Винный склад
Шрифт:
Воспоминаніе о прошломъ съ его иллюзіями и знаменемъ независимости пробудили въ немъ нкоторое смущеніе. Чтобы успокоить себя, ему захотлось объяснить радикальную перемну въ его жизни.
— Я, Ферминъ, ушелъ съ поля сраженія и не раскаиваюсъ въ этомъ. Еще многіе изъ бывшихъ моихъ товарищей остались врными прошлому съ послдовательностью упорства; но они родились бытъ героями, я же не боле какъ человкъ, считающій, что нельзя не сть и что это первая жизненная функція. Кром того, я усталъ писать для одной лишь славы и идей, усталъ терзаться изъ-за нихъ и жить въ непрерывающейся бдности. Однажды я сказалъ себ, что работатъ стоитъ только или для того, чтобы добыть себ извстность, или же чтобы добытъ себ врный кусокъ хлба. И такъ какъ я былъ увренъ, что міръ не можетъ почувствовать ни малйшаго волненія изъ-за моего отступленія и даже не замчаеть, существую ли я или нтъ,
Дону-Рамону показалось, что въ глазахъ Фермина отразилось нкоторое отвращеніе къ цинизму, съ которымъ онъ говорилъ, и онъ поспшилъ добавить:
— Я остался тмъ же, чмъ и былъ раньше, юноша. Если меня поскрести, явится прежній мой обликъ. Врь мн: у того, кто разъ отвдалъ отъ фатальнаго яблока, о которомъ говорятъ эти сеньоры, друзья нашего принципала, — никогда уже съ его усть не исчезнетъ тоть вкусъ. Мняють наружную оболочку, чтобы продолжать жить, но душу — никогда!.. Кто сомнвался, разсуждалъ и критиковалъ, — никогда уже не будетъ врить такъ, какъ врятъ благочестивые богомольцы; онъ будетъ лишь такъ врить, какъ это ему совтуетъ разумъ, или же вынуждаютъ къ тому обстоятелъства… И вотъ, если ты увидишь кого-либо подобнаго мн, говорящаго о религіи и догматахъ, знай, что онъ лжетъ, потому что это ему удобно, или же самъ себя обманываетъ, чтобы заручиться нкоторымъ спокойствіемъ… Ферминъ, сынъ мой, не легко зарабатываю я себ хлбъ, зарабатываю его цной душевнаго униженія, вызывающаго во мн стыдъ! Я, — въ былое время столь щепетильный и суровый въ спартанскихъ добродтеляхъ!.. — Но подумай и о томъ, что у меня есть дочери, которыя желаютъ и сть, и одваться, и все остальное необходимое для ловли жениховъ, и что пока эти женихи не явятся, я обязанъ содержать своихъ дочерей, хотя бы для этого мн даже пришлось бы воровать…
Донъ-Рамону показалосъ, что его пріятель длаетъ жестъ состраданія.
— Презирай меня, сколько хочешь: молодежь не понимаетъ нкоторыхъ вещей; вамъ не трудно сохранить себя чистыми, и отъ этого никто не пострадаетъ, кром васъ самихъ… Притомъ же, другъ мой, я ни мало не раскаиваюсь въ такъ называемомъ моемъ ренегатств. Вдъ я разочарованный… Жертвовать собой для народа?… Стоитъ онъ этого!.. Я половину своей жизни провелъ бснуясъ отъ голода и ожидая la gorda [4] . Ну, скажи-ка мн по правд, когда на самомъ дл возставала наша страна? когда у насъ была революція? Единственная, настоящая, произошла въ 1808 г., и если тогда страна возстала, то оттого лишь, что у нея отняли нсколькихъ принцевъ и инфантовъ, — глупцовъ по рожденію и злыдней по наслдственному инстинкту. А народъ проливалъ свою кровь, чтобы вернуть себ этихъ господъ, отблагодарившихъ его за столь многія жертвы, посылая однихъ въ тюрьму и вздергивая другихъ на вислицы. Чудесный народъ! Иди и жертвуй собой, ожидая чего-либо отъ него. Посл того у насъ уже не было больше революцій, а только одни лишь военные пронунсіаменто, или мятежи изъ-за улучшенія положенія и личнаго антагонизма, которые, если и привели къ чему-нибудъ, то лишь только косвенно, оттого, что ими завладвало общественное мнніе. А такъ какъ теперь генералы не длаютъ возстаній, потому что у нихъ есть все, что они желаютъ, и правители, наученные исторіей, стараются обласкатъ ихъ, — революція кончялась… Т, которые работаютъ для нея, утомляются и мучаются съ такимъ же успхомъ, какъ еслибъ они набирали воду въ корзинахъ изъ ковыля. Привтствую героевъ съ порога моего убжища!.. Но не сдлаю ни шага, чтобы идти заодно съ ними… Я не принадлежу въ ихъ славному отряду; я — птица домашняя, спокойная и хорошо откормленная, и не раскаиваюсь въ этомъ, когда вижу моего стараго товарища, Фернандо Сальватьерру, друга твоего отца, одтаго по зимнему лтомъ, и по лтнему зимой, питающагося однимъ лишь хлбомъ и сыромъ, имющаго камеру, приберегаемую для него во всхъ тюрьмахъ Испаніи и притсняемаго на каждомъ шагу полиціей… Что-жъ, — великолпно! Газеты печатаютъ имя героя, бытъ можетъ, исторія упомянетъ о немъ, но я предпочитаю свой столъ въ контор, свое кресло, напоминающее мн кресло канониковъ, и великодушіе дона-Пабло, который щедръ какъ принцъ съ умющими восхвалять его.
4
Жирную — иносказательно революцію.
Ферминъ, оскорбленный ироническимъ
Колоколъ посылалъ въ пространство послдній, третій свой ударъ. Обдня должна была немедленно начаться. Донъ-Пабло, стоя на ступеняхъ лстницы, охватилъ взглядомъ все свое стадо и поспшно вошелъ въ часовню, такъ какъ ршилъ для назиданія виноградарей помогать священнику при служб.
Толпа работниковъ наполнила часовню, и стояла тамъ съ видомъ, отнимающимъ по временамъ у Дюпона всякую надежду, что эти люди чувствуютъ благодарность къ нему за его заботы о спасеніи ихъ душъ.
По близости къ алтарю возсдали на алыхъ креслахъ дамы семейства Дюпоновъ, а позади нихъ — родственники и служащіе конторы. Алтаръ былъ украшенъ горными растеніями и цвтами изъ оранжерей Дюпоновъ. Острое благоуханіе лсныхъ растеній смшивалось съ запахомъ утомленныхъ и потныхъ тлъ, выдляемымъ скопищемъ поденщиковъ.
Время отъ времени Марія де-ла-Лусъ бросала кухню, чтобы подбжатъ къ дверямъ церкви и послушать капельку обдни. Поднявшись на цыпочки, она поверхъ всхъ головъ устремляла глаза свои на Рафаэля, стоявшаго рядомъ съ приказчикомъ на ступеняхъ, которыя вели къ алтарю, составляя такимъ образомъ точно живую ограду между господами и бдными людьми.
Луисъ Дюпонъ, стоявшій позади кресла тетки своей, увидавъ Марію де-ла-Лусъ, началъ длать ей разные знаки и даже угрожалъ ей пальцемъ! Ахъ, проклятый бездльникъ! Онъ остался все тмъ же. До начала обдни Луисъ вертлся на кухн, надодая ей своими шутками, словно еще продолжались ихъ дтскія игры. Время отъ времени она была вынуждена полушутя, полусерьезно угрожать ему за то, что онъ давалъ волю своимъ рукамъ.
Но Марія де-ла-Лусъ не могла оставатъся долго у дверей церкви. Служащіе на кухн поминутно звали ее, не находя самыхъ нужныхъ предметовъ для своего кухоннаго дла.
Обдня подвигалась впередъ. Сеньора вдова Дюпонъ умилялась при вид смиренія и христіанской кротости, съ которыми ея Пабло носилъ съ мста на мсто требникъ, или бралъ въ руки церковную утварь.
Первый милліонеръ во всей округ подаетъ бднякамъ такой примръ смиренія передъ лицомъ священнослужителя Божьяго, замняя собой дьячка при отц Урисабала! Еслибъ вс богатые поступали такимъ же образомъ, работники, чувствующіе лишь ненависть и желаніе мести, смотрли бы на вещи иначе. И взволнованная величіемъ души своего сына, донья-Эльвира опускала глаза, вздыхая, близкая къ тому, чтобы расплакаться…
Когда кончилась обдня, наступилъ моментъ великаго торжества — благословенія виноградниковъ для предотвращенія опасности отъ филоксеры… посл того, какъ ихъ засадили американскими лозами.
Сеньоръ Ферминъ поспшно вышелъ изъ часовни и веллъ принести къ дверямъ соломенные тюки, привезенные наканун изъ Хереса и наполненные восковыми свчами. Приказчикъ принялся раздавать свчи виноградарямъ.
Подъ сверкающимъ блескомъ солнца засвтилось, точно красные и непрозрачные мазки кисти, — пламя восковыхъ свчей. Поденщики встали въ два ряда и, предводительствуемые сеньоромъ Ферминомъ, медленно двинулись впередъ, направляясь внизъ по винограднику.
Даиы, собравшіяся на площадк со всми своими служанками и Маріей де-ла-Лусъ, смотрли на процессію и медленное шествіе мужчинъ въ дв шеренги, съ опущенной внизъ головой и восковыми свчами въ рукахъ, нкоторые въ курткахъ изъ сраго сукна, другіе въ рубахахъ съ повязаннымъ кругомъ шеи краснымъ платкомъ, при чемъ вс несли свои шляпы прислоненныя къ груди.
Сеньоръ Ферминъ, шествуя во глав процессіи, дошелъ уже до спуска средняго холма, когда у входа въ часовню появилась наиболе интересная группа: отецъ Урисабалъ въ ряс, усянной красными и сверкающими золотомъ цвтами и рядомъ съ нимъ Дюпонъ, который держалъ въ рукахъ восковую свчу точно мечъ, и повелительно оглядывался во вс стороны, чтобы церемонія сошла хорошо и ее не омрачила бы ни малйшая оплошность.
Сзади него, врод почетной свиты, шли вс его родственники и служащіе въ контор, съ сокрушеніемъ на лицахъ. Луисъ былъ наиболе серьезенъ съ виду. Онъ смялся надъ всмъ, исключая лишь религіи, a эта церемонія волновала его своимъ необычайнымъ характеромъ. Луисъ былъ хорошимъ ученикомъ отцовъ-іезуитовъ — «натура у него была добрая», какъ говорилъ донъ-Пабло, когда ему сообщали о «шалостяхъ» его двоюроднаго брата.
Отецъ Урисабалъ открылъ книгу, которую несъ, прижимая ее къ груди: — католическій требникъ, и началъ читать молебствіе святымъ, «великую литанію», какъ ее называютъ церковники.