Верум
Шрифт:
Конечно же.
Все изменилось в ту ночь.
Я почувствовала это.
– Подними карту, - говорит она мне. – Одну сверху.
Я так и делаю. Она прохладная под моими пальцами.
Священник возвышается напротив витража.
– Иерофант, - шепчет Сабина.
– Учитель. Она означает, что сейчас ты должна слушать меня, время учиться – здесь.
– Учить меня чему? – спрашиваю я, мой голос всего лишь шепот. Теперь я напугана ее тоном, этими картами, этим местом. Я была не права, оставшись здесь. Теперь я это знаю.
На
– Мне придется научить тебя тому, что тебе нужно знать. Твоя бы мать мне не позволила, она уехала. Но ты здесь и должна узнать от меня, дитя.
О мой бог. Это становится все страннее и страннее. Я начинаю вставать.
– Я собираюсь вернуться в постель, - говорю я ей. – Это становится для меня слишком странно.
– Сядь, - приказывает Сабина, ее голос строгий, громкий и бесспорный.
Я сажусь.
Я не могу больше ничего сделать.
Сабина внимательно просматривает карты, ее глаза движутся так быстро, что я вижу, как они мечутся взад и вперед все быстрее и быстрее, будто она видит сон.
Наконец, она поднимает на меня глаза.
– Твой разум – это дар, - просто произносит она. – Но тебе придется у него учиться, или же ты сойдешь от него с ума.
Ее слова не имеют никакого смысла.
Я пялюсь на нее, не понимая.
В ее глазах содержится тысяча жизней.
Я гляжу на них всех, в ее цыганский ум, и вижу, она считает все, что говорит, правдой.
– Это такая же часть жизни, как ветер или солнце, - говорит она своим хриплым, старческим голосом. – Это не странно, не ненормально. Мы знаем, что происходит, в то время как другие – нет.
Она замолкает и смотрит в окно, на черные раскачивающиеся травы темных торфяников.
– Ты видишь вещи, - в конце концов, произносит она. – Небольшие вещи, вещи, которые могут показаться снами. После этого ты можешь ощущать тошноту, у тебя может быть головная боль. Ты даже можешь почувствовать себя сумасшедшей. Ты не сумасшедшая.
Склеп.
Комната родителей Дэера.
Санаторий и мать Дэера.
Я стараюсь скрыть выражение своего лица, но Сабина уже заметила и улыбается своими безобразными зубами.
– Видишь? Ты знаешь, о чем я говорю.
– Я не… это не… реально.
Она склоняет голову.
– Твои сны – важны. Даже когда ты бодрствуешь.
Мне хочется кричать от всего этого безумия, потому что это действительно похоже на кошмар.
– Зачем я здесь? – спрашиваю ее я, ибо с самого начала, у меня было такое чувство, что была причина по серьезнее.
– Чтобы поправиться, - отвечает она мне, но я знаю, есть кое-что еще.
Она протягивает мне ожерелье. Оно поблескивает золотом в ночи, медальон с выгравированным цветком впереди. Калла-лилия.
Я пытаюсь его открыть, но он заперт.
– Это твой секрет, - говорит мне Сабина, ее темные глаза такие знающие.
–
– Потому что нам не приходится выбирать, - загадочно отвечает она. – Потому что мы расплачиваемся за грехи тех, кто был до нас.
Со вздохом я покидаю ее комнату на дрожащих ногах и возвращаюсь обратно в свою собственную. Вопреки своим убеждениям я ложусь в постель с медальоном, и он покоится на моей груди, когда я засыпаю.
И это первая ночь, когда мне сниться она.
Оливия.
Мать Дэера.
На ней белая ночная сорочка, прозрачная и легкая, и она стоит у окна.
Ее волосы спадают ей на спину, насквозь мокрые, и ее фигура – маленькая и худощавая.
Она поворачивается, ее глаза точно такие, как у Дэера, и такие грустные.
– Я не знаю, где я, - шепчет она, и ее глаза молят меня о помощи. – Я не знаю.
Она отворачивается и смотрит из окна на море.
Позади нас обрушиваются волны.
Фотографии Дэера висят на стене, с младенчества до совершеннолетия.
Она смотрит на них с тоской.
– Можешь привести его ко мне?
Я хочу ответить ей, но не могу.
Губы застыли.
Слова – лед.
Я не могу растопить их.
Не могу привести его.
Спаси меня, спаси меня.
Я просыпаюсь в луже пота, одна.
– Финн? – зову я, отчаянно желая почувствовать себя спокойной, но он не отвечает.
Наступит день, когда я не отвечу, однажды сказал он. Сегодня тот день?
Лунный свет освещает мою тумбочку, и коробочка с чаем Сабины лежит на свету. Я хватаю ее и завариваю чай.
Я должна успокоиться,
Я должна успокоиться.
Это должно помочь.
Чай создает дремотное состояние, и я сплю часами напролет. Когда же, наконец, я встаю, около полудня следующего дня, Сабина находит меня в библиотеке.
– Ты легла спать в медальоне? – спрашивает она.
Я гляжу на нее, раздраженная.
– Мне снилась Оливия Савидж. Это вы хотели услышать?
Что-то проскальзывает в глазах Сабины, и я не могу этого прочесть.
– Что тебе снилось?
– Не много, - должна признаться я. – Я всего лишь видела ее лицо. У нее на стене висели фотографии Дэера. Я могла видеть море через окно. Похоже, она не знает, где Дэер. Она продолжает просить меня привести его к ней.