Веридикт
Шрифт:
— Верните, — к несчастью, Бравиати обладал хорошей реакцией и успел спрятать руку, для надёжности прижав сверху крышкой чемодана, и теперь буравил девушку тяжёлым взглядом. А ей внезапно надоело быть воспитанной и милой. Сложно сказать, было ли это следствием похмелья или лихорадки. По крайней мере, у неё имелось целых два оправдания.
— Что с вашими руками, лекарь?
— Вы не хотите этого видеть, — вкладывая в каждое слово как можно больше убедительности, ответил мужчина.
— Очень даже хочу, — Меральда показала сжатую в кулаке перчатку в качестве доказательства. Экспресс тронулся, в салоне повисла напряжённая тишина.
— Пункт
— Благодарю, милорд. Я сам одолжил даме перчатку.
Воспользовавшись тем, что Азесин отвлёкся, студентка рывком распахнула чемоданчик. Лекарь перехватил крышку в полёте и с такой силой вернул на место, что та гулко хлопнула. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Меральда зажала рот ладонями и отвернулась, стараясь сдержать подкатившую к горлу тошноту. Мерзкая ткань тут же прилипла к лицу, и девушку всё-таки вырвало розоватой от вина водой. Когда Бравиати потянулся к ней в попытке приподнять волосы, она инстинктивно шарахнулась, как от прокажённого. На его руках не осталось кожи, только что-то гнойное и пузырящееся, вывернутое наизнанку, бескровным мясом наружу. Желудок опустел, но ей пришлось ещё несколько раз сплюнуть горькой желчью.
— Простите, — утираясь платком, пролепетала ученица. И сама не знала, за что извиняется — за испачканный салон или за сорванную перчатку, которая теперь лежала в луже на полу. Меральде следовало бы взять её, очистить и вернуть лекарю, но она не могла заставить себя снова прикоснуться к тошнотворному материалу. Азесин избавил её от внутреннего конфликта и поднял перчатку сам. Бегло обтёр смоченным бинтом и надел, спрятав личный кошмар за приемлемым для общества фасадом. Затем отмотал ещё немного перевязочной ткани и помог девушке прибраться, но даже после этого в воздухе продолжал висеть характерный кислый запах.
— Вам больно? — одними губами спросила она, не имея возможности выразить сочувствие иначе. Студентка уже показала, насколько ей противны его увечья, и не могла пересилить возникшую брезгливость, чтобы дотронуться до него хотя бы пальцем.
— Мне всё равно, — сухо отозвался Азесин Бравиати. Подхватил сюртук, снятый Меральдой в порыве отвращения, и зашагал по проходу. Кажется, он задел как минимум два трезубца. И не заметил.
Глава 10. Жених
Проложенная в холмах дорога была настолько извилистой, что экспресс двигался почти так же медленно, как его колёсные предки. Благодаря этому Меральда могла разглядывать окрестности, а не упиваться стыдом. Могла отрешиться от нарастающего зловония, тянущей ломоты во всём теле, озноба и скручивающихся узлом внутренностей. Иногда память любезно подсовывала картинку искалеченной руки. Резко заполняла взор от края до края, подменяя собой однообразный вид из окна. В такие моменты девушка настойчиво трясла головой, пока видение не исчезало, будто физические усилия вполне материально вышвыривали его за пределы сознания. Хотя это и невозможно. Не с её памятью. Самое большее на что она могла рассчитывать — запереть воспоминание в хрустальном ящичке с хлипким замком. И от любого неосторожного движения этот ящичек мог разбиться, а замок — окончательно сломаться. Но даже если ни того ни другого никогда не случится, она всё равно будет видеть искажённое изображение сквозь призму хрусталя. Потеря фокуса давала ей возможность дышать, но, к сожалению,
Предгорье изобиловало дикими животными, словно Миражу было недостаточно дурной славы, расстояния и частокола из скал, чтобы отгородиться от остального мира. Меральда не умела определять химеризм на глаз, как это делали охотники, зато с лёгкостью отличала хищников от жертв. Первые прикидывались нерасторопными, на грани лености, тем самым усыпляя бдительность вторых. Осторожничали, когда ощущали голод, и просто забавлялись, если желудок был полон. Добыча до решающего момента вела себя крайне незамутнённо и даже наивно, будто в мире вовсе не существовало никаких опасностей. Классифицировать людей оказалось гораздо сложнее. Девушка слишком многого боялась. Чуткая, напряжённая и подозрительная жертва. Медлительные архангелы во главе с комиссаром Хари и ленивый профессор Роз, вероятно, готовились к финальному прыжку.
Шеи стражников заскрипели, не одномоментно, а накатывающей волной. Студентка выглянула из-за сиденья, не удержалась и чихнула, едва прикрыв рот кончиками пальцев.
— Платок в вашей сумке, — сообщил герцог поморщившись. Меральда виновато втянула голову в плечи. Красный квадрат с вышитой на углу розой лежал рядом, прямо под рукой, и она уже битый час уговаривала себя им воспользоваться, но в итоге без конца шмыгала носом. Скрип затих. Иши выпрямился, отряхнул коленки и сел рядом, отвернувшись к проходу.
— Привет, малыш. С тобой хорошо обращались? — в ответ мальчик буркнул что-то неразборчивое, так и не посмотрев на собеседницу. — Прости, я не хотела оставлять тебя одного. А ты поправился! Должно быть, няня Роуз закормила тебя пирогами!
Когда он всё-таки устремил к ней свой серьёзный взор, Меральда вспомнила, что говорит не с ребёнком. Карие глаза воспринимали мир с недоверием, подвергали сомнению абсолютно всё, как умеют только взрослые люди. И опытные жертвы.
— Ты заболела? — она кивнула и почему-то почувствовала себя маленькой. — Попрошу опекуна отвезти тебя в здравницу. Откуда это? — подросток схватил алый платок, расправил и принялся недоумённо крутить в руках. Ладони девушки вдруг стали липкими, хотя это не она прикасалась к вещи, принадлежавшей Азесину Бравиати.
— Ты говорила, что не знаешь мою сестру! — шёпотом обвинил её Иши. Меральда наклонилась, стараясь не замечать, как тот отпрянул, словно она собиралась облить мальчика кипятком, и тоже понизила голос:
— Я говорила правду. Платок одолжил мне комиссарский лекарь. Может, Аделари сама отдала его? Или это другой платок, просто похожий?
— Нет, — мальчишка активно помотал головой, — Вышивку делала мама. Она ни за что не рассталась бы с ним добровольно. Теперь это последнее, что осталось от них обеих.
Иши Алрат из Нитей смял ткань в кулаке и спрятал за спину, зло сверкая глазами, готовый драться насмерть, если кто-то попробует его отнять. Меральда испытала постыдное облегчение — ей больше не нужно было метаться между угрызениями совести и отвращением.
— Можешь оставить его себе, — мягко предложила девушка, — Что случилось с вашей мамой?
Подросток заметно расслабился, но студентка видела, что любое неосторожное слово способно разрушить их хрупкое перемирие. Сложно разговаривать с детьми. Ещё сложнее с теми, кто повзрослел слишком рано.