В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Гамсун Кнут

Я нахожу, впрочемъ, совершенно понятнымъ, что поэты въ этихъ странахъ сдлались мыслителями: такъ и должно было случиться. Это не было при томъ добровольнымъ выборомъ, нтъ, было совершенно послдовательно, что именно поэты, а не сапожники стали мыслителями. Я могъ бы пояснить это еще больше и высказать свои соображенія, какъ все это случилось, но тогда пришлось бы мн напередъ еще разъ хорошенько осмотрть, плотно ли закрыты также и окна, а тамъ уже развить свои взгляды.

Кто достаточно пожилъ на свт, чтобы припомнить семидесятые годы, знаетъ, что за перемна въ писателяхъ произошла съ той поры. До той эпохи они были пвцами, людьми настроенія, разсказчиками, потомъ они были захвачены духомъ времени и стали работниками, воспитателями, реформаторами. Англійская философія со своими стремленіями къ польз и счастію первая стала властвовать надъ людьми и преображать литературу. Отсюда возникла литература, если и не богатая фантазіей, зато обладающая трудолюбіемъ и разумностью. Можно было писать обо всемъ, что только являлось

осязательнымъ, было бы только написанное «врно дйствительности», и это-то создало въ различныхъ странахъ множество великихъ писателей. Литература разрослась. Она популяризировала науку, толковала о соціальныхъ вопросахъ, реформировала установленія. На сцен можно было описать въ драматической форм спину доктора Ранка и мозгъ Освальда, а въ романахъ открывалось обширное поприще даже спорамъ о погршностяхъ въ переводахъ Библіи. Писатели стали людьми съ разносторонними воззрніями; читатели спрашивали другъ друга, что думаютъ авторы объ эволюціонной теоріи, что новаго сказалъ Золя относительно законовъ наслдственности, что открылъ Стриндбергъ въ области химіи. Изъ всего этого вышло то, что писатели выдвинулись въ жизни на такое мсто, котораго никогда раньше не занимали. Они стали учителями народа, они знали обо всемъ и поучали всему. Журналисты спрашивали ихъ мннія относительно вчнаго мира, религіи и міровой политики, и какъ скоро появлялись о томъ замтки въ иностранныхъ газетахъ, мстные листки тотчасъ же перепечатывали ихъ, какъ бы для пущаго доказательства, что ихъ писатели знаменитые люди. Въ конц-концовъ у людей составилось представленіе, что ихъ писатели явились завоевателями вселенной, они властно захватили въ свои руки современную духовную жизнь, они заставляютъ задумываться цлыя націи. Это ежедневное восхваленіе, естественно, должно было въ конц-концовъ воздйствовать на людей, и безъ того имвшихъ ране склонность къ позированію. Я, поистин, удивительный человкъ! говорили они, вроятно, про себя; такъ напечатано во всхъ газетахъ, весь свтъ держится того же мннія, не можетъ же это быть неправдой! И такъ какъ у народа не было мыслителей, то поэты и сдлались таковыми; они заняли это мсто безъ возраженій, безъ улыбокъ. У нихъ было, быть можетъ, не боле познаній въ философіи, чмъ у любого среднеобразованнаго человка, но на основаніи вышесказаннаго они нашли возможнымъ стать на одну ногу, наморщить чело и возвстить современникамъ свою философію.

Вотъ и наикратчайшее объясненіе того, какъ это произошло. Разъ начатая игра должна была продолжаться, хотя, быть можетъ, прекратить ее было бы лучшимъ доказательствомъ силы.

На долю великаго писателя Толстого выпало также занять мсто мыслителя. Ему самому, разумется, больше чмъ другимъ, кажется, что у него есть природная склонность къ этой профессіи, не знаю, какъ думаютъ объ этомъ другіе, но такъ предполагаю это я. Время отъ времени печатаютъ газеты различные перлы его философскаго мышленія, кром того, онъ нтъ-нтъ, да и напишетъ книгу, въ которой излагаетъ свои взгляды на эту и будущую жизнь. Нсколько лтъ тому назадъ онъ провозгласилъ свое знаменитое ученіе о полнйшемъ цломудріи, полнйшей половой воздержаности. Когда противъ этого ученія возражали, что такимъ образомъ земля должна опустть и обезлюдть, то мыслитель отвтствовалъ: да, это такъ и должно быть, родъ людской долженъ вымереть! — ахъ, старое ученіе!

Маленькій разсказъ Толстого носитъ названіе: «Сколько человку земли нужно?» Рчь идетъ о крестьянин, по имени Пахомъ, который увренъ, что у него черезчуръ мало земли, и покупаетъ себ поэтому еще пятнадцать десятинъ. Черезъ нсколько времени заводитъ онъ ссору со своими сосдями и ршаетъ, что ему нужно прикупить также и ихъ владнія; тогда онъ становится уже какъ бы маленькимъ помщикомъ. Еще черезъ нсколько времени приходитъ къ Пахому крестьянинъ съ Волги и разсказываетъ ему, какъ чудесно живется тамъ крестьянамъ, сколько земли даютъ имъ даромъ, и на сколько тысячъ рублей они ежегодно продаютъ пшеницы. Пахомъ детъ на Волгу. Здсь онъ безъ всякихъ затрудненій получаетъ богатый участокъ; но въ своемъ стремленіи все больше и больше урвать для себя, Пахомъ зарабатывается на смерть. Его работники находятъ его однажды мертвымъ на пол. Работники подобрали своего хозяина и вырыли ему могилу — могила была длиною въ два метра, И, добавляетъ мыслитель, какъ разъ столько земли и нужно человку, два метра земли для могилы.

Можетъ быть, врне было бы сказать, человку слишкомъ мало двухъ метровъ земли, но для его трупа больше не требуется. Точно также можно бы сказать, что человку не нужны даже и эти два метра. Во-первыхъ, потому что трупъ не человкъ, а, во-вторыхъ, потому, что трупъ не нуждается въ погребеніи. Мыслитель можетъ поэтому получить обратно даже и свои два метра.

Другой небольшой разсказецъ Толстого: одинъ человкъ былъ недоволенъ своею участью и ропталъ на Бога. Онъ говорилъ: другимъ даруетъ Господь богатство, мн же не даеть ничего. Какъ же мн перебиваться въ жизни, когда у меня ничего нтъ? Одинъ старикъ услыхалъ эти слова и сказалъ: разв ты дйствительно такъ бденъ, какъ думаешь? Разв Господь не далъ теб молодости и здоровья? — Этого человкъ не могъ отрицать, у него было и то и другое. — Тогда старикъ взялъ человка за правую руку и сказалъ: хочешь ты за десять тысячъ рублей датъ себ отрубить эту руку? — Нтъ, человкъ на это не былъ согласенъ. — Тогда, можетъ

быть, лвую? — О, нтъ, ея я также не хочу терять. — Позволилъ ли-бъ ты за десять тысячъ рублей лишить тебя зрнія? Боже сохрани, этого человкъ и подавно не хотлъ. — Видишь ли, — сказалъ ему тогда старикъ, — видишь ли, сколько богатствъ даровалъ теб Господъ, а ты все еще жалуешься!

Положимъ, былъ бы бднякъ, лишенный правой и лвой руки, лишенный за десять тысячъ зрнія, къ нему могъ бы прійти старикъ и сказать: Ты бденъ? Разв нтъ у тебя желудка, стоящаго пятнадцать тысячъ рублей, и спинного хребта, стоящаго двадцать тысячъ?

Много значитъ имя Толстого….

Въ логик нельзя ему отказать. То, за что онъ берется, онъ перерабатываетъ такъ, какъ должно переработать по его мннію. Нтъ у него недостатка и въ органахъ мысли, но самое содержаніе мышленія у него пусто. У лодки есть весла и вс принадлежности, — но не хватаетъ рулевого.

Или же всему виною я, которому не хватаетъ способности все это понять. То, что я говорю, не иметъ общаго значенія, кто только мое личное воззрніе. Я думаю, что врядъ ли гд-нибудь еще найдешь столько философской бдности, какъ въ сочиненіяхъ Толстого.

Но все же онъ симпатичне многихъ своихъ коллегъ, также разыгрывающихъ изъ себя мыслителей, потому что душа его такъ чрезмрно богата и такъ охотно длится съ другими своимъ избыткомъ. Онъ не умолкаетъ, едва успвъ произнести первыя десять словъ, и не заставляетъ предполагать за ними неизмримыя глубины; онъ говоритъ дальше и дальше возвышенныя слова, предостереженія и убжденъ въ своей правот! Онъ не боится сказать черезчуръ много, такъ чтобы свтъ могъ заглянуть въ сокровенные уголки его внутренняго существа; онъ говоритъ охотно. Голосъ его могучъ и глубокъ безъ всякой аффектаціи. Это древній пророкъ, и въ наше время нтъ ему равнаго. Люди могутъ слушать его слова, изслдовать ихъ и поставить на должное мсто. Или же могутъ ими поучаться и по нимъ жить. Даже и это возможно, если только люди безразлично относятся къ тому, что ихъ понятія о возможномъ и разумномъ на земл такъ беззастнчиво лзутъ имъ въ глаза.

XIII

Мы осмотрли городъ безъ содйствія словоохотливаго швейцара и, вообще, безъ услугъ какого-либо проводника. Городъ совсмъ не интересенъ, но въ немъ былъ маленькій уголокъ, къ которому мы постоянно возвращались и которымъ мы не могли досыта налюбоваться; это азіатскій кварталъ. Магазины съ зеркальными стеклами, конно-желзныя дороги, театръ Варіетэ, господа и дамы въ европейскихъ туалетахъ, заполонили весь остальной городъ; но здсь, въ азіатскомъ квартал, не было ничего подобнаго; едва ли было здсь то, что можно назвать улицами, — какія то лазейки, лабиринты вверхъ и внизъ, лстницы отъ дома къ дому.

Тамъ то сидли всевозможные типы народовъ, которые продавали въ своихъ лавочкахъ и на рынкахъ удивительныя вещи. Въ Тегеран и Константинопол торговцами являются персы, здсь же купцы принадлежали со всмъ народностямъ Кавказа, тутъ были грузины, горцы, уральско-алтайскія племена, вс племена татаръ, затмъ индоевропейцы, персы, курды, армяне, люди съ далекаго юга, изъ Аравіи и Туркестана, люди изъ Палестины и Тибета. И все шло здсь тихо и мирно, никто не торопился, восточное спокойствіе на все наложило свою печать. Преобладали блые и пестрые тюрбаны, здсь и тамъ виднлась зеленая или голубая чалма, внчавшая прекрасную, длиннобородую голову. Пояса были или изъ чеканнаго металла, или, какъ напримръ, у персовъ изъ разноцвтнаго шелка. Кавказцы курды и армяне были вооружены.

Въ полдень очень жарко, но во многихъ мстахъ улицы крытыя и даютъ хорошую тнь. Ослы, лошади и собаки живутъ въ тсномъ единеніи съ людьми. Мы видимъ лошадь, стоящую наприпек; кожа у ней стерта на загривк, и безчисленныя мухи гнздятся въ глубокихъ ранахъ. Лошадь стоитъ безучастно, она худа, какъ скелетъ, и низко повсила голову, представляя мухамъ сидть на ея ранахъ. Она смотритъ совсмъ тупо; кажется, прогони мы сейчасъ съ нея мухъ, она не почувствуетъ никакого облегченія, стоитъ, жарится на солнц и тупо щуритъ глава. Она запряжена въ рабочую телгу и, вроятно, поджидаетъ своего господина. Изъ ранъ ея воняетъ… Это лошадь-мудрецъ, лошадь стоикъ. Сдлавъ два-три шага, она могла бы укрыться въ тни, но остается покойно стоять. Она не обращаетъ вниманія на сидящихъ на ней мухъ, такъ полна съ краями мра ея заброшенности. Въ обществ ословъ, собакъ и лошадей сидятъ на улиц ремесленники за своей работой. Кузнецы накаливаютъ желзо въ маленькихъ печкахъ и куютъ его на маленькихъ наковальняхъ; работники по металлу пилятъ, ржутъ, чеканятъ и гравируютъ, вставляютъ тамъ и сямъ бирюзу и другіе камни. Портные шьютъ длинные суконные бурнусы и работаютъ на западныхъ швейныхъ машинахъ, вооруженные съ головы до ногъ и въ чудовищныхъ мховыхъ шапкахъ на головахъ. Лтъ за двсти тому назадъ и наши сверные портные и сапожники такъ же сидли за своей работой со шпагой на боку; здсь обычай этотъ еще сохранился.

Въ лавкахъ продаютъ по большей части шелковыя ткани, вышивки, ковры, оружіе и украшенія. Можно прекрасно разсматривать все это, ничего не покупая, а захочешь что-либо пріобрсти, и то хорошо, купцы эти всегда хранятъ благословенное спокойствіе. Неопрятность въ лавкахъ поразительна; въ лавкахъ, гд продаютъ ковры, самые дорогіе изъ нихъ лежатъ на полу, въ дверяхъ, внизъ по ступенькамъ вплоть до сосдняго дома. Это драгоцнные персидскіе и кавказскіе ковры. И люди, и собаки топчутся по нимъ и пачкаютъ ихъ, такъ что просто жалко смотрть.