, бока которой словно опираются въ небо, видны намъ въ отдаленіи снжныя горы, но какъ справа, такъ и слва горы зелены; ни деревьевъ, ни кустовъ, одна только трава. Надъ вершинами горъ кричатъ орлы. Мы видли сегодня уже много орловъ.
Всякій разъ, посл такихъ обнаженныхъ горъ попадаются другія, сверху донизу покрытыя кудрявыми кустарниками. Это особенность Кавказа. Между тмъ, какъ одна гора зелена до самой верхушки, но не иметъ ни единаго кустика, ея сосдка вся одта роскошнйшей растительностью. Лса нтъ, только кустарникъ, часто очень высокій, состоящій изъ лиственныхъ породъ. Здсь находимъ мы, смотря по высот, дубы, буки, немножко елокъ, чаще всего березы. Наша милая сверная береза неутомима, она поднимается до самыхъ верхушекъ, тогда какъ прочія деревья останавливаются по пути, боясь холода.
Отсюда дорога круто подымается, мы демъ все время шагомъ съ небольшими промежутками. Прозжаемъ мимо маленькой станціи Ларсъ, окруженной горами выше тысячи метровъ. Дорога идетъ теперь зигзагами, всякій видъ загражденъ, мы не видимъ ничего ни передъ собою, ни сзади, видимъ только спину и голову Карня. Тамъ и сямъ лежатъ по краямъ дороги люди и спятъ: это, вроятно, отдыхаютъ рабочіе, шоссировавшіе и исправлявшіе дорогу. Они одты на манеръ черкесовъ, но вынули оружіе изъ-за пояса. Какъ мы видимъ, вс, попадающіеся намъ на пути черезъ горы, одты черкесами; также и татары, даже русскіе носятъ эту одежду. Черкесовъ здсь вовсе нтъ; большинство переселилось въ Турцію, посл того какъ русскіе покорили ихъ; т же, которые остались, живутъ въ долин Кубани, а одно племя, кабардинцы, живетъ къ сверу отъ Владикавказа. Этотъ народъ, нкогда самый неукротимый въ мір, отказывавшійся даже вступать въ войска Шамиля только для того, чтобы тмъ сильне собственными силами побороть Россію, живетъ теперь ближе къ Россіи, чмъ какой-либо изъ кавказскихъ народовъ. Славянинъ побдилъ его и сталъ его сосдомъ.
Дорога такъ узка, что мы можемъ подвигаться впередъ только шагъ за шагомъ. Потомъ она немного расширяется, и мы прозжаемъ по желзному мосту черезъ Терекъ. Русло рки здсь очень узко. Рка сильно шумитъ, вода отъ извести желтовато-срая, точно супъ. На мосту тамъ и сямъ торчитъ опаленный солнцемъ одуванчикъ. Мы выходимъ изъ экипажа, вытираемъ съ нкоторыхъ цвтовъ известковую пыль и стараемся возвратить ихъ къ жизни; мы приносимъ имъ также въ цинковомъ ведр Карня воды изъ Терека. Самъ же Карнй стоитъ, смотритъ на насъ и начинаетъ показывать признаки нетерпнія. Мы не всегда предаемся подобнымъ ребяческимъ затямъ, но на этотъ разъ возникъ у насъ горячій споръ, живы ли еще эти несчастные одуванчики, или уже погибли, и этотъ-то вопросъ и было намъ желательно выяснить. Карнй ршается въ конц-концовъ потерпть и уступаетъ намъ, онъ также сходитъ съ козелъ, садится на краю дороги и смотритъ на насъ. Быть можетъ, онъ думаетъ, что мы совершаемъ надъ одуванчиками нчто врод религіознаго обряда, такъ какъ мы вдь миссіонеры.
Но растенія не погибли. Когда мы напали на счастливую мысль срзать одно изъ нихъ, то увидали, что внутри было еще много соку.
И Карнй везетъ насъ дальше.
Мы закрываемъ зонтики, потому что теперь и солнце загорожено отъ насъ. Мы прозжаемъ мимо цлой толпы возчиковъ съ товаромъ, которые лежатъ по об стороны дороги и спятъ. Ихъ шестеро, и у всхъ за поясомъ оружіе. Вроятно, они выбрали для отдыха это мсто, потому что оно лежитъ въ тни. Лошадей они выпрягли, привязали и снабдили маисомъ; одна лошадь ничего не получила, или уже съла все до тла; мы останавливаемся и даемъ ей немножко корма отъ другихъ лошадей. При этомъ просыпаются люди, смотрятъ на насъ, опершись на локоть и говорятъ между собою. Когда они видятъ, что мы длаемъ, то киваютъ и смются. Они встаютъ, подходятъ къ намъ и даютъ обдленной лошади еще больше маиса. Когда мы продолжаемъ свой путь, укладываются они снова.