Ведьмак. Перекресток воронов
Шрифт:
— Что ж, — сказала, наконец. — Что случилось, то не воротишь. Только маркграф в восторге не будет. Не такого результата, думается мне, он ожидал.
Теперь пришёл черёд Геральта помолчать. Он размышлял, как лучше подобрать слова.
— Я знаю, — наконец произнёс он тихо, — как произошло превращение в стрыгу. Кто наложил проклятье. Кто виноват.
— Виноват? — Комендант де Мерсо вскинула голову, положив ладони на столешницу. — А не кажется ли тебе, что поиск виновных и вынесение приговоров — совсем не твоя компетенция? Что такими заявлениями ты далеко выходишь за рамки своих полномочий и ремесла?
— Пожалуй, — вздохнул он. — Совсем недавно мне это объяснил один кузнец. Пусть каждый, говорит, своим делом занимается. Его, кузнеца, дело —
— Надо же, — комендант прищурилась, — какой мудрец оказался этот кузнец. И как метко попал в самую суть. Ты только что употребил слово, которого в данной ситуации следовало бы избегать. Ведь единственный виновный в убийстве — это ты сам. Кто-то другой, с большим опытом и умением — чародей, священник, учёный, или даже другой ведьмак — мог расколдовать девушку. Был шанс. Ты лишил её этого шанса навсегда. Убив её. Не перебивай. Я, разумеется, не стану выдвигать против тебя таких обвинений, понимаю, что ты действовал в состоянии крайней необходимости и ради высшего блага. Благодаря тебе уже с этой ночи не будет новых жертв.
— Хотелось бы в это верить.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты тоже знаешь, кто виноват, комендант.
Она забарабанила пальцами по столешнице.
— Любопытное предположение, — сказала она. — Которое я, впрочем, отрицаю. Подозрения, предположения и догадки — это не знание. У тебя ведь тоже нет никаких доказательств. Только домыслы. И что на основании этих домыслов ты собираешься делать?
Она подалась вперёд, впившись в него взглядом.
— Что ты хочешь сделать, спрашиваю? Как в Стеклянной Горе — разворотить крестовыми ударами грудную клетку подозреваемой? Я была там, видела, что ты сделал с красильщицей. Так с кого начнёшь? Изуродуешь сначала Деяниру на глазах Херцелойды или Херцелойду на глазах Деяниры? Мать на глазах дочери или наоборот?
— В Стеклянной Горе я...
— Спас от смерти бургомистра, его жену и двоих детей, знаю, — резко оборвала она. — Здесь тебе некого спасать. Уже некого.
— Строго говоря... — запнулся он. — Строго говоря, есть кого. Кого-то в будущем... Кто знает, что эти двое ещё соткут на своём станке? Какой следующий узор? Если кто-то умеет, если знает, как накладывать проклятье...
— Непременно наложит снова? — перебила она. — Что ж, гарантий нет. Особенно если сложатся похожие обстоятельства. Если какой-нибудь подвыпивший старик снова помешается на пятнадцатилетней девчонке. Если та будет кокетничать, вертеть перед ним задом, но держать на расстоянии, не подпуская, пока не выполнит все её прихоти. А он, окончательно одурманенный, готов на всё. Да, ты верно догадываешься. Помешавшийся на пятнадцатилетней Линденброг всерьёз вознамерился сделать эту девицу, предмет своей страсти, маркграфиней. Ему не впервой — по той же причине он прогнал предыдущую жену. Теперь собирался выгнать Деяниру. Вместе с дочерью. Ребёнком, который после перенесённой болезни остался глухим и немым.
— Итак, — продолжила она, — никакого расследования мы начинать не будем. Незачем. Для всех было, есть и будет очевидным и неоспоримым, что девушка обратилась стрыгой из-за того, что была зачата в кровосмесительной связи — от отца с его родной дочерью. Об этом уже вовсю судачат, и эта версия стала официальной. Пусть так и остаётся. Мы друг друга поняли?
Он кивнул.
— Превосходно. — Элена Фиахра де Мерсо стукнула ладонью по столешнице. — Солнце встаёт, шахтёры в посёлке скоро начнут собираться на смену. Пойду, объявлю им радостную весть. Храбрый ведьмак их спас. Бесстрашно вступил в схватку с чудовищем, одолел его и убил. Опасности больше нет, можно перестать на ночь подпирать двери кольями. И в корчму теперь можно ходить с вечера, а возвращаться хоть за полночь. Весь шахтёрский посёлок, доблестный ведьмак, да и весь замок Брунанбург будут знать о случившемся раньше, чем солнце поднимется, как следует. И раньше, что не менее важно, чем маркграф Линденброг выползет из-под перины, отольёт
Он снова кивнул.
— Отлично, — повторила комендант. — А теперь я буду одеваться, так что проваливай. Иди в свою комнату, сиди там, не выходи и никому не открывай. Кроме меня.
Он повиновался молча.
Глава двенадцатая
Something is coming, strange as spring. I am afraid.
Джон Гарднер, Grendel
Глава двенадцатая
— Я ждал тебя раньше, — Престон Хольт помешал деревянной ложкой в котелке, выловив из капусты кусок рёбрышек. — Слухи ходили, что ты был в Брунанбурге где-то в середине октября. Где же ты пропадал?
— Да нигде особо, — Геральт облизал жирные пальцы и отхлебнул вина. — В Брунанбурге я нанялся в охрану соляного обоза, который шёл в Ард Каррайг. Заплатили неплохо, а у меня как раз с монетой было туго. Караван тронулся незадолго до Саовина, но тащился как улитка. Становилось всё холоднее, я боялся, что, в конце концов, повалит снег, и мы застрянем до весны в каком-нибудь лагере...
— Но вот ты здесь. Аккурат на Мидинваэрне. Как говорится, в последний звонок.
***
В Каэр Морхене, разумеется, знали эльфийский годовой круг и восемь праздников — восемь магических точек, отмеченных на ободе Колеса. Ведьмаки знали об Имбаэлке, Ламмасе, Беллетэйне, Саовине, а также о солнцестояниях и равноденствиях. Однако все эти дни воспринимались ими исключительно как даты календаря. Никому в Ведьмачьей Крепости даже в голову не приходило как-то отмечать или чтить эти дни.
Поэтому велико было удивление Геральта, когда на Мидинваэрне, в день зимнего солнцестояния, он, наконец, добрался до окрестностей городка Бан Глеан, до поместья Рокамора — усадьбы Престона Хольта. Стемнело уже, и замеченное издалека пламя поначалу его встревожило. Но вскоре донеслись звуки пения, весёлого и радостного, явно не сопровождающего пожар или иные неприятности. Всё прояснилось, когда он въехал во двор. Там пылал огромный костёр, а на расставленных вокруг скамьях сидела вся челядь поместья, к которой, видимо, присоединились родственники, свойственники да знакомые из окрестных деревень. Геральт едва успел спешиться, как под громкие нестройные пожелания счастливого Солстиция и весёлого Йоля ему сунули в руки пенящуюся кружку и кус жареной колбасы. Пришлось даже немного посидеть с компанией и сделать вид, что подпеваешь. Впрочем, продлилось это недолго — Престон Хольт тут же увёл Геральта в горницу и усадил за стол. На этот стол экономка вскоре водрузила жбан вина и дымящийся котелок, в котором, как выяснилось, томились рёбрышки молодого кабана в пропитанной жиром капусте.
Хольт достал из буфета два кубка, смахнул с них пыль, наполнил.
— Рассказывай, — сел он за стол. — Рассказывай, ведьмак Геральт.
***
Рассказывал. Не слишком складно, порой запинаясь. Обо всём — или почти обо всём — что случилось с месяца Блате до начала зимы. Хольт слушал, не перебивая. Временами казалось, что он вот-вот задремлет. Оживился лишь немного, когда Геральт дошёл до встречи с комендантшей Фиахрой де Мерсо, аудиенции у маркграфа Линденброга и схватки со стрыгой.
Со двора по-прежнему доносились песни, смех и радостные возгласы. Праздничное веселье было в самом разгаре.
— На следующий день после убийства стрыги, — заканчивал рассказ Геральт, — не успели отзвонить полдень, как весь Брунанбург, окружающий замок городок и шахтёрский посёлок праздновали избавление от чудовища, а я вдруг стал героем.
Престон Хольт продолжал молча слушать, поигрывая кубком.
— Комендантша де Мерсо постаралась, чтобы о моём подвиге узнал каждый, от мала до велика. Куда ни покажусь — все шумно чествуют, кричат здравицы, аж неловко становилось. На руках пытались по улицам носить, но этого я не позволил. Песни начали складывать да распевать. Но что было делать, приходилось терпеть, потому что...