В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
Шрифт:
Мы спимъ часа два и прізжаемь въ Цилканы. Полдень, и мы выходимъ изъ экипажей. Карнй требуетъ, какъ и вчера, четыре часа отдыха по причин жары.
Намъ остается еще тридцать пять верстъ до Тифлиса, но половина дороги идетъ подъ гору, а другая половина совсмъ ровна, — ладно, Карнй отвоевываетъ свои четыре часа.
XI
И здсь также хозяинъ приходитъ къ намъ съ живымъ цыпленкомъ, котораго предлагаетъ на обдъ, и мы соглашаемся съ нимъ наклоненіемъ головы, что жареный цыпленокъ нчто очень хорошее. Позже оказывается, что этотъ хозяинъ рожденъ на Кавказ отъ нмецкихъ родителей, и нмецкій — его родной языкъ. Онъ говоритъ также по-англійски.
Здсь мы не нуждаемся,
На станціи появляется жандармскій офицеръ. Онъ разглядываетъ насъ и ведетъ подозрительный разговоръ съ хозяиномъ. У офицера при себ двое солдатъ, съ которыми онъ отъ времени до времени говоритъ.
Безпокойство мое вновь пробуждается съ новою силою и вовсе лишаетъ меня аппетита, несмотря на цыплятъ, ду и все прочее; жандармы эти, вроятно, прибыли по приказанію полицейскаго чиновника, чтобы задержать меня. Упорный, самонадянный глупецъ, зачмъ я вчера не сговорился съ этимъ ужаснымъ человкомъ! Теперь уже поздно. Вообще всегда должно ладить съ людьми, внушающими страхъ, завязывать хорошія отношенія съ ними и никогда въ жизни не поступать противно ихъ желаніямъ.
Быть можетъ, мн суждено теперь покончить дни свои въ русской тюрьм; я долженъ въ оковахъ отправиться въ Петербургъ и быть тамъ заживо погребеннымъ къ Петро-Павловской крпости. Мн суждено оставить на каменномъ стол отпечатокъ моего худого локтя, опираться головою на руку, погружаясь въ мрачное раздумье и исписать стны моей убогой кельи изреченіями, которыя будутъ впослдствіи изслдованы и изданы въ форм книги. Посл моей смерти дадутъ мн всякое возможное удовлетвореніе; но къ чему будетъ оно мн тогда? Я никогда не мечталъ о почестяхъ, не стремился къ сознанію того, что кругомъ, по городамъ Норвегіи, воздвигнуты въ мою память большія бронзовыя статуи; наоборотъ, всякій разъ, какъ я помышлялъ объ этихъ посмертныхъ статуяхъ, я желалъ гораздо больше тотчасъ же получить за нихъ деньги — наличныя деньги! Но такова была судьба моя. А какъ же обойдется дло съ научными замтками, собранными для географическаго общества! Уничтожены, сожжены будутъ он у меня на глазахъ рукою палача на твердо вымощенномъ двор крпости. А кругомъ будутъ стоять солдаты съ отточенными штыками, приговоръ будетъ прочтенъ, и я взойду на костеръ, говоря до послдняго мгновенія: а все-таки земля шаръ! Тогда затрубитъ вдругъ герольдъ передъ воротами крпости, станетъ махать платкомъ, подъдетъ на бломъ отъ пны кон и закричитъ: помилованіе именемъ императора! И я буду помилованъ, чтобы провести остатокъ дней въ пожизненномъ заключеніи въ крпости. Но я молю о смерти, стою тамъ, въ пламени, съ неподражаемо жизни. Но безчеловчные палачи стаскиваютъ меня снова внизъ, несмотря на мои протесты, и отводятъ меня обратно къ каменному столу, который я стеръ и сдлалъ тонкимъ во время своего тяжкаго раздумья…
Пока мы сидимъ за обдомъ, жандармскій офицеръ спрашиваетъ черезъ нашего хозяина, служащаго намъ переводчикомъ, не видли ли мы по дорог офицера.
Я забываю отвчать, забываю прожевыватъ своего цыпленка, я чувствую вдругъ, что совершенно сытъ. Итакъ, дйствительно, существуетъ связь между жандармскимъ офицеромъ и полицейскимъ чиновникомъ!
Хозяинъ повторяетъ свой вопросъ.
Да, отвчаетъ моя спутница, мы видли одного офицера.
Какъ онъ выглядлъ? Средняго роста, немного тучный, іудейской наружности, еврей?
Да, совершенно врно.
Жандармскій офицеръ показываетъ намъ фотографическую карточку нашего полицейскаго чиновника въ офицерскомъ мундир, какъ онъ былъ въ позд. Онъ ли это?
Да.
Жандармскій офицеръ откланивается и удаляется; онъ снова подходитъ къ обоимъ солдатамъ и тихо говоритъ съ ними. Потомъ онъ выходитъ на веранду и слдитъ глазами вдоль по дорог, очевидно ожидаетъ ежеминутно полицейскаго чиновника.
Ты что-то очень блденъ, говоритъ мн моя спутница.
Я встаю и также иду на веранду. Но я не схожу внизъ по ступенькамъ, чтобы не быть остановленнымъ громовымъ
На веранд сидитъ кром жандармскаго офицера и меня еще молодой англичанинъ, который направляется черезъ горы во Владикавказъ. Я завидую его несказанному спокойствію. Юный британецъ, какъ и вс его путешествующіе соотечественники, самодоволенъ, безмолвенъ и равнодушенъ ко всему на свт. Онъ куритъ трубку, выкуриваетъ ее до конца, выбиваетъ, вновь набиваеть и снова куритъ, притомъ онъ такъ страненъ, что словно не замчаетъ присутствія насъ обоихъ. Я немного посмиваюсь надъ нимъ, чтобы позлить его, но онъ представляется, будто ничего не слышитъ. Гм! говорю я, но онъ не трогается. Въ это время ему попадаетъ въ глазъ пылинка, онъ вытаскиваетъ свое ручное зеркальце, разсматриваетъ свой глазъ и при этомъ благодушно продолжаетъ пускать клубы дыма.
Я желаю ему побольше пылинокъ. Конечно, жандармскій офицеръ врагъ мн и скоро арестуетъ, но что же можетъ онъ лично имть противъ меня? Во всемъ виновата система. По крайней мр, онъ смотритъ образованнымъ человкомъ, иногда поглядываетъ на меня и словно соболзнуя о моей судьб. Но англичанинъ, сидящій тутъ же, поступаетъ такъ, словно я пустое пространство.
Вдругъ слышимъ мы шумъ экипажа, катящагося по песчаной дорог; жандармскій офицеръ вскакиваетъ и ускользаетъ въ дверь, какъ будто хочетъ остаться незамченнымъ. Экипажъ останавливается у веранды, и нашъ полицейскій чиновникъ выходитъ изъ него. Онъ пріхалъ, какъ и предупредилъ, часъ спустя посл насъ. Проходя мимо меня, приподнялъ онъ по обыкновенію шляпу и замтилъ смясь:
Какъ я сказалъ, часомъ позже васъ.
Онъ пошелъ въ столовую и заказалъ себ пость.
Я получаю, такимъ образомъ, отсрочку, пока онъ постъ, думаю я. Потомъ онъ скажетъ одно лишь слово, укажетъ на меня, жандармы войдутъ и схватятъ меня.
Но жандармы исчезли въ эту минуту, какъ офицеръ, такъ и солдаты, словно ихъ втромъ сдуло. Гд же они попрятались? Удивительная страна, этотъ Кавказъ! Я, плнникъ, сидлъ на веранд и могъ, если хотлъ, сойти внизъ по ступенямъ. Мн дали достаточно времени и возможности, чтобы предупредить правосудіе и сократить свою жизнь, накинувъ петлю на шею. Они были такъ уврены во мн, но они не должны бы этого длать: отъ меня могутъ они всего ожидать.
Моя спутница выходитъ на веранду и сообщаетъ мн, что въ дом, очевидно, что то неладно. Жандармскій офицеръ и оба его солдата стоятъ на верху во второмъ этаж въ сняхъ, прислушиваются на лстниц къ тому, что происходитъ внизу, и ведутъ себя въ высшей степени подозрительно. Быть можетъ, они должны кого-нибудь арестовать, отвчаю я почти безсознательно.
Хозяинъ прислуживаетъ полицейскому начальнику съ большой вжливостью и величаетъ его превосходительствомъ; онъ понимаетъ, конечно, что иметъ дло съ человкомъ всемогущимъ. Что касается до его превосходительства, то онъ ршительно и кратко отдаетъ приказанія насчетъ обда, а когда онъ оконченъ, то платитъ точно такъ же ршительно и быстро и выходитъ къ намъ на веранду.
Онъ садится подл англичанина, который, разумется, не отодвигается вы на единый миллиметръ. Онъ вытаскиваетъ носовой платокъ съ вышитой на немъ короной и отираетъ съ лица пыль, потомъ вынимаетъ портсигаръ съ короной и закуриваетъ сигару. Такъ сидитъ онъ и молча куритъ.
Спутница моя спускается по ступенькамъ и отправляется на лугъ рвать цвты.
Мы, трое мужчинъ, остаемся одни.
Тогда я вижу, какъ жандармскій офицеръ съ обоими солдатами крадутся внизъ по лстниц со второго этажа. Гд-то въ груди моей раздается безмолвный крикъ, я поднимаюсь и стою, выпрямившись. Настала минута! Даже и хозяинъ появляется въ двери столовой, чтобы не упустить зрлища. Жандармскій офицеръ выходитъ на веранду и останавливается передъ полицейскимъ чиновникомъ. Но такъ ли я вижу? Такъ ли я слышу? Онъ кладетъ ему руку на плечо и арестуетъ его. Арестуетъ его. Вы мой плнникъ, говоритъ онъ ему по-французски.