Вкус жизни
Шрифт:
– «Ее пили и будут пить дочери Евы». – Это Галя скорбно продекламировала.
– Это закон? Я угораю! Это закон серости и дремучести семейной жизни, установленный слабыми, эгоистичными мужьями. Поддаваться не надо, – доходчиво выразила свое мнение Мила.
– С таким фасадом и такая дурная голова, – удивилась Аня, разглядывая фото Дмитрия. – Не всяк умен, кто лбом высок.
– Твой выбор, Лиля, был нравственно оправданным, – заметила Лера.
– Спасала его. Но какой ценой! – возмутилась Мила. – Своим поведением ты преподносила детям уроки мужества или, напротив, слабохарактерной терпеливости?
– …А все началось – с его слов – в юности с бутылки пива. Потом и я с
– Я тебя видела в период вашего развода с Дмитрием. Ты не смотрелась затравленным человеком, которого не ставят ни в грош. Гордо голову несла, – въедливо заметила Инна.
– Ты застала меня не в лучший момент моей жизни, но, во-первых: неприятность, осуществившись, перестает раздражать неопределенностью своих гадких возможностей; во-вторых: мне надо было всему свету демонстрировать свое поражение, ложиться в гроб и умирать? А дети? С тремя оставалась.
– Откуда третий ребенок? – удивилась Жанна.
– Его сын от первого брака.
– Так он тоже был «с приданым»?
– Раньше говорили: с прицепом или довеском, – ехидно уточнила Инна.
– Не могла же я оставить его алкашу. Дети – мое единственное счастье. Не о себе думала, за ними в десять глаз смотрела, им старалась внушить, что все у нас теперь будет хорошо. Я даже подработки не брала, чтобы с ними больше времени проводить. Всех денег не заработаешь, а если упустишь ребенка, никакие «бабки» не помогут его выправить.
– Ну, тут тебе равных нет – покривила губы Инна.
– Что ты взъелась, Инна? Чем Лиля навлекла на себя твой гнев? Не поплакалась в твою жилетку? – поморщилась Аня. – Поговорили по душам!
– Чтобы упрямому сделать хорошо, его надо чем-то связать. Въезжаешь? – предположила Инна как ни в чём не бывало.
– Чем, если у человека отсутствуют положительные предпочтения? – снова ожесточилась Лиля. – Нет у меня иллюзий насчет человеческой природы. В Диме зло побеждало добро. Я ради него отреклась от себя. Любила его горестно, трудно. Нежности, жалости, сочувствия он получал сверх головы, а сам слабо чувствовал, мелко понимал. Можно подумать, меня уже ничего не интересовало, кроме работы, кухни и роли его няньки!.. «Крым и Рим» с ним прошла… И опять моя личная жизнь сдулась как майский воздушный шарик.
– Он слинял? – не поверила Инна.
– Я же уже говорила: сочла за лучшее разойтись. Сама указала на дверь. Стукнула кулаком о стол и высказала все, что о нем думала. Слишком глубокую рану нанес, горькую оставил память. Сколько можно балансировать между справедливостью – несправедливостью, правдой – неправдой, любовью – ненавистью? Иногда надо останавливаться, чтобы понять что-то из прожитого, и дальше двигаться правильным путем. Не сразу получилось. Случай помог развязать гордиев узел противоречий и печальное стечение обстоятельств. А так, может, и до конца тянула бы свою лямку.
Иногда жизнь берет верх над своими смыслами. Дима ткнул меня носом в мою же добродетель. Дескать, на, нюхай ее сама. Я ужаснулась, опешила. Жила, оглушенная, впадая то в ярость, то в прострацию, то в депрессию. Так развел! Любовь прощает все, кроме низости. Нельзя мужчин ни превозносить, ни идеализировать, ни слишком жалеть, иначе они могут такое натворить, что не приведи господи... Я даже наши с ним фотографии убрала в самый дальний ящик. Нестерпимо ранили каждой подробностью.
Истерзанная моя душа ссохлась, растрескалась до крови, часто проваливалась
В глазах Лили стояли слезы, но она справилась с ними.
«Если бы Дмитрий не ушел от Лили к той пьянчужке, мы сегодня о нем не услышали бы ни одного плохого слова, несмотря на то, что мучил он ее столько лет», – подумалось вдруг Инне.
– Если бы ты сейчас смеялась над своей жизнью, это было бы совсем странно, – сказала Аня.
– Каким же гадом должен быть следующий муж, чтобы женщина пожалела о предыдущем подонке? – грустно спросила Инна, сопроводив высказывание изрядной долей иронии и желчи, очевидно, осмысливая и свой собственный жизненный опыт. – …Настоящего счастья захотела? Губа не дура. Испугалась беспросветного одиночества надвигающейся старости. Это в тридцать-то с малым хвостиком лет?
Риторические вопросы праздно зависли в воздухе.
– …Жизнь кажется невыносимо трудной до тех пор, пока не увидишь чью-то еще более худшую, особенно если у близких тебе людей. И тогда собственные беды превращаются в ничто, – сказала Аня очень серьезно. – Ты вот все о себе да о своих несчастьях, а как дети отнеслись к твоему разводу с Дмитрием? Однозначно приняли твою сторону? Понимали, что разрываешь его слишком слабые, гнилые узы отцовства? Не казнились, не терзались?
– Наша дочь была категорически «за». В переводе с детского на взрослый язык она сказала: «Он отрекся от меня чуть ли не с самого моего рождения, на алкашей променял; никогда не дорожил семьей, мучил всех, ничего доброго в памяти не оставил. Ты последнее время не его жалела, а годы и силы, которые на него потратила». Я с ней согласилась, потому что ничего так не возмущает мать, как боль, причиненная ее детям. Мой сын и от первого развода страдал, сначала тянулся к отцу, но поняв, что никому кроме матери не нужен, смирился. И с Дмитрием он некоторое время продолжал общаться даже после развода. Нуждался в мужском плече. Но окунувшись в грязь его новой жизни, тоже жалеть перестал. Сказал: «Он не из нашего стойла. Теперь пусть за него отвечают другие».
Не хочу поднимать здесь вопрос о детях, душу он мне рвет. Дочка маленькой была веселой, оптимистичной, а стала молчаливой, задумчиво-грустной, безразличной. Еще до развода чувствовала себя брошенной, нелюбимой, – понизив голос до шепота, добавила Лиля. – Вот ты, Галя, наверное, думаешь, что для нас, детдомовских, существует только черное и белое? Но разве мое терпение не было признанием мною полутонов?
Галя утвердительно кивнула.
«И все-таки в словах Лили больше муки и отчаяния, чем презрения и ненависти. Она на самом деле любила Дмитрия. И до сих пор не все в ней, оказывается, отболело», – решила про себя Лена.
– Отхватила себе муженька. Чмо он непотребное! А ты ему мед, да еще ложками. Не слишком ли жирно ему было? Глаза на лоб от удивления у него не вылезали? Сами мужчин развращаем заботой, а потом плачем.
Инна начинала «расходиться». Женщины это почувствовали и примолкли. Только Аня сказала, пытаясь выглядеть как можно убедительней:
– В подметки тебе не годился Дмитрий. Законченный алкоголик. Он, пожалуй, со всеми оговорками, заслуживает то, что теперь имеет.
Но и она не решилась задавать вопросы, чувствуя, что Лиля сама хочет еще что-то рассказать из своей жизни.