Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Антология

Сергей Городецкий

Венеция ночью

Как напуганная птица, В белом меховом боа, В шляпе с перьями, блудница Мечется, едва жива. Бьются гондолы о камень И стучат, как скорлупа. Солнечный забывши пламень, Твердь нема, черна, тупа. Кружево Палаццо Дожей Нежится на черноте. Старый Марк сияет строже, Чем в полдневной суете. На колоннах, меж которых Объявляли казнь живым, Кровь жестоких приговоров Светит заревом ночным. Кампанилла острой крышей Будет в небо до зари Улетать все выше, выше… На часах пробило три.

Венеция

Мощны

твердыни упорной Специи, Грозен у крепости рокот волны. Но голубая лагуна Венеции, — Сказка нежнейшая, сон тишины — Ей ли под силу смятенье войны? Так, убаюкан каналами алыми, В думах вечерних пытал я судьбу, Все вспоминая мечтами усталыми Розовый мрамор дворцов над каналами И голубей голубую гурьбу. В городе вздохов, в селенье единственном, Где лишь о счастье мечтала мольба, Можно ли думать – родиться воинственным? Мне отвечала глаголом таинственным Жизни владычица, матерь Судьба: Силы, овеянной сказками старыми, Много сокрыто в певучей стране. Слабые крепнут в бою под ударами, Самые тихие самыми ярыми В праведной будут войне!

Лев Венеции

 Над зеленою лагуной,  Вечно светлой, вечно юной,  Словно пестрые птенцы,  Дремлют древние дворцы.  Весь молчит, глядясь в каналы,  Город призраков усталый,  Упиваясь тишиной,  Беспечальной, неземной.  О, Венеция! Ты дышишь?  Плеск весла в тебе услышишь,  И опять в тиши веков  Город вздохов и мостов.  Легок отдых твой блаженный,  Храм твой нерукотворенный,  Золотого Марка храм —  Гимн сладчайший небесам. Всем, кто мог в нем помолиться, Будут сны о рае сниться И о жизни голубой С голубиною судьбой. Город женственный, любимый, Марком исстари хранимый! Слышишь: грянул в мире гром, Мир в бореньи огневом! О, Венеция, царица! В красоте ты голубица, Но в борьбе велик твой гнев: У тебя есть грозный лев! Он взлетит – ведь он крылатый — Защищать твои палаты, Смоет он врага волной Адриатики родной!

Ирина Грицкат

Марко Поло

В каналах дома, дрожа, отражаются: Миндальный пряник-фасад в водяной борозде, Кровли, как лесенки, в небе и в сизой воде. А к горизонту город дымливый смягчается. Вот, на квадратах площади люд прохлаждается: Капуцины в капюшоне, торговка, маклак… Чей-то длинный башмак. На баркасах скрипом вздыхают уключины И голубь твердит свой бормот заученный. Бродит Марко скучный по родине скученной. А там… где-то там, Куда плыл он и брел, по морям, по хребтам, Куда шел он и ехал те годы долгие Через пески и снега и мочаги волглые… Там бамбуки, сады раскидные и пагоды, Кочевник свой лук прячет в сайдак, И манящие взоры – Косые ягоды — Качаясь навстречу ему, замедляют шаг. Снятся Марко – хоть он и не спит — Друзья далекие: Кубилай могучий и дети его узкоокие; И славы монгольской дикий зенит. Ведь был всемирный захват Кубилая причудою! …На круглых подножьях с улыбкой сидит Божество полногрудое: Бог их улыбчивый, Бог необидчивый… Друзья его там, беспредельно отважные, Разложив пред собою свитки бумажные, Гадают свой рок по звездам. …Все то, что он полюбил, – то не здесь, а там. Мысли его беспрестанно в тот край отлучаются. А езды туда – уже не года, а века. Ложатся на город мгла и тоска. Последний отблеск на шпиле кончается. В каналах оконные свечи чуть-чуть отражаются. Никто не поверил ему. Ничего не случается. И никто, до скончанья веков, не узрит, не узнает Тех стран, Где дух его пребывает.

Леонид Гуляев

Венеция

Лунный луч волшебно, Вешними ночами, Храм святого Марка Серебрит лучами. У палаца <sic> дожей, Тенью величавой, Прячется во мраке Вздохов мост кровавый… Много слез и муки Видел он когда-то, Но былого тайны Бережет он свято. И ему каналы, Словно в подражанье, Под покровом ночи Все хранят молчанье. Ряд дворцов старинных, И зимой, и летом, Смотрится в каналы Темным

силуэтом. Бойкие гондолы Тут и там несутся… И из окон звучно Серенады льются. То они затихнут, Замирая страстно, То безмолвьем ночи Овладеют властно. И луна спокойно Вешними ночами Чудную картину Серебрит лучами… Ницца, 17 марта

Николай Гумилев

«Этот город воды, колоннад и мостов…»

Этот город воды, колоннад и мостов, Верно, снился тому, кто, сжимая виски, Упоительный опиум странных стихов, Задыхаясь, вдыхал после ночи тоски. В освещенных витринах горят зеркала, Но по улицам крадется тихая темь, А колонна крылатого льва подняла, И гиганты на башне ударили семь. На соборе прохожий еще различит Византийских мозаик торжественный блеск И услышит, как с темной лагуны звучит Возвращаемый медленно волнами плеск.

Венеция

Поздно. Гиганты на башне Гулко ударили три. Сердце ночами бесстрашней. Путник, молчи и смотри. Город, как голос наяды, В призрачно-светлом былом, Кружев узорней аркады, Воды застыли стеклом. Верно, скрывают колдуний Завесы черных гондол Там, где огни на лагуне – Тысячи огненных пчел. Лев на колонне, и ярко Львиные очи горят, Держит Евангелье Марка, Как серафимы крылат. А на высотах собора, Где от мозаики блеск, Чу, голубиного хора Вздох, воркованье и плеск. Может быть, это лишь шутка, Скал и воды колдовство, Марево? Путнику жутко, Вдруг… никого, ничего? Крикнул. Его не слыхали, Он, оборвавшись, упал В зыбкие, бледные дали Венецианских зеркал.

Юрий Данцигер

Джакомо Казанова

Сонет

В сухом гербарии морали, словно розу, Лелял дружбу ты под пылью всех дорог, И свой побег из Пьомби угадать ты мог По вещей строчке из «Orlando Furioso». Теченью следуя, в фатальном зная позу, Аббат, вельможа, мот, иерофант, игрок, Распутник пламенный, – ты вечности в залог Чудесней всех поэм дал мемуаров прозу! Но добрый Бог простит греховную весну Тому, кто жизнь любил до ненависти к сну, Кто сам избрал свой ад и не хотел другого! Ты, плача, счастлив был, и ты страдал, шутя, Блестящий де-Сейнгальт – беспечный Казанова, Беспокоянный <sic> мой!.. Авантюрист – дитя!

Александр Дехтерев

Венеция

Канал меж высоких домов С нависшими грозно мостами, Как крови струя от оков, С плывущими роем ладьями. Давно уже город стоит, И стар стал, почти развалился… Но все же он гордо глядит И этим, как прежде, гордится.

Анатолий Доброхотов

Венеция

Венецию я не забуду, Как первой любви поцелуй… Умчимся к прекрасному чуду, К журчанью тоскующих струй: Вот в черной, высокой гондоле Плыву я с мечтою своей; Мой слух отдался Баркаролле — Не слышал я песни звучней. О, звуки чарующих песен Среди итальянских лагун, Вам мир этот радостный тесен, Слаба для вас музыка струн. Вдали рисовалась Пьяцета <sic> И ряд ее стройных колонн, И волнами лунного света Был дожей дворец озарен; За аркой сверкающей арка… Аркады нависли кругом, А площадь печальная Марка Облита луны серебром. Музеи, дворцы, арсеналы, В них роскошь далеких времен… Картин Возрождения залы… О, сладкий, единственный сон! Волна мелодично шептала О города славном былом, А сонные воды Канала Дремали задумчивым сном. Венеция, долго слыла ты Великой «царицей морей», Соседи же, страхом объяты, Дрожали пред мощью твоей. Но слава твоя миновала, Как цепь золотых облаков — Ты городом прошлого стала Руин, мавзолеев, дворцов… Лишь женщин пленительность взора, Как прежде, разбудит любовь… Скажите, шепните, сеньора, Когда мы увидимся вновь?