Венесуэла - страна напрасных надежд
Шрифт:
– Неправда…
– Я могла и ошибиться.
Нет, не могла. Сходство слишком очевидное. А еще имя девочки, они назвали ее Галиной, редкое по нашему времени имя, но именно так звали маму самого Геворга.
Я не ошиблась, но сейчас, на одну короткую секунду, мне становится жаль Анику. Она тоже женщина, ее тоже предали.
Кладу руку на ее локоть, но Аника не дает мне себя коснуться. Дергается, вскакивает с места. Расширенными от ужаса глазами она ищет, куда повесила пальто, уже не такое белое, как в нашу последнюю встречу.
– Рита,
– То я извинюсь перед тобой, - спокойно парирую в ответ. – Если я оказалась права и благодаря этому все в городе перестанут считать тебя слепой идиоткой, которой легко наставляют рога, то ты знаешь, где меня найти. Извинений не нужно, достаточно просто «спасибо».
– Аника, милая, может вызвать тебе такси, - спрашивает Карина у приятельницы, но та только рычит в нашу сторону. Хватает с дивана сумку и фурией несется к выходу.
В зале становится ощутимо тихо.
– Ну вот, а нам теперь за эту обжору по счету платить, - вздыхает Ким. – Могла бы не лететь так, все равно все самое страшное уже случилось.
– Я заплачу, - тянусь к кошельку и параллельно пытаюсь сглотнуть этот неприятный вяжущий ком глубоко в горле.
Я шла сюда, чтобы отомстить обидчице. Двум: Анике и Эмме. И сейчас должна чувствовать себя счастливой, даже удовлетворенной. Но вместо этого мне больно за еще одну обманутую женщину.
– Я плохой человек, - грустно качаю головой.
– Ужасный! Как думаешь, она убьет эту шлюху?
– Эмму? Нет, конечно, нет. Скорее всего, она ее даже не застанет. – Поймав удивленный взгляд Карины, объясняю: - Я написала ей сообщение перед выходом. Предупредила, что вся армянская диаспора в курсе ее похождений с Геворгом. И если ей не хочется попасть в ближайшую сводку новостей, рекомендую провести эти выходные подальше от города. Ой, да не смотри на меня так, я же не маньячка, в отличие от Аники! Та вместе со своей мафией явится домой к Эмме, а у нее, между прочим, ребенок. А так, пусть отведет пар на муженьке, остынет немного, и только тогда ищет Эмму, если это еще будет актуально.
– И в чем твой резон?
Жму плечами:
– По сути, нет никакого резона. Но я точно испорчу жизнь Саргсяну. Его тесть ни за что не простит слез единственной дочери и сильно укоротит привязь, на которой пасется сам Геворг. Ну и Эмме теперь придется работать, рассчитывая только на себя, уверена, никаких поездок, квартир, машин за счет семьи Аники она больше не получит. Думаю, она даже на алименты претендовать не будет. Не дадут.
Некоторое время мы молчим.
– Ну, ты-то хоть душу отвела, - хитро спрашивает Карина и, судя по ее лукавым глазам, она не случайно позвонила мне и рассказа о встрече с Аникой. Дала возможность выпустить пар в сторону обидчицы. А я еще голову ломала, не поставлю ли своим скандалом Карину в неловкое положение.
Это не женщина, это мечта!
– Ты знала, что я приду, да?
– Канэшн, - на кавказский лад отвечает Ким.
– Никто не может обижать мою подругу.
–
– Ну, так то давно было.
– Или как на своей первой свадьбе заперла меня в кладовке со Стасом?
– Так-то случайно. И не говори, что тебе не понравилось, смотри, какой Колька хороший вышел!
– А вот на нашем последнем корпоративе…
– Так все, - подруга стучит кулаком по столу, - что было на корпоративе, то вспоминать нельзя, а то язык отсохнет! Короче, Никто не может обижать мою подругу, кроме меня самой и то иногда. По большим праздникам.
– И корпоративам, - добавляю я, а перед глазами так и стоит картинка, где директор частной элитной школы Карина Ким уговаривает ведущего провести конкурс с соседним залом ресторана. Там в тот день гулял какой-то НИИ. И потом вместе с уже их директором, грузной тетечкой в летах, пляшет на столе, не снимая каблуков.
Мы с Кариной смотрим друг на друга, и чуть ли не лопаемся от смеха. А на душе в этот момент так легко, так радостно, как не было давно в моей жизни. Все-таки месть не только яд, но иногда и лекарство. В маленьких дозах даже полезно.
Глава 41
Когда настроение идет вверх, то даже в трели автомобильных гудков слышится какая-то мелодия, под которую хочется петь и танцевать. Так и у меня. После встречи с Аникой, я шла домой окрыленной, согретая мелкой, но оттого не менее приятной местью. И даже бардак дома и перспектива красить стены до самого рассвета меня ничуть не смущали. А больничный желтый цвет теперь ассоциировался не с психушкой, а новой жизнью, ну или с куриным желтком, на худой конец.
Я снова переодеваюсь в рабочую одежду, подкалываю волосы, берусь за валик и приступаю к покраске. Каждый взмах руки через радость, через переполняющую меня эйфорию. Не знаю откуда, но сейчас я просто закипаю от чувства, что все у меня будет хорошо!
Все будет прекрасно!
Я крашу полосами, одна за другой они длинными лентами перекрывают все мое прошлое. Все переживания, все обиды, все слезы. Иногда напрасные, а иногда самые настоящие, а оттого самые горькие. Больше Рита не плачет. Не так много нам осталось лет, чтобы тратить это время на обиды и страдания.
И с каждой секундой мне становится легче, будто кто-то снимает с сердца тяжелые гири.
К двери, когда в нее постучали, я иду пританцовывая. В такой хороший день ко мне могут прийти только хорошие люди.
– О, Юрка, какими судьбами?
– Чай пить, - Шмелев выставляет вперед коробку с тортом. Моим любимым, медовиком с ягодами.
На кухню я тоже иду в ритме танца. Ну что за день такой восхитительный! Поработала, сучность свою женскую проявила, а за это мне торт!
– Погоди, Юрец, у меня тут ремонт в самом разгаре, я сейчас руки помою.