Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Антология

Встреча

В час утренний у Santa Margherita Я повстречал ее. Она стояла На мостике, спиной к перилам. Пальцы На сером камне, точно лепестки, Легко лежали. Сжатые колени Под белым платьем проступали слабо. Она ждала. Кого? В шестнадцать лет Кто грезится прекрасной англичанке В Венеции? Не знаю – и не должно Мне знать того. Не для пустых догадок Ту девушку припомнил я сегодня. Она стояла, залитая солнцем, Но мягкие поля панамской шляпы Касались плеч приподнятых – и тенью Прохладною лицо покрыли. Синий И чистый взор лился оттуда, словно Те воды свежие, что пробегают По каменному ложу горной речки, Певучие и быстрые… Тогда-то Увидел я тот взор невыразимый, Который нам, поэтам, суждено Увидеть раз и после помнить вечно. Всего на миг является пред нами Он на земле, божественно вселяясь В случайные лазурные глаза. Но плещут в нем те пламенные бури, Но вьются в нем те голубые вихри, Которые

потом звучали мне В сияньи солнца, в плеске черных гондол, В летучей тени голубя и в красной Струе вина. И поздним вечером, когда я шел К себе домой, о том же мне шептали Певучие шаги венецианок, И собственный мой шаг казался звонче, Стремительней и легче. Ах, куда, Куда в тот миг мое вспорхнуло сердце, Когда тяжелый ключ с пружинным звоном Я повернул в замке? И отчего, Переступив порог сеней холодных, Я в темноте у каменной цистерны Стоял так долго? Ощупью взбираясь По лестнице, влюбленностью назвал я Свое волненье. Но теперь я знаю, Что крепкого вина в тот день вкусил я — И чувствовал еще в устах моих Его минутный вкус. А вечный хмель Пришел потом.

«Брента, рыжая речонка…»

Адриатические волны! О, Брента!.. Евгений Онегин

Брента, рыжая речонка! Сколько раз тебя воспели, Сколько раз к тебе летели Вдохновенные мечты — Лишь за то, что имя звонко, Брента, рыжая речонка, Лживый образ красоты! Я и сам спешил когда-то Заглянуть в твои отливы, Окрыленный и счастливый Вдохновением любви. Но горька была расплата. Брента, я взглянул когда-то В струи мутные твои. С той поры люблю я, Брента, Одинокие скитанья, Частого дождя кропанье Да на согнутых плечах Плащ из мокрого брезента. С той поры люблю я, Брента, Прозу в жизни и в стихах. 1920 г.

«Интриги бирж, потуги наций…»

Интриги бирж, потуги наций. Лавина движется вперед. А всё под сводом Прокураций Дух беззаботности живет. И беззаботно так уснула, Поставив туфельки рядком, Неомрачимая Урсула У Алинари за стеклом. И не без горечи сокрытой Хожу и мыслю иногда, Что Некто, мудрый и сердитый, Однажды поглядит сюда, Нечаянно развеселится, Весь мир улыбкой озаря, На шаль красотки заглядится, Забудется, как нынче я, — И всё исчезнет невозвратно Не в очистительном огне, А просто – в легкой и приятной Венецианской болтовне.

Романс [576]

«В голубом Эфира поле Ходит Веспер золотой. Старый Дож плывет в гондоле С Догарессой молодой. Догаресса молодая» На супруга не глядит, Белой грудью не вздыхая, Ничего не говорит. Тяжко долгое молчанье, Но, осмелясь наконец, Про высокое преданье Запевает им гребец. И под Тассову октаву Старец сызнова живет, И супругу он по праву Томно за руку берет. Но супруга молодая В море дальнее глядит. Не ропща и не вздыхая, Ничего не говорит. Охлаждаясь поневоле, Дож поникнул головой. Ночь тиха. В небесном поле Ходит Веспер золотой. С Лидо теплый ветер дует, И замолкшему певцу Повелитель указует Возвращаться ко дворцу. 20 марта 1924 г., Венеция

576

Окончание пушкинского наброска. Первые пять стихов написаны Пушкиным в 1822 г. (Прим. автора.).

«Нет ничего прекрасней и привольней…»

Нет ничего прекрасней и привольней, Чем навсегда с возлюбленной расстаться И выйти из вокзала одному. По-новому тогда перед тобою Дворцы венецианские предстанут. Помедли на ступенях, а потом Сядь в гондолу. К Риальто подплывая, Вдохни свободно запах рыбы, масла Прогорклого и овощей лежалых И вспомни без раскаянья, что поезд Уж Мэстре, вероятно, миновал. Потом зайди в лавчонку banco lotto, Поставь на семь, четырнадцать и сорок, Пройдись по Мерчерии, пообедай С бутылкою Вальполичелла. В девять Переоденься, и явись на Пьяцце, И под финал волшебной увертюры Тангейзера – подумай: «Уж теперь Она проехала Понтеббу». Как привольно! На сердце и свежо и горьковато.

Варвара Холодковская

Ночь в Венеции

Тихо спускается ночь ароматная С горних далеких высот, Синих небес глубина необъятная Блещет милльонами звезд. Диском серебряным

в бледном сиянии Тихо всплывает луна, Плещется робко в приветном журчании В берег канала волна. В сумраке ночи белеют колонны Герцога мрачных дворцов, Блещет холодный мрамор балконов В благоуханьи цветов. Звук мандолины и нежный и сладостный Слышен в ночной тишине. С легкой улыбкой привета и радости Тень промелькнула в окне. Ближе доносится звук мандолины, Точно кого-то зовет… И под окно молодой синьорины Тихо гондола встает. И баркаролою страстной и знойной Даль оглашается вод… Юный красавец, высокий и стройный, Ту баркаролу поет. «Выйди, желанная, выйди, прекрасная, Дай мне взглянуть на тебя. Свет моей жизни, солнышко ясное, Я умираю, любя. Выйди скорей, дорогая Инеса <sic>, Жду я с гондолой моей, Скроет от мира нас ночи завеса Легкою тенью своей». Тихо открылась окна половина, И средь ночной тишины В ней показалася вдруг синьорина, Облита светом луны. «Рыцарь прекрасный мой, любим мы оба: Бдительна стража отца, Верной тебе я останусь до гроба, Но не покину дворца. Зоркие очи сердитой дуэньи Бодрствуют даже во сне. Так призови же, мой рыцарь, терпенье, Или забудь обо мне». – «Так посмотри же, как я умираю», — Рыцарь печально сказал. Острый клинок дорогого кинжала В твердой руке не дрожал. И, засверкавши, глубоко вонзилась В сердце холодная сталь… Выплыв из облак, луна озарила Светом зеркальную даль. С криком отчаянья вдруг распахнулась Рама широких окон, Тень синьорины безумно метнулась Через высокий балкон. Волны канала бесшумно раскрыли Черные бездны свои, Тело красавицы в них погрузилось С криком последним: «прости!» Волны канала безгласное тело Прочь унесли от дворца, Быстро за ними гондола летела С трупом красавца-певца. 1913 г.

Гурий Хронусов

Венецианская мелодия

Над сонною владычицей морей Спустилась ночь! Но загорелся блеск твоих очей — – И тени прочь! Как светлое виденье на балкон Явилась ты! Волшебных грез повеял сладкий сон! Летят мечты! И пышная колышет грудь волну Любовных мук! Твоя перчатка скрыла белизну Лилейных рук! В спираль крутясь, к щекам твоих кудрей Припал фонтан! И кудри шелку мягкого нежней! Их цвет – каштан! Не долго тонкий шарф красу твоей Груди таил — – И легкий ветер мрамора белей Плечо открыл! И шлет луна, играя и блестя, Лучей обман! И платье, страстно шелком шелестя, Схватило стан! Спустись скорей ко мне! Давно уж нас Гондола ждет! Давно и лунной ночи тихий час К любви зовет! Вон там вдали сверкает и блестит Волна морей! И нежно так, лаская, говорит: «Ко мне скорей!» Умчимся мы, и заиграет кровь — – Я песнь спою! И в песне той открою всю любовь Тебе мою! К гранатам влажных губ прильну, горя, Я много раз! И в розы утренних небес заря Оденет нас!

Георгий Цагарели

Венеция

Вечерний ярко-алый шелк Украсил свод небес просторный. Ты проплыла в гондоле черной, И золотой канал умолк… А я слежу огней игру, Моя любовь неутолима. Прощай!.. у стен Иерусалима Твоим я рыцарем умру!

На закате

Венеция горит, изящные палаты В каналах отразив, как в глубине зеркал. Вечерний небосклон в рубинах засверкал, Осыпав золотом старинных стен заплаты. Спокойно шли века… И Марка лев крылатый, На книгу наступив, к мечтам надменно звал… Корабль морских бродяг в лагуну приплывал, И грабили дворцы веселые пираты. По зыби алых вод тяжелые гондолы Скользили, торопясь. Смолкал напев веселый Влюбленных рыцарей и уличных певцов. Вставало зарево в густеющем тумане, И доносился стон из дымных окон зданий, И принимал канал остывших мертвецов.

Николай Цветков

Ночью в Венеции

Сергею Николаевичу Цветкову

Тихая песнь несется с гондолы, светлая в небе сияет луна, тихо – кругом… лишь волна плещет робко, нежно гондолу качает она… Думы несутся одна за другою, но на душе нет печали, тревог: чудная ночь успокоила сердце, — нежный ласкает лицо ветерок. Звезды на небе блистают, играют — вдруг оборвется одна, упадет, с неба высокого, темного неба в море глубокое быстро уйдет. Вот проплывает другая гондола. Слышатся тихие звуки на ней: чудную кто-то поет серенаду, – звуки все льются нежней… Ночь безмятежная! ночь восхищенья! сколько в тебе красоты, сколько покоя в тебе, упоенья! Ты – создана для мечты! Венеция, 30 июля 1906 г.