Воспоминания мёртвого пилота
Шрифт:
– Где ты их нашёл?
– спросил генерал.
– В баре аэропорта, - ответил полковник.
– Но они совсем не пьяные, - попытался защитить он их.
– Ну да, - ответил генерал с сарказмом.
– Они туда за лимонадом ходили. Ты эти сказки завтра командующему авиации расскажешь.
Он повесил трубку, а командир, с тоской во взгляде, посмотрел на бледные лица "пойманных на горячем" лётчиков, и сказал:
– Что стоите? Идите обратно в бар, допивайте своё пиво, раз вам так невтерпёж было. Теперь во Вьетнам вместо вас сопляк
Наутро грозная комиссия проверяла готовность обоих экипажей. До разговора командира полка с командующим флота никаких изменений в плане выполнения задания сделано не было. Не придавая особого значения моему экипажу, члены комиссии выставили нам по результатам проверок самые высокие оценки. Возможно, баллы были завышены. Просто штабным полковникам было жаль дублёров, проделавших за короткий период времени такой большой объём работы. Зайдя в кабинет командира, и известив его о результатах своей проверки, председатель комиссии, заместитель командующего авиации флота по боевой подготовке, позвонил своему начальнику и доложил о полной готовности обоих экипажей к предстоящему полёту. Командующий авиации приказал дать телефонную трубку командиру полка и, когда тот представился, спросил его:
– Так, где ты вчера нашёл своих "соколов"?
– В пивном баре, товарищ генерал-лейтенант.
– Значит, завтра полетят дублёры. Как я понял из доклада зама, они не хуже основного экипажа подготовились к полёту.
Он положил трубку, а полковник тихо сказал: - Вот это то и странно.
Как только комиссия уехала, я был вызван в кабинет к командиру полка. В присутствии моего командира эскадрильи полковник объявил, что решением командующего государственное задание перелагается на мои плечи. И что, невзирая на мою молодость и горький опыт, он уверен, что я с честью его выполню.
Я вышел из кабинета, ощущая себя римским триумфатором Октавианом Августом, получившим высшую почесть от сената за неоценимый личный вклад в решающей победе над неприятелем. Передо мной стояла не простая залача - не показать распирающую меня радость окружающим. Ведь моя служба в полку не заканчивалась на этой вьетнамской командировке. Через месяц мне предстояло возвращаться назад, в Артём. И хоть я зять контр-адмирала, это всё же меньше, чем двоюродный племянник Юлия Цезаря, которым был император Август. Как мои сослуживцы встретят меня? Предсказать было очень трудно. Наверняка кто-нибудь, взвесив все за и против, мог бы вычислить нас. Хотя, конечно, доказать бы никто ничего не смог.
Как говорил генеральный прокурор сталинских времён Андрей Януарьевич Вышинский: "Признание - царица доказательств", а я ни в чём и никогда не признаюсь.
Глава 29
От штаба полка до стоянки самолётов я добежал бегом. Сущий
– Мы летим, - обрадовал я свой экипаж войдя в тесную кабину.
– Это хорошая новость, вторая по-хуже - у нас очень мало времени на подготовку.
– Так мы готовы, - вяло ответил штурман, нехотя откладывая карты в сторону.
– Мы готовы к перелёту, а не к командировке. А это две большие разницы. Поэтому слушайте боевую задачу. Серёжа, - я повернулся к второму пилоту.
– Как только переоденешься в гражданское дуй в магазин детского питания и купи как можно больше пачек сухого молока "Малыш". Не меньше парашютной сумки.
Мой помошник молча кивнул головой.
– Радист и стрелок, на вас лежит задача найти и купить опреснитель морской воды. Тоже по-максимуму. Вадим, на тебе сгущенка, добудь сколько донесёшь. Гена, я помню у тебя есть знакомый на вещевом складе, купи у него форменных рубашек. Ну и вы все, - я обвёл взглядом моих подчинённых, - поскребите по углам, все форменное, что не износили до дыр, завтра должно быть на борту.
– Командир, что это за странный подбор запасов? Опреснитель морской воды, детское питание, сгущенка и форменные военно-морские рубашки?
– спросил меня радист прапорщик Оноприенко.
– Коля, ты во Вьетнаме был? Не был, - ответил я сам себе за радиста.
– И я не был. А вот опытные транспортники говорят, что два-три килограмма опреснителя мы запросто можем обменять у вьетнамцев на видеомагнитофон или игровую приставку. Две банки сгущенки легко меняются на один пузырь рисовой водки. Одна форменная рубашка равна уже пяти бутылкам. Понимаешь? Нам таможня в Ташкенке спиртное с собой взять не даст, а сгущенку пожалуйста. И к рубашкам таможеники прикопаться не смогут. Сечёшь?
– Значит мы будем специализироваться на электронной аппаратуре и водке, я тебя правильно понял, командир?
– спросил меня Васильев.
– Вадик, - ласково ответил я ему, - мы будем специалироваться на деньгах, а что нам принесёт деньги значения не имеет. Я, лично, предпочел бы жемчуг и женские украшения из золота, но если я увижу, что на аппаратуре мы заработаем больше, то будем заниматься электроникой. Разговор считаю законченым. Разбегайтесь по домам. Жду вас в лётной столовой на завтраке в шесть утра.
Через пять минут под самолётом остались только бортовой техник и я.
– Гена, надо поговорить, - сказал я Рыбникову когда он закрыл входную дверь на замок.
Бортовой техник по прежнему стоял на лестнице перед дверью и возился с пластелином. Ему ни как не удавалось скрепить две веревочки своей печатью. Пластелин расплавился на солнце и расползался в разные стороны под давлением латунной печати.
Плюнь ты на неё, - посоветовал я Геннадию.
Я уже плевал, не помогло, - ответил Рыбников.