В воскресенье утром зелье собирала
Шрифт:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Задыхаясь, без кровинки в лице, с блуждающими глазами и перекошенным ртом, врывается Тетяна к матери и бросается ей на грудь.
— Мама! — кричит она угасшим чужим голосом. — Мама, Гриць меня бросил, изменил. Меня он любил, а с другой венчается. Мама! — кричит она, не давая матери опомниться и не сознавая, что говорит, трясет ее изо всех сил. — Мама! он двоих сразу любил; слушайте, мама!
Сидевшая
— Что за Гриць? — глухо спросила она.
— Тот, мама, что раз зимой верхом на коне здесь был. Красивый такой! В лесу мы всегда виделись, там мы любились. Лес один все знал. Гриць, мама! — и захохотала.
Старуха тяжело поднялась.
— Да? — спросила она и добавила. — Это он тебе советовал цвет папоротника искать? — И, произнеся это, усмехнулась, словно последний раз в жизни.
— Мама! — раздался на весь дом крик страшного отчаяния. — Мама!
— Ты одна у меня была, — ответила мать. — Одна в целом свете...
— Мама!
Дубиха больше не отвечала...
Тетяна упала перед ней на колени... надеялась...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Часом позже Тетяна снова в лесу.
Мчится неистово, летит, как стрела, к старой Мавре.
«Мавра! —диким стоном клокочет в ее груди голос и ищет себе выхода. — Мавра!» — и вот Тетяна уже там.
Вид девушки напугал старую цыганку, и она кинулась ее обнимать.
— Доченька, — говорит, — доченька, что у вас случилось?
— Мавра! — лишь успела крикнуть Тетяна и замерла на ее груди.
Глаза старухи зловеще блеснули.
— Он? — только спросила она, страдальчески скривив губы.
— Берет другую. Изменил мне! — простонала Тетяна и опять замерла.
— Видишь? А ты думала, доченька, — отозвалась Мавра, — что он будет тебя всегда любить?
— О Мавра, — с рыданием произнесла Тетяна. — Любил, ласкал, целовал, обещал, Мавра, еще недавно, еще недавно, здесь вот, в лесу, а теперь...
Мавра вдруг рассмеялась, точно над малым ребенком.
— Да-а? — процедила она злобно. — Ласкал, целовал?
— Ласкал, целовал... еще последний раз, наклонясь с коня, после грозы... о... так искренно...
— После грозы! — удивляется старуха. — Это был он? — И вдруг с глубокой жалостью качает головой и, будто вспомнив что-то, шепчет: «Боже, боже!» — а потом, опомнившись, отвечает твердо, с ненавистью: — Эх, знала бы ты, доченька, что кто больше ласкает, тот скорей изменяет. Когда он целует тебя, его сердце уж с тобой прощается. Кто только так не делал?
— О, о, о! Мавра! —
— Нет, доченька, не сойдешь, — успокаивала ее Мавра, — и я не сошла. Глянь, — продолжала она спокойно, — как от меня не только он, а все отреклись, бросили в лесу, как собаку какую, ребенка забрали. Не сойдешь. Я и посегодня живу, не лишившись ума, одна на всем свете, на всю гору, на весь лес, а все из-за этих ласк. И я не спятила. Га-й, га-й! — даже запела она по своей привычке, покачав головой. — Не сойдешь.
— А я сойду с ума, Мавра, — твердила глухим голосом Тетяна. — Я сойду с ума, я не в силах перенести. Что делать, Мавра?
Мавра пожимает беспомощно плечами, но, подумав с минуту, говорит:
— Я пойду к нему и сама у него спрошу. Разузнаю, правда ли это, кто это тебе сказал! Откуда ты все это знаешь?
— Какой-то старый цыган, которого я по дороге к тебе встретила в лесу, все сказал. Он не лгал, — и рассказала Мавре о своей встрече со стариком Андронати.
— А он откуда знал? — спросила, чрезвычайно заинтересовавшись, Мавра.
— Невеста Гриця сама мне через него передавала.
Старая цыганка произнесла проклятие, но тут же, успокоившись, добавила:
— Молчи, доченька, молчи; я туда пойду, обо всем разузнаю, сообщу тебе правду. Молчи, не мучайся. Но знай, коли это правда, им добра не будет. Ни ему, ни ей. Я для тебя ровно мать, а где мать проклянет, там не будет счастья.
Тетяна молчала и больше не шевелилась.
— Я попытаюсь к тебе опять его приворожить, — произнесла после некоторого раздумья Мавра успокоительным тоном.
От этих слов старухи Тетяна дернулась, будто змеей каленная, и в порыве оскорбленной гордости и презрения с такой силой оттолкнула от себя Мавру, как недавно Андронати, что та упала на лавку.
— Не смей! — воскликнула она, выпрямившись во весь свой стройный девичий рост, и высоко подняла брови. — Я не обманываю, — произнесла она угасшим голосом, — двоих я не любила. Не смей! Я его верно любила, — продолжала она побледневшими губами, — его одного; он мне изменил, так зачем его возвращать? Ты не посмеешь!
— Вот и получай за свою верность, — раздраженным тоном защищалась обиженная Мавра
— И получаю, — ответила твердо Тетяна, с трудом переводя дух от волнения, и на миг умолкла.
— Он женится и будет первым хозяином на все село, а ты?
Тетяна промолчала, но с каждой минутой бледнела все больше.
— Он женится, будет первым хозяином на все село — а ты? — повторила Мавра все еще раздраженным тоном.
Тетяна взглянула на Мавру. Боже, какие у нее были глаза! Какой это был взгляд... просил, молил, потом она ответила.