Возвращение к людям
Шрифт:
— Ты ранен? Дар, родной мой!
— Это ничего… Жить буду. Бывало и хуже. Посмотри, где наша сумка, там есть чем перевязать и водка…
— Сейчас!
— Стой. Погоди… Эти, они могут быть ещё живы…
Ната резко обернулась, тревожно смотря на разбросанные возле нас тела.
Никто не шевелился, хотя, кое-где раздавались стоны. Она вытащила из-за спины лук и приготовила стрелу, готовая отразить нападение. Но нападать на нас никто не собирался. Она подала мне чью-то дубину, и я, прихрамывая и опираясь на нее, обошел место сражения. Четверо: Хан, тот, кому он раскроил череп, охранник в стороне, с перекушенным горлом, и ещё
— Они нелюди… Они нелюди, Дар. Их нельзя щадить! Ты слышишь? Нельзя!
— Успокойся…
Я привлёк её к себе. Девушку била дрожь. Ната, широко и испуганно раскрыв глаза, смотрела мне в лицо, ища ответ…
— Успокойся… Всё нормально. Ты… Ты просто… Короче, всё правильно. И ни о чём не волнуйся. Я не стану любить тебя меньше. Понимаешь? Я люблю тебя!
Послышался тихий стон — ещё раз, дёрнувшись всем телом, затих последний, из оставшихся в живых. Я внутренне обрадовался этому… Ната была права, стократно права, и, чтобы доказать ей, что её поступок в моих глазах не отдалил её от меня, мне ничего бы не оставалось, как добить его самому. Но мне уже не хотелось убивать… Мне вообще не хотелось убивать, и то, что случилось за эти несколько секунд, воспринималось как-то отстранено, словно это было не с нами. В той, прошлой жизни, такого просто не могло быть…
Ната склонилась над Угаром. Тот, очнувшись, повизгивал от боли — ему крепко досталось дубиной главаря! Он положил свою голову ей на колени и только морщился, пока они бережно и осторожно ощупывала его кости.
— Всё цело. Может, ушиблено несколько рёбер, но наружных ран нет.
— Он снова меня спас. И ты тоже!
Ната несколько секунд молчала, потом сказала:
— Я так растерялась… Я думала, что люди, особенно сейчас, уже никогда не будут убивать, мучить других людей. А тут…
— Это не самые лучшие люди, которые нам попались. А может, они и не люди уже… Ты же сама знаешь, происходит много неясного.
— Люди. Они говорили, я всё слышала. Только они нелюди…
Я умолк. Первая встреча с человеком была потрясением для меня и для Наты.
Но она не была кошмаром. Мы нашли друг в друге то, чего не хватало нам обоим — надежду! Вторая подружила нас с Совой. А эта — едва не погубила…
Угар приподнял голову и устремил взгляд в кусты, где валялся первый, приконченный им, подонок. Кто-то пытался встать, цепляясь руками за голые ветви. Ната потянулась к ножу, а я с усилием выпрямился, приподняв палку.
Из кустов, пошатываясь, в кровоподтёках, к нам вышла та пленница, которая оставалась на попечении охранника. Не обращая на нас внимания, она бросилась к неподвижно распростёртой на земле, женщине, и, закричав,
— Мама! Мама! Мамочка!
Ната мягко положила ей на плечо руку. Та дёрнулась. Тогда Ната решительно повернула её лицом к себе и с размаху отвесила ей пощечину. Та захлебнулась в рыданиях, а Ната жестко произнесла:
— Подожди! Слышишь меня? Подожди! Замолчи!
— Мамочка!
Поступок Наты вновь заставил меня удивиться — я не ожидал такого от своей, всегда такой доброй девушки… Но, может быть, в ее прошлом было принято именно так приводить в чувство? Я доковылял до них обеих и, отстранив их от неподвижного тела, привстал на колени. Женщина была мертва. Видимо, пока шла схватка, тот, кто насиловал её, не стал принимать в ней участия и, чтобы женщина не выдала его стонами, задушил ее, а потом незаметно скрылся. Ната поняла меня без слов. Она опять изготовила свой лук к стрельбе и, мягко ступая, начала внимательно обходить ложбину по периметру…
Угар, повизгивая от боли, подполз к нам и пристально стал рассматривать плачущую женщину. Та, склонившись над телом задушенной, ничего не видя и не слыша, что-то шептала, гладя её рукой по растрепанным и окровавленным волосам. Я повернул ее к себе, с усилием удерживая её руки в своих. Ната тихо возникла за моей спиной:
— Никаких следов. Если бы Угар смог…
— Ясно. Ната, помоги мне её увести отсюда. Хотя бы туда, на поляну, где костёр… Иначе она сама не встанет.
— Это её мать.
— Похоже.
Против ожиданий, мы легко оторвали плачущую женщину от тела. Я — опираясь на палку, Угар — ползя и поскуливая, а Ната — удерживая за локоть женщину поднялись на бугор и стали спускаться к месту первого побоища. Положение было тяжёлым. Из нас всех, только Ната осталась невредимой, не считая нескольких случайных ссадин. Я, с каждым шагом, чувствовал ноющую боль в ноге, плечо распухло, и к нему невозможно было прикоснуться. Пёс волочил задние ноги и тоже был не в самом лучшем состоянии. Что касается девушки — дочери убитой, то она ещё не вышла из шока и, перестав причитать, молча сидела возле костра, не принимая участия в нашем, с Натой, разговоре.
— Мы их будем хоронить?
Я ответил не сразу. Долг, веками заложенный в нас перед мёртвыми, требовал того, о чём спрашивала Ната. Но исполнить это реально было невозможно. У нас не было ни сил, ни возможности, чтобы без лопат выкопать, в перевитой множеством плотных корней почве, могилу для более чем десяти трупов.
Шестеро убитых нами бандитов, женщина за холмом и ещё две женщины и пять мужчин на лужайке, возле нас. Но, даже, если бы мы стали это делать, то те, кто неминуемо появятся здесь очень скоро, выроют из земли всех…
— Нет… Мы отойдем, насколько сможем, и переночуем ниже. — я оглядел местность. — На деревьях. На запах крови могут прийти другие враги. Внизу нас прикончат.
— Вы убили их всех…
Девушка — а это была молодая девушка — сглотнула, с трудом произнеся эту фразу, и добавила:
— Других нет… Здесь нет.
Мы перебросились с Натой молниеносным взглядом, и в один голос спросили:
— Где есть? Кто есть?
— Люди… Их тоже несколько, пять или шесть, я не помню.
Ната достала из мешка бутылку с водкой и наполнила ею чашку до краев.