Воспоминания мёртвого пилота
Шрифт:
– Не удивляйся, они первые два месяца после прилёта борта с "большой земли" по три фильма в день смотрят, потом эти же картины в обратную сторону прокручивают и смеются, как дети малые, особенно, когда кто-нибудь пьёт что-то. Представляешь реакцию матросов, если они видят, как водка изо рта в стакан выливается? Эта традиция передаётся от старослужащих к молодёжи, и никакие запреты помочь не могут.
После ужина я попросил коменданта подготовить списки улетающих утром матросов.
– Он давно готов, - ответил он - Во сколько вы собираетесь взлететь?
– В десять.
– Мы поставили кровати для вас в штабе,
– Хорошо хоть не в цистерне, - ответил я ему и пожелал бессонной ночи с кассиршей-женой.
– Ох, и ехидный ты, Григорьев, - вместо слов благодарности за отличное пожелание, сказал он мне вслед.
Утром, сразу после завтрака экипаж пошёл на самолёт готовиться к обратному полёту, а я дозвонился до командного пункта авиации флота и запросил разрешение на вылет. В ожидании ответа я стоял у окна и наблюдал, как матросы усаживают на лошадь моего правого лётчика. Самоустранившись от предполётной подготовки, он решил покататься на пасущемся недалеко от матросской казармы животном. Седла, стремян и уздечки на ней не было. Серёжа обхватил шею лошади руками и, стараясь удержать равновесие, сильно сжал её бока своими ногами. Осознав всю опасность этой ситуации, представив, что может случиться, если он упадёт, я вышел на крыльцо штаба и крикнул матросам, хохочущим над лейтенантом Коваленко:
– Прекратите этот цирк. Снимите его оттуда.
Мой строгий голос в сочетании с безграничным уважением матросами всех командиров АН-12-х, прилетающих сюда, заставил их мгновенно отреагировать. Стараясь поймать лошадь они кинулись к ней со всех сторон. Перепуганное животное встало на дыбы. Сергей, выпустив из рук шею, попытался пальцами схватиться за её гриву, но промахнулся и упал на землю. Не успел он подняться после падения, как лошадь нервно потряхивая головой и перебирая ногами, копытом наступила ему на ногу
Сергей, рассказывая об этом случае, говорил, что он слышал хруст собственных костей. Я в тот момент ничего не слышал, но отчётливо видел, что дело из шутки переросло в трагедию. Прибежавший из штаба фельдшер с умным видом заявил нам:
– Перелом большой и малой берцовой кости.
Это было ясно и без него.
Мы перенесли Сергея в казарму, уложили его на бильярдный стол, и вдвоём с фельдшером наложили ему на ногу медицинскую шину. Комендант подошёл столу и протянул мне наш полётный лист.
– Ты оставил документ у меня на столе, когда вышел на крыльцо. "Добро" из штаба на ваш взлёт получено. Но может, ты сообщишь в штаб о чрезвычайном происшествии?
– спросил он.
– Ни в коем случае.
– Почему так категорично, Валерий Сергеевич?
– Потому, что они запретят мне вылетать. Я полечу не ставя их в известность, иначе парень потеряет ногу. Пройдёт не меньше десяти часов, пока в Артёме подготовят другой самолёт и пока долетят сюда, а потом обратно. А ему сейчас каждый час дорог.
– Почему ты уверен, что за ним вышлют самолёт?
– Потому, что без правого лётчика я могу вместо курса на Владивосток взять курс на Хоккайдо и приземлиться вместо Артёма в Саппоро. До японцев мне всего двадцать минут лёту, а до родной базы три часа.
– А что тебе мешает сделать это в обычном полёте?
Матросы несли Коваленко на носилках в самолёт, а мы с майором и его женой шли немного позади и смотрели на старающегося улыбаться лётчика.
–
У самолётной лестницы он пожал мне руку, поцеловал жену и, когда она скрылась в фюзеляже, сказал мне на прощание:
– Ты супругу мою до Артёма довези, а потом можешь лететь хоть в Саппоро, хоть в Сингапур.
– Будет сделано, комендант, не переживай.
При подлёте к своему аэродрому я запросил приготовить ко времени моей посадки машину скорой медицинской помощи. Чтобы не сеять панику среди руководства полка, я соврал, что плохо одному из пассажиров. Такая просьба всегда гарантирует встречу по полной программе. В неё входит обязательное присутствие командира полка на стоянке прилетающего самолёта. В этот раз кроме него меня ждали начальник штаба и представитель "особого" отдела. Не хватало только оркестра.
Когда по трапу самолёта спустили носилки, и моё начальство, подойдя к Сергею, узнало в тяжело травмированном пассажире моего правого лётчика, над моей головой пронёсся ураган. Не приводя всех слов, которые я услышал о себе, могу лишь сказать, что общий смысл сказанного сводился к следующему: "Сейчас коротко рассказывай, что произошло, а завтра к концу рабочего дня приготовь подробный рапорт о происшествии".
Через несколько дней командир полка собрал всех офицеров в должности от командира корабля и старше и зачитал приказ командующего авиации нашего флота:
"Командиру корабля капитану Григорьеву объявить выговор за нарушение безопасности полётов".
Расходясь, офицеры, как всегда зубоскалили:
– Теперь тебе для коллекции выговор от Министра обороны нужен.
– Ну вот, опять дыня прилетела, а мы думали, уж в этот раз Валеру точно наградят.
Сказать прямо, что так должен был поступить любой нормальный человек, никто не решился.
Глава 24
Шесть месяцев я летал только по дальневосточным аэродромам. Вторые пилоты менялись на каждом задании. И так как мой экипаж теперь считался не слетанным, в дальние командировки нас не пускали. Осенью из отпуска по болезни вернулся Сергей, его сломанная нога срослась хорошо, он прошёл медицинскую комиссию и мы вновь встали в строй боеготовых экипажей.
В это время противолодочная авиация флота начала получать с завода-изготовителя новые противолодочные вертолёты. Наш полк был задействован на их сопровождение и перевозку имущества, придаваемого новым винтокрылым машинам.