Восхождение на пустующий трон
Шрифт:
— И за ними черный фон, в котором пылают, как огни последней надежды, два глаза.
— В тебе с утра пораньше проснулась тонкая душа, что жаждет выйти наружу? — лекарь ухватил для себя стул и расположился рядом.
— Ты даже словами колешь? — легкой неприязни взгляд упал на безэмоциональное, еще не проснувшееся лицо Нортона. — Ты иглу-то наточил хорошенько? — не стал продолжать капитан донимать человека, что сейчас был властен над его телом.
— Обижаешь. Я единственный кто на этом корабле умеет бить татуировки и если бы еще я делал все кое-как, то вы бы все полегли
— В отличие от нас ты хоть что-то идеально делаешь. — с улыбкой на лице подметил капитан, припоминая все те сеансы, что он прошел.
— Не стоит мне льстить. — старательно двигалась мужская рука по грубой коже. — В искусстве самое главное не спешить.
— Ты называешь искусством очернение кожи?
— Да. Я словно притрагиваюсь к истории[1].
— К кровавой истории. Как думаешь, что нас ждет? — решился брюнет узнать о мыслях своего товарища.
— Пути Господни неисповедимы.
— Предлагаешь лишний раз не гадать?
— Да. А еще предлагаю кое-кому замолчать. — и зыркнул недовольным взглядом Нортон на своего капитана.
— Как пожелаешь.
Эдвард замолчал, а Оливер продолжил наносить первые контуры шпаг. После каждой пары проколов, он обязательно протирал место тряпочкой, убирая лишнюю сажу, а после четырех сотен проколов, доставал маленький точильный камень и натачивал иглу вновь, бережно протирая ее тряпкой, что пропитана спиртом. Через часа полтора упорной работы, Оливер закончил со шпагами. Все получилось даже лучше, чем мог представить себе Джонсон. Рукоятки шпаг начинались чуть выше уровня гороховидной косточки[2] и скрещивались ровно посередине кисти немного ниже центра самой кисти. Вверху между остриями шпаг, пара горящих темным черным пламенем глаз. Оливер протер татуировку и попросил Эдварда уже поменять руку, дабы начать бить новую.
— Вышло превосходно. — Эдвард поднес к своему лицу свою правую руку и около минуты не сводил своего зоркого взгляда с только что набитой татуировки. — Как красиво. Все же ты, Оливер, мастер своего дела.
— Уже сотню раз слышал. — Оливер вновь наточил иглу, взял сажу, нанес ее на кожу и начал набивать контур Кракена, образ которого он брал из одной красивейшей картины, которую он еще в юном возрасте увидал в руках у своего отца. — По уходу, как обычно. Не чеши, не царапай и не мочи в море.
Эдвард не чувствовал боли от тысячи прокалываний иглой Оливера. Прошлое в темнице все-таки очень изменило его тело. Все то, что происходило там, забыть было невозможно, но с этим нужно было жить дальше. Не бывает худо без добра. Из самых опасных передряг, из самых неприятных ситуация юноша умудрялся выйти живым все больше и больше накапливая такой неприятный, но ценнейший опыт. Но все это была лишь затравка для предстоящих событий. Чтобы сталь стала крепче ее многократно раскаляют и охлаждают. Чем выше температура закалки, чем холоднее вода, в которую окунают клинок, тем сильнее и смертоноснее получиться орудие.
Но не только на юношу повлияли эти события. Люди вокруг него преобразились:
Промчались еще полтора часа незаметно для брюнета, и Оливер закончил с Кракеном. Его злая морда с глазами, наполненными яростью, той самой яростью готовой погубить целый флот, а то и два. А щупальца с грозными присосками и острейшими кончиками, пронизывали всю верхнюю часть кисти от пальцев до гороховидной косточки. И все это на темном фоне, напоминающее глубины моря, несколько маленьких пузырей воздуха и беспросветная тьма.
— Вышло просто замечательно. — Эдвард посмотрел на грозную морду Кракена, только что набитого Оливером.
— С тобой и спать перехотелось. — буркнул лекарь, тщательно протер иглу от лишней сажи, вытер темные пятна с покрасневшей руки Эдварда и поднаточил иглу.
— Хорошо. И еще… — сонно еле-еле произнес капитан, зевнув в конце и не закончив фразу.
— Чего? — Оливер уже собрал свои вещи и уже был готов идти к себе в каюту, посвятив себе пару часов, но остановился на ступеньках.
— Флаг-то повесили, наш? Если помнишь его? — Эдвард еще раз зевнул, но уже намного шире.
— Да, в трюме, в самом дальнем углу нашли. Успел даже пылью покрыться. Ты лучше давай иди, отсыпайся. Со вчерашнего дня на ногах, да еще черт знает во сколько встал вчера.
— Ага, ладно, давай… До вечера, наверно. Пусть ко мне никто не заходит.
— Так точно, капитан. — Оливер саркастично отдал честь Эдварду, как это делают солдаты и офицеры своему генералу.
Нортон зевая вышел из капитанской каюты и закрыл за собой двери. А Эдвард расслабленно начал расстегивать пуговицы и снимать с себя кобуры и ножны. Лениво освободил свой верх от темницы одежды, не удосужился молодой человек избавиться и от ремня со штанами. Сложил одежду в сундук, оружие свое оставил на столе и вальнулся на кровать, не убирая из-под себя шелковое одеяло, о котором так долго грезил. Не прошло и двух минут как Эдвард уже тихо-тихо сопел, чуть-чуть приподнимая свою спину. Израненной спиной вверх уснул наш капитан, предаваясь грезам.
От легкого утреннего бриза немного раскрылся иллюминатор, что был прямо над капитанской кроватью, и даже та утренняя прохлада никак не смогла не-то, что пробудить Эдварда, да даже как-то доставить ему дискомфорт. В десять утра на палубе послышались разговоры и глухой стук, чьих-то сапог. Наверняка уже все пришли в себя после раннего подъема, либо сошли с корабля и отправились в форт, либо проверяют вооружение «Пандоры». Парнями в это время управлял Чарльз, внимательно следя за общим настроем, а Дюк им объяснял, как обращаться с пушками, узлами, парусами и со всем остальным, чтобы при первой же вылазке не доставить неприятностей.