Венесуэла - страна напрасных надежд
Шрифт:
Я укорачиваюсь от отца, его прикосновения мне неприятны. Я не ребенок, а он никогда не был тем родителем, который позволял себе тактильность. А сейчас лезет с неуместной нежностью, будто не понимает, что пропасть между нами больше чем когда либо.
– Мама не простит тебе ни измену, ни все остальное, - решительно произношу в ответ.
Это же не новости из реального мира. Это вообще не новость! Или он не понимает, с кем жил все тридцать лет брака? Отец будто собирается присыпать кучу говна сахаром, обернуть в фантик и назвать конфеткой, и ждет, что мама все это съест. Но нет же, нет! Мама не станет, она не такая. И раньше не была, теперь и подавно.
– Сынок, - наставительно
– Не после того, что ты сделал. Теперь защищать маму мое дело.
– О, а она значит, в защитнике нуждается? Или думаешь, мама у тебя святая? Коля, не хотел говорить, но у твоей мамы тоже рыльце в пушку, так что когда я вернусь из санатория, мы с ней поговорим, и простим друг друга.
– Ты сказал - друг друга?!
– Конечно, - его глаза загораются неестественным блеском, - черт, я бы тебе показал!
Папа хлопает руками по карманам пальто, но ожидаемо не находит в них телефона. Конечно, здесь запрещена любая связь с реальным миром и видимо не зря.
– Ты не понимаешь, - злится отец, видя, как я на него смотрю. – Твоя мама зажимается с другими мужиками, а они все… младше меня, вообще-то! Такой позор! ! У меня есть фото… а, черт! У Саргсяна есть фото! Набери его, попроси, чтобы он тебе их скинул, и я все докажу! У нас с твоей мамой счет поровну, один – один. Или ты не веришь?!
– Верю, - я говорю так, чтобы отец успокоился, - ты не волнуйся, я тебе верю! Ты это, главное отдыхай и не нервничай, хорошо?
– Твоя мама меня простит, - упрямо, как мантру, повторяет отец. – Я не сделал ничего плохого, а все, что было, не стоит того, чтобы разрушать нашу семью! Она сама виновата, что так случилось!
– Разумеется, - отхожу еще на шаг.
Лицо его разглаживается, красные пятна пропадают и щеки принимают прежний тон, так что отец больше не напоминает слетевшего с катушек психа. Как будто бы все в порядке. Вот только я знаю, что нет, что уже давно нет, и когда папа поймет, что мама ушла от него - окончательно, без надежды на то, что когда-нибудь вернется обратно - ему станет совсем плохо. И мне было бы его очень жаль, но как будто он заслужил все, что сейчас с ним происходит.
Глава 39. Стас
Все-таки зря я спускал такие деньги на Турцию. Страшно представить, сколько миллионов в трубу на бесполезные понты и неоправданный олл инклюзив. Ну не нажрешь ты на ту сумму, что потратил на путевку! И не напьешь, не с их бадяжным алкоголем.
Давно нужно было слушать Ритку. Раньше я не понимал ее желания купить билет в один конец, поехать куда-то без плана, брони отеля и уже традиционной морской прогулки вдоль берегов Аланьи. В смысле – куда глаза глядят?! В смысле – общаться с людьми? В смысле – пробовать новую кухню и новый быт?! Мы же с тобой не бомжи, а состоятельные люди.
Тридцать лет не понимал, а теперь дошло! Если вот так, в родном Подмосковье Рита смогла найти мне санаторий, который полностью отличался от привычных пятизвездочных отелей, но при этом удовлетворил меня даже больше Турции, то, что говорить о других местах?! Сколько впечатлений я не получил, сколько приключений упустил, сколько радости прошло мимо меня!
И теперь я наверстываю как безумный! Беру ложку побольше и жру эту кашу под названием «Жизнь» так, что за ушами трещит. С утра организовал себе кардиотренировку с охеренной тренершей Мариночкой. Хорошенькая такая, глаз не отвести! Смотрю на ее пышный как у кентавра зад и работаю с утроенной силой. Такие вот Мариночки – лучший мотиватор ходить в спортзал, все-таки гений Игорь Борисович, раз замутил здесь все таким образом. Кое-как соскребаю
После спортзала и массажа иду завтракать. Стоит ли говорить, что кормят тут ничуть не хуже моей Турции? Не так вкусно как дома, но тоже на высоте. Ем много. Там, где нет развлечений, еда перестает быть источником насыщения, а приобретает какой-то сакральный смысл, и сама становится развлечением.
Потом меня ждет небольшая прогулка по скверу, где я коротаю время, пока не освободится моя очередь для сессии с Игорем Борисовичем.
Если бы я хоть немного интересовался психологией, то знал бы, насколько значимо имя Вернадского для науки. Но я до сих пор считаю психологов шарлатанами и фокусниками, так что сейчас Игорь Борисович для меня не гений и не гуру, а просто хороший мужик. Со странностяи, конечно, но в цедлм норм. ВЫйду отсюда, может приглашу его на наш с Геворгом сабантуй.
– Ну, Станислав, - улыбается он мне доброй, отеческой улыбкой, - как спали?
– Как всегда роскошно. Уже представляю, как дома буду скучать по вашим матрасам. Где вы их кстати заказывали? Думаю, нам в спальню нужен такой же.
– Ну-ну, - он привычно хлопает меня по плечу, - придет время, и я обязательно сдам вам все явки и пароли, а пока расскажите, какие изменения ощущаете в себе со вчерашнего дня?
– Да обычно все. Ровно.
– Ровно значит…
И принимается что-то записывать в блокнот. На наших встречах Вернадский так часто что-то пишет, что уже мог бы издать целую книгу. Хочется хоть одним глазом заглянуть и прочитать, что этот мужик обо мне думает. А с другой стороны, не по хер ли? Главное, что я думаю о себе.
А я думаю, что я молодец!
– Док, есть какие-то прогнозы, когда меня отсюда выпустят?
– А разве вас здесь держат?
О, ненавижу этот приемчик – отвечать вопросом на вопрос. И обычно игнорирую такие вбросы. Вот и сейчас молчу. Здесь меня, конечно, не держат. И я могу в любой момент вызвать Юрку или Николая и попросить отвезти меня домой, но сказать по правде – мне тут нравится. Я отдыхаю, пью кислородные коктейли, сдаю какие-то анализы, сплю, читаю, смотрю фильмы, качаю бицепс и кайфую, как не кайфовал уже давно. В моем вынужденном заточении есть еще один неочевидный плюс: пока я тут, там по мне скучают. Уверен, Рита места себе не находит, переживая обо мне, Юра взвыл с этими полудурками на работе, Саргсяну тоже жизнь не малина, когда меня нет рядом, и даже Эмма нет-нет, а наверняка думает, где я и что со мной. Так что я не тороплюсь обратно. Успеется. Единственное, что меня тянет назад, так это страх, что сын и друг зафаршмачат мне фирму. Не для того я пахал тридцать лет, чтобы кто-то за месяц спустил все в унитаз!
– Скажите, Станислав, как вы видите свою жизнь по возвращению из клиник?
Передергивает. Вернадский никогда не говорит, что это санаторий, или центр. Хорошее же слово - центр. Обезличенное и нейтральное. Но нет, надо все испортить его гаденьким "клиника".
– Нормально вижу. Даже хорошо. Вернусь домой и продолжу жить. У порядочного человека всегда найдутся дела: жену любить, внука поднимать, сына оболтуса жизни учить. Так что, скучать не придется.
– То есть вы планируете оставить все как и прежде?